Жар бьет в лицо, комната вся в дыму, но огонь пока бушует у окна, продвигаясь не очень стремительно. Быстро осматриваюсь. Ее нигде нет. Неужели прячется? Или, может, в ванной? Делаю короткую паузу обдумывая. Секунда кажется вечностью, но медлить нельзя. Резким движением дергаю дверь ванной, готовясь к худшему.

Внутри все затянуто густым дымом. Я на секунду задерживаюсь, закрывая рукавом лицо, чтобы хоть немного смягчить удары жаркого воздуха по легким, и решительно вхожу внутрь.

Аленка лежит на полу рядом с ванной, как будто пыталась подняться, но не смогла. Лицо бледное, губы слегка посинели, а глаза закрыты. Подбегаю к ней, паника накатывает, но заставляю себя сосредоточиться. Времени нет.

— Ален! — выкрикиваю, присаживаясь на колени и проверяя пульс на шее. Слава богу, она жива. Пульс слабый, но стабильный. Осторожно подхватываю ее под плечи и колени, поднимая на руки.

Ее тело кажется слишком легким, почти невесомым. Бегу к выходу, прижимая Аленку к груди, стараясь защитить ее от дыма. Огонь уже близко, но я сосредоточен на одном — выйти отсюда как можно быстрее. Дым заставляет легкие гореть, глаза слезятся, но я не останавливаюсь.

Выбегаю из комнаты, чуть не оступаясь на ступеньках, но инстинкт самосохранения работает, удерживая баланс. Через несколько секунд, которые кажутся вечностью, выбегаю на улицу, в прохладу свежего воздуха. С трудом откашливаюсь, а затем осторожно опускаю Аленку на землю. Ее лицо покрыто копотью, но она дышит.

Новый приступ кашля буквально сбивает меня с ног. Легкие горят, голова кружится, но я силой воли заставляю себя вытащить телефон из кармана, хотя руки дрожат так сильно, что с трудом удается нащупать его.

— Эй! Парень! — доносится голос откуда-то из-за забора.

Я оборачиваюсь, пытаясь сфокусироваться. Наш сосед машет рукой.

— Слышишь? Я уже вызвал пожарку и скорую. Скоро приедут. Ты это, прикрыл бы, — кивает в сторону Аленки.

Я инстинктивно оборачиваюсь и только сейчас осознаю: вытащил ее голой, как есть. Спешно стаскиваю с себя куртку, прикрывая ее тело.

— Спасибо! — выдавливаю хриплым голосом, насколько это возможно. Не уверен, что меня услышали, поэтому просто киваю в сторону соседа. Он тут же скрывается за забором, оставив меня наедине с этой странной, леденящей душу тишиной.

Только сейчас меня накрывает осознанием: что было бы, если бы я хоть на минуту опоздал? Цепенею, мои пальцы инстинктивно сжимают руку Аленки сильнее, чем нужно. Внутри все сжимается от страха и бессилия. Она по-прежнему без сознания, и я даже не знаю, чувствует ли она боль.

— Держись, птичка… — шепчу ей, надеясь, что она каким-то образом услышит.

Я же без нее… Не знаю, как буду. Она — лучшее, что со мной случилось. Она моя муза, я намного чаще стал писать стихи и музыку. Мне лететь к ней хочется. Я горю ей, дышу ей. Люблю ее…

— Аленка, только живи, любимая…

Первыми раздаются сирены пожарных. Они слаженно разворачивают рукава, струи воды с грохотом обрушиваются на огонь, сбивая пламя. Огонь постепенно уступает напору, шипя и затихая. В то же время к дому подъезжает скорая. Врачи тут же принимаются за Аленку, быстро надевая ей кислородную маску и проверяя уровень кислорода. Пульсоксиметр показывает, что ситуация не критична. Я успел вовремя.

Они пытаются погрузить ее на каталку, но я резко встаю и не даю.

— Я сам, — поднимаю Алену на руки и осторожно укладываю на кушетку в скорой, меняя куртку на выданный водителем плед.

— Молодой человек, как вы себя чувствуете? — один из врачей обращается ко мне.

— Все в порядке, — пытаюсь отмахнуться, но кашель все же вырывается.

— Давайте-ка, сядьте с нами, — врач пристально смотрит на меня. — Мы вас тоже осмотрим, на всякий случай.

