Бросил монетки в щель… Палец будто обрёл собственную волю, не хотел набирать номер амбассады. Но я его заставил.

— Посольство Соединённых Штатов? В ста метрах от главного входа ждут двое советских граждан — олимпийский чемпион по боксу Валерий Матюшевич и его тренер Ким Васильев. Мы по идейным соображениям не желаем возвращаться в СССР и просим политического убежища. Что? Спасибо, сэр.

Нас пропустили практически моментально, морпех на входе только проверил документы, сербский полицейский, отиравшийся снаружи, ничуть не интересовался происходящим.

Помощник консула, худой чернокожий мужчина лет тридцати в идеально белой сорочке с короткими рукавами и при чёрном галстуке, пригласил нас пройти в кабинет, украшенный американским флагом, гербовым орлом и портретом Роналда Ригна, сорокового президента США.

Поблёскивая очками в дорогой оправе, он предложил нам присесть, молодому и старому, оба в спортивных костюмах, неприглядно простецкие в компании рафинированного дипломата.

— Что послужило причиной просить политическое убежище?

— Прошу прощения, сэр, мой коуч плохо владеет английским. С вашего позволения отвечу за двоих. В СССР нам не хватило свободы самовыражения. Я — многократный чемпион страны, чемпион Европы среди юниоров и взрослых, олимпийский чемпион, победитель многочисленных международных турниров, один заканчивается прямо сегодня в Белграде, но мой соперник отказался от боя. Без преувеличения, перед вами — самый сильный боксёр-любитель современности весом свыше девяносто одного килограмма. Моя мечта — встретиться с прославленными супертяжами профессионального ринга, но коммунистическая идеология не позволяет организовать подобные бои. Такая же мечта движет моим тренером. Кроме того, я являюсь капитаном Комитета государственной безопасности СССР. Открытые мне служебные тайны внушили отвращение к этой организации. Я с радостью поделюсь этими секретами с уполномоченным офицером ваших спецслужб и, надеюсь, внесу какой-то вклад в борьбу против мирового зла. Просим грин-карту США, в перспективе рассчитываем на гражданство. От советского отказываемся.

Речь мне писали в ПГУ, подкорректировал её лишь чуть-чуть, убрав пропагандистское клише про «империю зла».

— Очень хорошо… Вы согласитесь на публичные выступления с разоблачением тёмных сторон происходящего у Советов?

— Конечно. Кроме деятельности КГБ, о ней сообщу конфиденциально. На перебежчиков смотрят сквозь пальцы, а вот к разглашающему служебные тайны запросто пришлют киллера. Жаль, что мою пресс-конференцию не покажут по телевидению в СССР.

— Почему — жаль?

— Советские граждане, кто не слушает радиостанцию «Голос Америки», живут в плену иллюзий. Одно ваше появление на советском экране их бы шокировало и без всяких моих разоблачающих спичей. Мои соотечественники убеждены: чернокожих в Америке давно линчевали расисты, немногие выжившие влачат существование на уровне рабов. За исключением Бони Эм.

— Бони Эм — европейцы. Что же… Я не вправе принимать окончательное решение, но с большой уверенностью прогнозирую, что правительство США с пониманием отнесётся к вашей просьбе. Вы материально нуждаетесь?

— Ничуть, сэр. На первое время имеем некоторое количество наличных, а далее рассчитываю на контракт с промоутером. Вы смотрели матч СССР-США восемьдесят первого года? Я победил американского супертяжа нокаутом. Мне несколько визиток сунули — готовы меня провести на профессиональный ринг. Наконец, по пути в США мне удалось освободить захваченный террористами самолёт с сенатором Вэнсом на борту, тот обещал всяческую поддержку. Упс, прошу прощения, сейчас президент от Республиканской партии…

— Я голосовал за демократов, — белозубо улыбнулся дипломат. — Работающий на правительство США вправе поддерживать любую партию.

— В СССР тоже. Служишь в госсекторе — поддерживай любую партию. Тем более, она всего одна — Коммунистическая партия Советского Союза.

Брови афродипломата взлетели вверх, потом он засмеялся — шутка прошла.

Разумеется, эта короткая беседа была далеко не последней. Нас развели и допрашивали поодиночке, Кима — с переводчиком. Меня отдельно пытал ЦРУшник, ему довольно много рассказал про Балашиху, завоёвывая доверие.

