Алена Соловьева была настоящей неприступной крепостью, Крак-де-Шевалье* в мире сердечных завоеваний. Я три месяца ухаживал за ней, с трудом добиваясь даже такой малости, как поцелуй в щеку.

К этому свиданию я готовился целую неделю, тщательно продумывал каждую деталь, каждую минуту нашей встречи. Но что-то пошло не так. После моего поцелуя она залепила мне пощечину и ушла. Просто ушла, ни сказав ни слова.

С тех пор мы больше не виделись. До сегодняшнего дня.

Я долго терялся в догадках, где и в чем успел накосячить, но так и не смог найти причину. Вся эта ситуация не давала мне покоя, я снова и снова прокручивал в голове тот день, пытаясь понять, что могло пойти не так. Может, что-то сказал не так или сделал что-то, что ей не понравилось? Или, может быть, это было что-то, о чем я даже не догадываюсь? Ответов не было, и это сводило меня с ума.

Все мои негативные эмоции хлынули в спорт и в музыку. Со злостью я успешно справлялся в зале, колошматил грушу как заведенный. С каждым ударом из меня выходили обида и разочарование. Каждая тренировка становилась для меня битвой, где я сражался не только с воображаемым противником, но и с собственными демонами.

В группе Soul of Panther я стучал на барабанах, отдавая им все, что у меня накопилось внутри. Звук барабанов, ритмы, которые я создавал, становились для меня способом выражения того, что я не мог высказать словами. Каждое выступление было для меня как сеанс психотерапии.

Я писал песни. Много песен. Каждая строчка была пропитана моими переживаниями, каждая мелодия отражала состояние моей души. Музыка стала моим убежищем, местом, где я мог быть самим собой, где мог выразить все, что меня терзало. Она помогала мне пережить тяжелые времена и найти новый смысл в жизни.

— Хватит витать в облаках, Саш! Хотя бы поздоровайся. Где твои манеры? — врывается в мои мысли недовольный голос отца.

— Пардоне муа, дамы. Бонсуар, — слегка киваю головой, доставая руки из карманов джинсов. — Комант але ву?**

Алена и ее мать в растерянности и явно не понимают, как реагировать на мой выпад. Французского они не знают. Я наслаждаюсь этой неловкостью, видя, как их лица застывают в замешательстве. Отец, напротив, смотрит на меня с явным раздражением.

— Саша, хватит ломать комедию, — от недовольства у отца еще сильнее прорезается межбровная складка, добавляя ему лет пять к возрасту. — Ты что-то хотел, или просто решил поиграть в языковые игры?

— Отец, я могу поговорить с тобой наедине? — стараюсь говорить спокойно, хотя внутри меня всё кипит. Чувствую, как внутри поднимается волна эмоций, готовая вот-вот вырваться наружу.

— Неужели это не может подождать? — его голос становится еще более раздраженным, и я замечаю, как он начинает нетерпеливо постукивать пальцами по столу.

— Нет, не может, — отвечаю, стараясь держать ровный тон. — Пожалуйста, пройдем в кабинет.

Отец вздыхает, его раздражение почти осязаемо, и, извинившись перед Аленой и ее матерью, кивает мне, направляясь к кабинету. Я иду за ним, чувствуя, как напряжение внутри меня нарастает с каждым шагом.

Мы заходим в кабинет. Отец сразу направляется к мини-бару и достает оттуда бутылку вискаря. Потом берет стакан и молча наливает в него янтарную жидкость. Делает небольшой глоток. Усмехаюсь. Мне, конечно же, не предлагает. Но я уже и не удивляюсь.

По его поведению ясно, что отец прекрасно понимает, о чем пойдет речь. И что разговор будет сложным.

— Почему, пап? — стараюсь, чтобы голос звучал ровно, но он срывается и хрипит. — Мама ведь… Только год прошел…

— Все не так просто, сын, — отец делает глоток виски, и я с удивлением замечаю, что его рука дрожит. — Я тебе не рассказывал, но когда твою маму после аварии доставили в больницу, я успел с ней поговорить.

— Что? — моментально прихожу в ярость. — И ты говоришь мне об этом только сейчас?!

— Успокойся, Саш, — тяжело вздыхает отец. — То, что успела сказать мне твоя мама, касается только нас двоих. Но сегодня я готов озвучить тебе ее последние слова.