Собираются уже захлопнуть двери, но во двор заезжает машина отца. Не знаю даже, откуда он узнал о произошедшем. Наверное, тот самый вездесущий сосед. Потому что у меня, честно говоря, и мысли не было кому-то звонить. Только сейчас осознал, что позвонить все же надо было.

— Алена? Что с ней? — подбегает Вика и пытается залезть внутрь.

Врач решительно останавливает ее.

— Вы кто? Мама?

— Да! Ну что вы молчите, как она?

— Мама, значит так, с дочерью вашей все хорошо. Насколько вообще может быть хорошо после того, как надышался дыма. Везем в больницу. Вы можете навестить ее там.

— Но как же? Я хочу поехать с ней! Алекс, оставайся с отцом. И вообще, что ты тут делаешь?

Сильный кашель раздается сзади меня, и я бросаю все, не обращая внимание на возмущение Вики. Держу Аленку за руку.

— Алекс? — слабым голосом зовет.

Поворачиваюсь к Вике.

— Я еду с Аленой. Вы можете поехать следом.

Сейчас для меня Алена важнее всего. Все равно, что там Вика потом устроит.

Алена

Когда прихожу в сознание, первым делом слышу голоса рядом. Они спорят, хоть и тихо. Голова трещит, и я бы с радостью не слушала их. Трубки в носу мешают ужасно. Хочу избавиться от них. Рука кажется неимоверно тяжелой, но я всё же поднимаю её и с усилием вытаскиваю пластиковые трубки.

— Эй, нельзя, слышишь? — голос Алекса раздается совсем близко. Он мягко возвращает кислородные трубки на место. — Это тебе нужно. Ещё пару часов.

— Пить, — прошу хрипло, ощущая, как пересохло во рту.

Он тут же подносит воду, и с каждым глотком мне становится легче. Когда, наконец, открываю глаза, вижу Алекса и маму. Она всем своим видом ясно дает понять, насколько против его присутствия.

Серьезно? Он спас мне жизнь, а она все равно гнет свою линию. Даже сейчас, когда я на больничной койке, ей важнее стоять на своем. Все, чего я хочу, — чтобы она, наконец, приняла нас. Чтоб перестала давить, надеясь, что я в очередной раз просто прогнусь. Разве это так много? Всего лишь чуточку понимания, хотя бы сейчас.

— Я тут долго? — спрашиваю, ощущая легкую дезориентацию.

— Нет, пару часов. Тебе дали что-то, чтобы ты могла отдохнуть. Я, честно говоря, не очень поняла, — откликается мама с ноткой беспокойства в голосе.

— А когда поедем домой? — на удивление слабо выходит, но желание оказаться в своей кровати пересиливает.

— Ален, не торопись, — терпеливо объясняет она.

— Врач сказал, что угрозы жизни нет, — вмешивается Алекс, опуская глаза к кровати. — Полежишь с кислородом и физраствором еще час, и нас отпустят. Если что, можем обратиться к ним снова. Будешь отдыхать дома.

Мама бросает на него недовольный взгляд, полный молчаливого осуждения, от которого все внутри сжимается.

К концу процедур я, конечно, не готова провести на ногах целый спектакль, но самочувствие вполне сносное, чтобы не поддаваться на уговоры остаться в больнице на ночь. Это последнее место, где я бы хотела задержаться без веской причины.

Когда мы оказываемся дома, Сергей Васильевич помогает мне добраться до комнаты, которую для меня подготовили. В коридоре уже ни следа копоти, и пахнет чем-то цитрусовым. Неужели они справились всего за пару часов? Клинингу точно нужно поставить пять звёздочек. В самой комнате, конечно, такого "вау-эффекта" не будет — ремонт там явно займет время. Но рвать душу, глядя на обгорелые стены, я точно не собираюсь. Хочется просто отлежаться.

Алекс следом поднимается наверх, направляясь в свою комнату. Но его останавливает мама, и привычный холодный диалог завязывается вновь.

— Алекс, и все-таки, тебя сегодня здесь быть не должно. Зачем ты приехал? — интересуется мама, сдержанно и укоризненно.

— Я обязан отчитываться, зачем приехал к себе домой? Вы мне кто, Вика? — Алекс резко, почти с вызовом, отвечает.

— Александр! Не забывайся! — Сергей Васильевич осаживает его, в голосе — стальная строгость. — В моем доме нужно разговаривать вежливо.

— Да что ты? Вежливость должна быть взаимной! — Алекс с трудом сдерживает раздражение, но в его голосе проскальзывает сарказм.