К вечеру был готов приговор, напоминающий финал мультика про Чебурашку и крокодила Гену: мы принимаем вас в отряд, хоть вы скворечники не сделали. То есть пропускаем в резиденты самой-самой страны на свете. Вырисовалась и перспектива. Афродипломат отобрал наши паспорта, пообещав обеспечить в них австрийские и американские визы. Обоих временно разместили на территории посольства, пока не требуя никаких обличающих совок интервью, поскольку ещё не покинули социалистическую землю.

Только в Вене я смог позвонить домой.

— Значит, ты всё же решился…

— Решился ещё в Союзе. Оформлю вид на жительство в США, это быстро, и немедленно вышлю вызов. Я напряг одного высокого человека… Словом, документы на выезд тебе оформят без проволочек, не так, как нам делали Югославию. За камином чёрная металлическая коробка. Открой. Хватит и на жизнь в СССР, и на дорогу до США. Потом выберем, в какой части мира нам удобнее жить. Хочешь Лазурный берег Франции? Карибские острова?

— Я хочу, чтоб ты был с семьёй…

— В СССР, пока он не рухнул, это невозможно. Сейчас ты лети ко мне. А дальше будем перемещаться и выбирать где лучше.

— Это ты всегда выбираешь…

— Как Маша?

— Ждёт папу. Спрашивает каждый час. Звони!

Не ободрила. Я пересчитал оставшиеся марки, истратил их на газировку и пошёл к Киму, ожидавшему у такси в аэропорт. В ожидании рейса набрал офис сенатора. Ответил женский и очень знакомый голос.

— Джей! Рад тебя слышать. Это Валерий Матюшевич из Советского Союза. Помнишь весёлый перелёт в Лондон?

— Валери… Мой Бог! Где ты?

— В аэропорту. Жду рейса Вена-Нью-Йорк. Сбежал и запросил в американском посольстве политическое убежище. Сенатор обещал поддержку, пока не растаяла его благодарность. Ну и тебя рад услышать, при случае — увидеть.

— Секунду… Ты — суперчемпион и одновременно политический невозвращенец? Грейт! Одно совместное выступление Венса по Си-Эн-Эн, и ты — в шоколаде. Когда прибывает твой рейс? Сразу пересаживайся в самолёт до Ди-Си. Встречу, размещу близ Вашингтона. Я ведь помню, чем тебе обязана…

— Не стоит благодарности. Со мной, кстати, тренер. Найдётся для него палатка и спальный мешок?

— Палатка в «Хилтоне» устроит? Тебя повезу домой, пусть муж видит героя, вернувшего мать его детей на землю живой и здоровой.

— Взревнует, нет? Лечу!

Полёт с одной промежуточной посадкой прошёл без осложнений и приключений, даже без турбулентности, пересадка тоже, в Вашингтоне Джей, сопровождавшая босса, прорвалась прямо к трапу на лётное поле.

Вышло замечательно, кроме одного — Вика с Машей остались в Минске. И это «но» испортило всю малину.

Госдеп не снял сливки с моего побега, зато Венс оторвался по полной. Светили софиты, стрекотали камеры, изощрялись в остроумии интервьюеры, я отвечал на вопросы, старательно не выпрыгивая за рамки, установленные парнями с чистыми руками и холодным сердцем… или как-то у орлят Дзержинского иначе. О них начал думать как об отрезанном ломте, хоть, на самом деле, мне сохранено капитанское звание, пусть — в тайне, придёт срок, вырасту до майора, и где-то накапливается денежное содержание за годы спецкомандировки, оно, правда, скоро рассыплется в труху как весь СССР и его денежная система.

— У вас осталась в СССР семья? — первый человечный вопрос задал британец из Би-Би-Си.

— Увы — да. Не смог вывезти жену и двухлетнюю дочь. Пользуясь этой сценой, заклинаю власти США быстрее оформить мне пребывание, чтоб мог отправить вызов в СССР. Молюсь, чтоб он попал на стол порядочному офицеру КГБ, и тот не препятствовал отъезду. Виктория! Мария! Я люблю вас! Кричу с другого континента и надеюсь: вы услышите! Приезжайте! Свободный мир ждёт вас!

Дальше посыпалось всяко-разное о боксёрской карьере, отвечал уклончиво: конкретных планов нет, открыт к любым разумным предложениям, надеюсь сразиться с сильнейшими тяжеловесами-профессионалами США и всего мира как сильнейший любитель планеты. Но пока нет ничего важнее, чем обеспечить переезд семьи.