11

Отец

Я позвонил в отделение из Москвы, просил передать Вике: жди как можно дольше, уже лечу. Но всё равно — опаздывал, хоть обещал таксисту дать премию в двадцать чеков «Внешторга» сверх оговоренного, если долетит до роддома на Володарке мухой.

— А штрафы за скорость?

— Не трусь. Везёшь олимпийского чемпиона и Героя Советского Союза, капитана госбезопасности.

— Ох… — водитель по имени Кирилл, наконец, узнал меня. — Товарищ капитан… Про чеки… Необязательно. Я же не знал.

— У меня жену из роддома выписывают. Несусь из Кабула. В Москве не явился на вручение Золотой Звезды — сразу в аэропорт. А ты мямлишь: штрафы за ско-орость.

— Извините. Скользко только.

— Ты давай аккуратно, но быстро.

Его занесло у самого поворота на Володарку, выровнялся. Успели.

— Жди!

— Конечно! Сколько надо! Пацаны не поверят кого вёз…

У парадного входа толпились мужички с цветами, торжественные до анекдота. Что над ними смеяться, я сам такой.

Увидел группу родни. Прицепом — Гоша, кто бы сомневался. В лейтенантской шинельке, с белым парадным шарфиком. Если ещё и трезвый — держите меня двое.

Зеркала тут не было. Но, думаю, в полевой форме произвольного образца, как у всех советников в Афгане, бушлат без погон, кепи, пятнистые штаны, заправленные в высокие НАТОвские ботинки с берцами, я смотрелся как матёрый волк рядом с паркетным шаркуном.

Прикол, в этом прикиде они меня не узнали, даже Оля, что-то бурно обсуждавшая с мамой.

Вика с драгоценным свёртком в руках обнаружилась в окне второго этажа, она сразу меня заметила, размахивающего руками, заторопилась. Через минут пять вышла, сопровождаемая сестричкой.

— Иди нах, пока зубы на месте.

Я оттолкнул опешившего ракетчика и кинулся бегом, обнял их, потом взял доченьку в руки. Практически не рассмотрел, головка прикрыта, в дырочку видно только немножко красной кожицы… Посветлеет.

— Едем домой. Оля и мама всё приготовили?

— Да… Но только на Пулихова. Папа распорядился.

— Несмотря на то, что я звонил из Ташкента и сказал: лечу. Ладно, у меня такси. По пути купим самое необходимое, чтоб переночевать, завтра остальное. Или ты намерена ехать на Пулихова?

— Ты что! Только домой.

Гоша потерянно топтался, не создавая проблем. Генерал отшатнулся, узнав наконец. Не препятствовал, когда я провёл Вику к такси, усадил и подал ей дочку, позволил сесть Ольге и Алевтине Павловне.

— Четверо с водителем. Для вас места нет. В машине и вообще в нашей жизни.

Тут и Гоша подтянулся, генеральская группа поддержки, правда, весьма немногочисленная.

— Ты… Ты-ы-ы… — взвился старый мудак. Ну как, старый, недавно пятьдесят только миновало.

И лейтенантик мелким подпевалой:

— Ща как тебе врежу!

— Потрудись называть на «вы» Героя Советского Союза, воевавшего, раненого, декоративный оловянный солдатик. Пока я кровь проливал, ты хотел у меня жену и дочь спереть? Вали нахер, ничтожество, и не попадайся на глаза.

На беду или на счастье, это слышали все в салоне, потому что таксист открыл дверь, а теперь вылез с монтировкой в руках.

— Валерий Евгеньевич, помочь?

— Не марай руки о говно. Поехали.

Гоша дёрнулся было, так мелкая шавка бросается на огромного барбоса, изображая смелость, но готовая тотчас скрыться в кустах, и сдал назад.

Я сел на переднее сиденье, и мы тронулись. Ольга торопливо отчиталась, что отдала ключи от Ждаников Стасу, чтоб тот за домом приглядывал и Рекса кормил, когда Лев Игнатьевич стал на дыбы подобно конной статуе у Исаакиевского собора.

— Пелёнки, коляска, детское питание, подгузники, бутылочки…

— Всё на Пулихова.

— Тогда пусть Лев Игнатьевич сам катается в коляске и пьёт из бутылочек. Кирилл! Едем в ГУМ.

Конечно, это не супермаркет в Лас-Вегасе, ассортимент и качество печальные. Потом останавливались у гастронома и у аптеки. Приехали в Ждановичи, когда уже стемнело. Я с трудом выбрался из «волги», придавленный ванночкой, она не вошла в багажник, отпустил таксиста, дав больше обещанного, каждый день бы ему такого клиента.

