После ухода пары шпионов выдохнул. А что делать? Я — двойной агент, служу «Вышнему» и КГБ, хрен редьки не слаще. В обоих ипостасях ЦРУ — мой враг, а я прикидываюсь другом.

Вечерело. Жара, невыносимая днём, начала отступать. Ближе к воде под действием морского ветра она развеется ещё быстрее. Для снятия стресса спустился к парковке и сел в подержанный «форд», покупку более свежей машины отложил до гонораров на профессиональном ринге, а на «форде» отправился к побережью — пробежаться под пальмами вдоль океана километров десять… Сори, уже не десять километров, а шесть с чем-то миль.

По пути заметил хвост. Зелёный «шевроле» пропал из виду, потом снова нарисовался, как будто меня вели на двух машинах. Как добропорядочный резидент Соединённых Штатов, я чётко выдерживал положенные тридцать пять миль в час, не пытаясь оторваться. Думаю, мне, накатавшему сотни тысяч на таком рожне, как «волга», «нива» и УАЗ, экстремальная езда на нормальном авто дастся легко.

Кстати, надо озаботиться — поменять водительские права. Красные корочки ГАИ СССР здесь вряд ли утолят чаяния дорожной полиции.

Аллея вдоль пляжа была достаточно многолюдна. По ней бегали, катались на велосипеде и просто фланировали пешком сотни калифорнийцев всех возрастов и расовой принадлежности. Приткнув «форд» на парковке, я влился в их поток, как делал ежедневно на протяжении последних двух недель.

При росте в шесть футов не сильно выделяюсь среди аборигенов. Ну, более накачанный, а дракончика на бритом затылке скрыла бейсболка. Пусть хоть сто раз олимпийский чемпион, в Эл-Эй я ничуть не звезда. Вот голливудские киночудища — это да.

Меня догонял худощавый мужчина, глянувший на часы и обронивший:

— Как быстро летит время!

— Не угнаться пешком.

— Через полмили приметный поворот налево у рекламы «Кока-Колы».

Я сбавил темп, переходя на трусцу, дал назвавшему пароль оторваться и уйти вперёд. Его зелёная майка с большой белой цифрой «двадцать» мелькнула между бегущими и пропала.

Многовато для одного дня шпионских игр.

У «Кока Колы» свернул налево, вглубь прохода, засаженного высокими кустами, больше человеческого роста, он вёл к туалетам. Обнаружил человека в зелёной майке в проёме между кустов. Убедился, что явных признаков слежки нет, а веб-камеры в восемьдесят четвёртом на каждом углу не поставишь, нырнул в тот же проём.

— Поздравляю с удачным внедрением. Год или больше не тревожим никакими поручениями, осваивайтесь.

— И за то — спасибо. Что с документами жены на выезд?

— Всё в порядке. К концу августа будут готовы. Только, Валерий Евгеньевич, из Минска докладывают: есть сомнения, что она рвётся ехать. Звоните, разберитесь. Как с нами связаться, не привлекая внимания, вы знаете.

— Да. Всего!

Я выскочил обратно на главную дорогу как можно быстрее, надеясь, что для стороннего наблюдателя вираж налево вписался в стандартное время на посещение отхожего места.

Что творится в Минске? Вика уверяла: беременность проходит нормально. Маша в порядке, ждёт встречи с папочкой. Но вот о конкретике вылета мы давно не говорили.

Ночи и стандартного времени для разговора с домом ждал с особым нетерпением. Проснулся раньше будильника.

Длинные гудки.

Попробовал часом позже, то же самое.

Чувствуя, как внутри всё сжимается, набрал номер квартиры на Пулихова. Подняла трубку Оля, по голосу, слабому и искажённому расстоянием и многочисленными коммутациями, всё равно почувствовалась некоторая растерянность. Она позвала Викторию.

— До родов не прилечу. У меня всё нормально. Но через океан? Вдруг возникнет угроза выкидыша.

Раздался треск. Её голос стал практически неразличим, потом пропал, звонок оборвался. Начал набирать снова и снова — ничего не вышло.

Первое желание: бросить всё, купить билет на рейс Нью-Йорк — Москва.

