— Кошмар…
— Есть лайт-вариант решения проблемы — переехать в Грузию, под крыло Резо, у него выходы на верх вплоть до Шеварднадзе. Буду бить армян от имени грузин — стану национальным героем. Ещё одну мандариновую плантацию подарят. Грузия, ты же знаешь, практически уже живёт при капитализме, серп и молот у них чисто в качестве фигового листка. И всё равно, переходный период в момент развала СССР там тоже будет непростой. Я понимаю, ты считаешь, что и здесь нам хорошо, тихоокеанская яхта и персональный самолёт — это твой муж с жиру бесится. Но сравнивать надо не с нынешним положением, а с тем, что разразится лет через шесть-восемь, когда наши автомобили будет тупо нечем заправить. Готова срубить сосны и посадить картошку, чтоб не сдохнуть с голода?
— Преувеличиваешь.
— Да, утрирую. Но мой генеральный план таков: уехать на смутное время, потом смотреть — возвращаться или оставаться там. Обеспечить нормальную жизнь Маше, родителям, Оле. Учти, мне в этом году двадцать один. Бросить большой бокс собираюсь через восемь-девять лет, а то и раньше, если заставят травмы. На сегодня я вхожу в десятку, а то и в пятёрку сильнейших супертяжей мира. Но это ненадолго. Решать нужно в течение ближайших месяцев.
— Ты так уверен, что нас выпустят в США?
— Уверенности нет. А вот готовность необходима. Когда буду знать что-то более конкретно, вернёмся к разговору.
— Ну уж нет! Уснёшь после этого. Иди ко мне. Только аккуратно, не порви!
Ох, да… Сдерживаться трудно. Всё же махина убийства под центнер весом, практически без капли жира, это не самый пушистый заяц в мире. И пусть не заливают тренеры, что секс перед ответственными турнирами вреден, отнимает силы. Они ничего не понимают. А главное, не были в постели с моей Викой.
Очень старательно она меня вдохновила перед выездом в Москву. Сама, конечно, не могла сопровождать, Маше всего три с половиной месяца, да ещё молодой маме пришлось досдавать экзамены в иняз, чтоб не терять год. Самое смешное, ма помогла ей с политэкономией социализма! Быть может, всего лишь позвонила знакомым и просила не прессовать невестку.
Хорошее настроение помогло мне удержаться от взрыва во время предматчевой пресс-конференции, где Стивенсон распустил хвост. Он говорил, что этот товарищеский матч входит в его программу подготовки к чемпионату мира в Мюнхене, где он подтвердит титул сильнейшего в любительском супертяжёлом, а его цель — четвёртое олимпийского золото в восемьдесят четвёртом, и он более чем уверен в достижимости цели.
— Во заливает, — ехидным шёпотом заметил Высоцкий. — Мало я ему тогда навалял…
Ким, как обычно перед матчем, бегал по Олимпийскому, искал где сделать ставки. Его нигде не было видно. Наконец, появился с нездоровым блеском узких глаз.
— Я пристроил пятьдесят тысяч на твою победу! Серьёзные люди собрались. Ставки два с половиной к одному за кубинца.
Хорошо, что Высоцкий не слышал… А я уж заготовил ответы на журналистские вопросы, их мне зададут хотя бы для проформы. Собирался сказать, что Игорь Яковлевич уже два раза замолотил Стивенсона, сейчас работает моим вторым секундантом, я ни одного боя в жизни не проиграл, а выиграл больше сотни, абсолютное большинство — нокаутом или техническим нокаутом, шансы одиннадцатого негритёнка расцениваю примерно так же, как и у десяти предшествующих из считалки Агаты Кристи, то есть для него неутешительные, но жабья лапа сдавила горло. Если сказать правду, начнутся ставки в мою пользу. Поэтому лопотал, что безмерно уважаю «кубинского гения бокса», рассчитываю получить у него урок высококлассного бокса, который мне будет полезен, независимо от результата.
В воскресенье, в день турнира, на Олимпийском был аншлаг. Я представляю, что видно с последних рядов: два микроскопических муравья бьются передними лапками, третий муравей-альбинос прыгает рядом, и это почему-то считается очень круто, хоть бой по телевизору виден на порядок лучше, и можно тянуть жигулёвский пивас под рыбку.