* Крак-де-Шевалье — крепость госпитальеров, расположенная в Сирии к востоку от ливанского Триполи на вершине утёса высотой 650 метров, неподалеку от дороги, ведущей из Антиохии к Бейруту и Средиземному морю. Крак-де-Шевалье отражал множество нападений, ни разу не был взят силой. Однако в 1271 году, путем военных хитростей удалось захватить неприступное место.

** Пардоне муа, дамы. Бонсуар. Комант але ву?(фр.) — Извините меня, дамы. Добрый вечер. Как поживаете?

Алена

Когда мама пришла ко мне с “отличной новостью”, меньше всего я ожидала услышать о переезде. И куда? В дом к ее мужчине и, вероятно, будущему мужу.

— Алена, такими шансами не разбрасываются. Сергей — очень приятный человек. Я с ним как за каменной стеной, — убеждала она меня.

— А у меня ты не забыла спросить, хочу ли я переезжать? — от возмущения я даже повышаю голос.

— Я ценю твое мнение, Алена. Но пойми, мне хочется, наконец-то, почувствовать сильное мужское плечо рядом. Я устала тянуть все одна, — мама говорит твердо и уверенно.

— Все — это меня? Если тебе так тяжело, зачем рожала? Я не просила! Теперь тащишь меня в дом к чужому мужику…

— Алена, сбавь тон, — мама поджимает губы.

— Только не говори, что у него еще и детей семеро по лавкам, и я теперь должна нянчиться с младшими братишками и сестренками.

— Нет, ребенок у него один, сын. И он старше тебя, так что это он будет нянчиться с тобой, - пытается пошутить мама.

— Только этого не хватало, — закатываю глаза. — Фамилия-то у этого Сергея есть?

— Данилов.

Вздрагиваю. Данилов… Да мало ли таких в городе. У меня есть ассоциация с одним конкретным представителем этой фамилии. Но это было давно и неправда. Каков шанс столкнуться с ним сейчас? Один на миллион?

Если сын этого Сергея окажется тем самым Даниловым, с которым я училась в одной школе, тогда мне останется сбежать в Тибет и стать монахиней...

Знала бы я тогда, что этот шанс равен ста процентам — ни за что не согласилась бы на переезд. Съела бы свой паспорт, сбежала бы куда-нибудь, спряталась бы у подруг... Не знаю, придумала бы хоть что-то.

С паспортом я погорячилась, конечно. Его я не съем. Это лишние калории, а у меня строгий режим, с тщательным контролем со стороны мамы.

***

С тоской смотрю вслед уходящим из столовой мужчинам.

Отличное начало, Ален. Помимо прошлого, и так не самого радужного, я и в настоящем умудрилась подпортить отношения с Алексом.

Впереди меня ждут веселенькие дни в кругу новой семьи. Замечательно, просто замечательно. В глубине души я уже начинаю считать дни до своего побега в Тибет, где буду медитировать на тему "как я оказалась в этом абсурде".

Подумать только! Данилов - мой сводный брат. Да уж. Как будто жизнь мало подбрасывала мне испытаний, теперь еще и это.

— Алена, постарайся быть повежливее. И с отцом, и с сыном. Не хочу жить дома, как на поле битвы, — вдруг выдает мама.

— С чего это вдруг? Я вообще молчала сейчас. Это Алекс недоволен.

— Думаешь, я не заметила, какими взглядами вы обменялись?

— Обычными, — пожимаю плечами.

Откидываю кудряшки на спину и осматриваюсь. Интересно, надолго они ушли? Наверняка спорят. Конечно, Алекс будет настраивать отца против нас. Только мою маму танком с места не сдвинешь, если уж она чего-то захочет. Иначе я бы не занималась балетом столько лет.

Это тот самый случай, когда капкан захлопнулся. Живым Сергею не выбраться. Его, конечно, немного жаль, но выбирать не приходится.

Прекрасное начало новой жизни, Алена. Вот только я не подписывалась на участие в реалити-шоу "Выжить в новой семье".

— Я кое-что в комнате забыла. Сейчас вернусь, — быстрым шагом выхожу из столовой, пока мама не успела ничего сказать.

Дом у Даниловых достаточно большой. Ума не приложу, зачем им такой, ведь они живут вдвоем. Наверняка половина комнат годами простаивает пустыми… Осматриваюсь по сторонам. Странное ощущение — как будто я попала в какую-то чужую жизнь, в которой мне нет места.