Посадят? Вряд ли. Я ничего не успел натворить, на пресс-конференциях сетовал только на невозможность биться с профи и свободно путешествовать по миру, Советский Союз «империей зла» не обзывал. ПГУ, конечно, не признается, что невозвращенчество имело место быть по их заданию, благополучно проваленному, если прилечу в Москву.

«Вышний» придушит? Плевать! Но вот если аннулирует мой возврат в прошлое, то сделает несостоявшимся и рождение Маши, и её братика либо сестрички, а это уже никуда и никак.

Лететь нельзя.

Впрочем, через восемь дней уже поднимался на борт «боинга» на рейс в Мэриленд. В Балтиморе после резкого ухудшения самочувствия скончался папа Ким, медицинские прогнозы оказались слишком оптимистичными. А я больше ни разу не навещал его, уехав в Калифорнию!

Стыдно.

Эпилог

Недосказанное по телефону догнало меня в письме. Я уже где-то догадывался, что Виктория не хочет лететь в США не только из-за беременности и предстоящих родов, но и вообще.

Она попросила развод.

В порыве злости я засунул листок в самый дальний ящик стола. Но очень цепкая память сохранила каждую букву.

«Я любила тебя. Быть может, люблю и теперь. Но твоё отношение ко мне невыносимо. Ты всегда принимал решения сам, меня только ставил перед фактом, когда уже не было выбора. Даже согласие выйти за тебя замуж — это просто следствие какого-то вихря, который ты на меня обрушил, ошеломил. Яркий парень, богатый, с налёту сорвавший мою девственность уже на третьем свидании, забросавший подарками и меня, и родственников… Я сказала 'да», но теперь сомневаюсь, это было моё «да» или просто уступила напору, не успев ни о чём задуматься. Конечно, мне было важно вырваться из-под диктата родителей, особенно отца. Но я попала ещё в худшую зависимость. Твоё решение уезжать прямо сейчас, не считаясь с моими чувствами, привязанностями, да самым элементарным желанием, из одного лишь «верь мне, я лучше всё знаю», меня доконало. Это не причина, пойми, это — последняя капля. Я не хочу уезжать из СССР! Не потому что такая комсомолка-ленинец наподобие твоего отца. Здесь мой дом, моя мама. Конечно, меня с детства готовили, что за мужем придётся ехать далеко и, возможно, в сложные условия. Но не в США же, порывая со всем прежним миром!

Я больше не верю тебе. В том числе, что скоро всё изменится. Не вижу причин. По-моему, это выдумки. Люди, живущие в СССР и на Западе, далеки друг от друга как на разных планетах. Да, я вправе перебраться на твою планету один раз, но назад дороги нет.

Какое у Маши будет детство в СССР, я знаю. Оно — хорошее, светлое. Что было бы в США, понятия не имею, а исходить только из твоих обещаний больше не смогу.

Даже с двумя детьми рассчитываю найти достойного молодого человека. Советского, никуда не уезжающего. Маше всего два с половиной, она успеет тебя забыть. А наш сын, я чувствую, что родится мальчик, больше уже не твой ребёнок.

Ты мне достаточно оставил, хватит на многие годы, да и родители помогают — твои и мои. В материальном плане не пропаду, детей подниму, денег не нужно. Меня только волнует судьба дома. Для власти ты — преступник, изменник. Уверена, в ближайшие месяцы дом захотят обратить в доход государства. А детям куда лучше в Ждановичах, чем на Пулихова. Моя просьба, ради детей: пришли апостилированную дарственную. Или доверенность на кого-то из нас, чтоб дом переписать на меня. Вряд ли тебе он понадобится.

И последняя просьба. Закончим с домом, и уйди из нашей жизни навсегда. Будь счастлив, ты умеешь обустраиваться. После оформления развода пришлю тебе копию, можешь вступить в брак в США. Прощай'.

В этот день я забил на тренировку. Тренер будет вопить, промоутер ссать серной кислотой, ну и хрен на них. Поехал к океану и тупо смотрел на волны. Ночью долго не мог уснуть, наконец, позвонил Стасу. У них примерно девять вечера.

— О, америкэн бой! Ждал, что ты позвонишь. Но у великих людей великие дела?

— Вика прислала письмо с просьбой о разводе.

— Ну да. Именно это я бы тебе и сказал. Но твой московский адвокат, помогавший делать Вике документы на выезд, не сообщил, как тебя найти. Мол — адвокатская тайна, клиент не уполномочил.