Меня разминал Высоцкий, работая с лапами, я добросовестно дубасил, рядом суетился Коган, подбрасывая советы — как опередить трёхкратного олимпийского чемпиона. По скорости не уступаю Стивенсону, если молотить максимально быстро, то на его десять ударов придётся моих одиннадцать. Говорят, у него нокаутирующий — тонна? Если скомандовать себе «пли» и излить четвертуху, запаса, я стукну сильнее. Так отчего такие низкие котировки? Довольный как объевшийся сметаны кот в зальчик заскочил Ким и незаметно для других показал мне семь пальцев. То есть семь к одному.
— Из десяти боёв кубинцы выиграли восемь. А в весе до девяносто одного нашему Ягубкину присудили очень спорную победу.
— Чему удивляешься? Меня списали заранее. Так, по мнению Спорткомитета, продуем хотя бы не всухую, девять-один. Я — чисто мальчик для битья, Теофило в этом уверен. Немножко разочарую его.
Я бодрым шагом двинул по коридору, ведущему к рингу, Васильев и Высоцкий дунули следом.
Накануне мы прошли очень странную накачку в Спорткомитете Союза. С одной стороны сборную прессовали добыть как можно больше побед, с другой — не забывать, что матч товарищеский, играть исключительно чисто, противников не калечить, стараться обойтись без рассечения бровей и прочих заметных травм.
— Балет! — не выдержал Ягубкин.
— Что вы сказали, товарищ?
— К нам кубинский балет приезжает? Станцуем вместе с ними «Лебединое озеро», там точно никому голову не отобью.
Боксёры смеялись, чиновникам было не до смеха, результатом мероприятия стало зря потраченное время. Лучше бы в Третьяковку нас свозили.
— … В красном углу — заслуженный мастер спорта Валерий Матюшевич, сборная СССР. Олимпийский чемпион, чемпион Европы, чемпион Советского Союза, провёл сто один бой, во всех одержал победу, в восьмидесяти одном — досрочно. Рост сто семьдесят девять сантиметров, вес девяносто четыре килограмма.
Звучит убедительно, но только пока диктор не назвал регалий подпрыгивающего в синем углу Стивенсона, трёхкратного олимпийского чемпиона. Мне похлопали, твари, но не слишком, вера в советский бокс пошатнулась, ему же аплодировали как рок-звезде.
Таким он себя и чувствовал, вышел на центр, высоко подняв руки в перчатках. Чёрная гора, рост под два метра, руки длиной как лопасти ветряной мельницы, с удивительно правильными для чернокожего и привлекательными чертами лица, зубами хоть на рекламу пасты, пока не сунул в рот капу. Я — полная противоположность, гораздо мельче, проще экстерьером и светлый. Кто-то наверняка назовёт наш поединок тьмы со светом, совершенно зря, не нужно падать в расизм. Негр — не друг человека, он и есть человек, я не испытываю никакой расовой ненависти, разбивая им физиономии.
А вот в его глазах что-то мелькнуло… Думаю, ни один фотограф не сумел запечатлеть Стивенсона крупным планом, как видел его я, глядя ему в глаза между кругляшами его перчаток. О, там бушевала не спортивная злость, а именно та самая ненависть, зоологическая и незамутнённая. Такой он по натуре или просто заводит себя подобным образом на бой — вопрос не по окладу.
— Бокс!
Он спокойно двинул вперёд, выдавливая меня из центра ринга массой. Кроме ненависти, в выражении физиономии мелькнуло превосходство: я буду делать что захочу, а ты — лишь что тебе позволю.
Больше всего поразила его защита. Правую Стивенсон держал у щеки, левую выставил далеко вперёд, выбрасывая короткие джебы. Часто даже не опускал её, синяя перчатка маячила перед физиономией, словно приглашая поцеловать её, или даже перед моими перчатками. Кубинец будто спрашивал: ну и что ты сможешь, коротыш?
С минуту я ничего не понимал. Пузо практически не защищено, только печень правым локтем. Ясно, что Стивенсон за счёт джебов и далеко выдвинутой левой намерен держать меня на максимальном расстоянии, где моих рук не хватит, чтоб достать в корпус или голову. Но ведь мы, не очень высокие парни, всю спортивную карьеру учим выходить на дистанцию среднего и ближнего боя с такими каланчами! Он — бессмертный? Или засейвленный? Сейчас проверим.