В доме горел свет. Стас не просто поддерживал его в жилом состоянии, а просто жил там минимум неделю в компании девушки. По её внешнему виду любой бы догадался, чем парочка развлекалась не более получаса назад.

Рекс, лоснящийся и разжиревший, прыгнул на меня, отшвырнув к стенке, облизал, облаял, снова облизал, не проявив ни малейшей деликатности в обращении с хозяином. Спасибо, что не налетел на Вику с ребёнком.

Тёща, явно в расстройстве от случившегося — и от поступков мужа, и от моей резкости, молча и энергично помогала. Готовила первое омовение ребёнка в ванночке, а это целый ритуал для новорождённой. Я же кинулся к телефону, позвонил ма: ты — бабушка!

Через час здоровенный дом уже не выглядел таким просторным, прикатила родня и с Одоевского, и с Войскового. Евгений, сюда впервые попавший, слонялся, непривычный к полному отсутствию внимания по отношению к профессору. Бабушка и дедушка, что ни разу не удивительно, притаранили вагон продуктов. Дед, уже на пенсии, но всё равно вхожий на хладкомбинат, предусмотрительно набрал килограмм двадцать импортного детского питания — и молочного, и овощного, и фруктового, и мясного, девяносто девять процентов советских граждан даже не подозревают, что в СССР ввозится подобное. Ввозится, но не для всех. Взрослых деда тоже не обидел.

И Стас остался, мне нужен был доверенный человек с машиной под попой, с ним, куда же ей деться, и упомянутая девица.

Наконец, девочка заснула, чистая и сытая. Совершеннолетние уселись за длинным сборным столом, использованным до этого всего раз, на второй день свадьбы.

— Как назвали? — спросила бабушка.

— Виктор… если бы родился мальчик, в честь мамы, — признался я. — Альтернативный вариант мы рассматривали, но не пришли к единству. Если в честь бабушек, то Алевтина или Бронислава.

— Евгения! — ввернул Евгений, но не был поддержан.

Почему-то никто не возражал против Марии… Тут уж мне хотелось возразить, сразу вспомнился Мадрид, строгое женское лицо с мертвенно-бледной кожей… И никакой связи с настоящим, с этим миром, с этой жизнью. Та закончилась. Дверь заперта, ключ выброшен.

— Пусть будет Мария. Мэри. Маша. Хорошо! Согласен.

Она проспала самый торжественный момент первой недели существования — обретение имени.

Обсудили практически всё по делу: Вика не берёт академку, если пропустит экзамены и часть семестра — не важно, наверстает, я возвращаюсь к службе в «Динамо», меня зачислят, даже если для освобождения места придётся отправить на пенсию председателя Белсовета, родня помогает нам по очереди, чтоб роженица практически никогда не оставалась одна.

Наконец, дошли до пункта, который никому не хотелось обсуждать, но надо: что делать с генералом Щегловым. Алевтина Павловна колебалась, всё же муж, столько лет вместе… Ольга, тоже поступившая в иняз, попросилась к нам, в Ждановичи, потом ездить вместе с сестрой на занятия.

— Тогда напрашивается простая рокировка. Вика и Оля прописаны на Пулихова, метров там хватает. Подавайте на раздел жилья и размен, при необходимости — принудительный через суд. Барышни, половина квартиры ваша по праву, Ольга через две недели совершеннолетняя. Алевтина Павловна, тёщенька дорогая, остаётесь с мужем или дочками? Если не с ним, надо оформить развод. Или вы продолжите жить с этим… хорошим человеком?

На глазах свежеиспечённой бабушки проступили слёзы.

— Валерик… Я знаю, он поступил подло и пытался принудить к подлости нас с Олей. Но он не всегда был такой! И сейчас уверен, что поступает правильно! Чёртово упрямство не даёт ему трезво мыслить.

И такие командуют ракетными войсками… Счастье, что Советский Союз до сих пор случайно, чисто по произволу таких как Лев Игнатьевич или Гоша, не бабахнул по американским городам ядерными боеголовками. Боюсь, на той стороне встречаются подобные же долботрахи. Надо благодарить или Господа (не его, он точно не вмешивается), или судьбу, что механизмы защиты от дурака пока не дают сбоя и сдерживают подобных энтузиастов. Тот же Щеглов, тридцать лет слушавший идеологическую трескотню про единственный смысл существования США — стереть СССР с лица земли в пламени термоядерных взрывов, запросто нажал бы на красную кнопку, лишь бы выстрелить по «империи зла» первым номером. А сейчас Рони Ригн пришёл к власти, теперь про «империю зла» гундят с того берега океана.