На бензоколонке под Смоленском отошёл отлить на тёплую летнюю траву, не найдя оборудованного отхожего места, и пока застёгивал пуговицы на форменных брюках, ровно над мокрым заколыхалось облачко.

— В победителях Кубка мира в супертяжёлом весе по-прежнему значится Яковлев. Почему ты не поехал в Монреаль?

Супермозг запутался во временах. Для меня здешнего, на травке у Смоленска, Кубок мира в Канаде ещё в будущем.

— КГБ не пускает, намекают: из-за инцидента с рейсом Ил-62. Возможно, говорят неправду. И в Тампере не разрешили. Статуса невыездного у меня нет.

— Плохо! Следующий турнир…

— Для меня следующий — в Кабуле. Командирован на полгода. Что-то изменить выше моих сил. Проще обождать и вернуться на ринг.

— Ещё хуже. Рассмотри вариант перебежать к моджахедам и просить политического убежища на Западе.

— Уже рассмотрел. Вероятность около тридцати процентов, что моджахеды сначала расстреляют пленного русского шурави, а только потом спросят — не изволишь ли ты попроситься к нам. При таких шансах ставку не сделаю. «Вышний»! Для тебя моих полгода — считанные минуты. Для добычи восьмисот миллионов времени предостаточно. Проект твой, но голова — моя. Давай действовать разумно, хорошо?

— Но это последняя отсрочка. Не сумеешь эмигрировать, накажу.

— Да я сам заинтересован! Но в одиночку систему не переломлю, вынужден ждать подходящего момента.

Он разорвал коннект, не попрощавшись. Уход не по-английски, а по-хамски. Что же, отсутствие культурных манер у заказчика — далеко не главный его порок.

Снова вдавив газ в пол, я вспоминал, что известно об Афганской войне с высоты две тысячи двадцать четвёртого года. К концу восьмидесятых годов советское вторжение в эту страну будет осуждено Верховным Советом СССР. Погибнет сразу или потом от ран около двадцати тысяч советских граждан. Афганцев, для которых эта война будет гражданской, некоторая часть всё же поддержала просоветский режим, погибло не менее миллиона, никто толком не подсчитал. Советы, с одной стороны, пытались на оккупированной территории наладить нормальную цивильную жизнь, строили гражданские объекты, с другой — уничтожали целые кишлаки вместе с жителями, если глинобитные стены этих кишлаков моджахеды использовали в качестве фортификационных сооружений. Как показали попытки насадить цивилизацию западного образца, предпринятые британцами до советской оккупации, а потом объединёнными силами НАТО с американцами во главе, сама задача невыполнима в принципе, если только не извести население под ноль, заселив покорными, но кто туда поедет добровольно? Как итог, Афганистан контролируется движением «Талибан», признанным террористическим и в Российской Федерации, и в других значимых государствах, ноль демократии, ноль соблюдения прав человека и плюс все остальные прелести исламской военно-религиозной диктатуры. Некогда тихая и никому не интересная страна превратилась в одного из главных поставщиков наркоты на планете. И всё благодаря коммунистической Апрельской революции семьдесят девятого года, в очередной раз хочется воскликнуть: браво, товарищи коммунисты! Вы как всегда молодцы.

Еду исполнять «интернациональный долг»? Он у меня один: вернуться домой живым, а также возвратить в Союз целыми подчинённых, если таковые у меня будут. Афганистан обречённо катится в ад, препятствовать или способствовать этому процессу не собираюсь.

Домашние восприняли новость как большую честь. Ещё бы! О потерях «ограниченного» контингента в восемьдесят первом мало кто знал, ехать исполнять «интернациональный долг» считалось честью, тёща уверяла: даже Лев Игнатьевич смягчился, узнав, что навязанный ему зять — не диванный воин, а настоящий, коль согласился сражаться на реальной войне за правое дело, там, «куда Родина послала».

Я бы так далеко послал меня пославших…

Что совсем скверно: Вике в районе Нового года рожать. Я вернусь, если ничего не случится, только к февралю. Кто её встретит из роддома в мороз?

А, знаю. Неуёмный Гоша. Лев Игнатьевич способствовал его назначению в ПВО в Белорусском военном округе, новоиспечённый лейтенант не уехал на дальнюю точку в Заполярье. Уже засветился перед Викой и принёс очередную жертву на алтарь своей любви: примет её и с чужим ребёнком.

Тридцать первого июля она отвезла меня на «волге» к поезду, наслаждалась управлением машиной с восторгом новичка, чему я был не рад. Вдруг колесо спустит, что делать? По мобильнику техпомощь не вызовешь, одна на дороге, беременная и с хорошо заметным животом… Конечно, абсолютное большинство нормальных мужиков скорее всего остановится, прикрутит запаску, но всегда есть отличный от нуля шанс нарваться на местного чикатиллу. В общем, я сам её усадил за руль и сам себя за это упрекал.

Оля, сидевшая сзади, выбралась из салона и убежала якобы по делам, не мешая прощаться.

— Когда отойдут воды, и тебя положат, скажи Оле отбить мне телеграмму. Именно Оле, не маме, не папе. Хорошо?

— Но ты же…

— Вот именно. В роддоме обычно держат четыре-пять дней, если всё хорошо, а у тебя обязательно будет нормально, верю. Порву шкуру на боках, но выпрошу короткий отпуск, там надо найти попутный борт до Ташкента, затем до Москвы, а дальше — понятно. Надеюсь успеть тебя встретить.

— Не надо! Мама с Олей встретят.

— И Гоша.

— Он много раз послан на… Пойдёт знакомой дорогой. По пути выпьет по случаю. Или без случая.

— На него же западала твоя подружка. Наташа, кажется.

— Она не теряет времени зря. Пробовала с Гошей — не вышло. Встречается с каким-то адвокатом. Ей всё равно, лишь бы высокий ростом и приличный с виду.

— А не груда мышц как боксёр-супертяж.

Вика хмыкнула.

— Жалеешь, что к тебе не клеилась? Сделал бы намёк — побежала бы, теряя каблуки. Но поздно, с женатиками не вяжется. Ничего. В Афганистане война, вдов много, утешишься.

— Вот это была очень нехорошая шутка.

— Знаю… — она повесила голову и упёрлась лбом в руль. — Психую, потому и говорю гадости.

— В твоём положении нервничать не стоит.

— Не стоит⁈ Муж едет на войну! «Немецкую волну» слушала — наших уже сотни погибли, дальше — хуже! Если и преувеличивают, то не очень.

Жаль, что она расстраивалась. И одновременно здорово, что разобралась в происходящем, выбросила из головы мусор про «интернациональный долг» и «выпала большая честь». Причём — сама, я уходил от этой темы. Сейчас пришлось выкручиваться.

— Верно. Гибнут те, кто сопровождает колонны. И участвует в операциях по зачистке территорий от душманов. Я же — блатной, тебе хорошо известно. Буду сидеть в Кабуле, учить офицеров царандоя приёмам рукопашного боя.

— Учить ментов мордобою, для этого — олимпийский чемпион⁈ Не говори ерунды. Всё равно, что микроскопом забивать гвозди.

Моя милая была чудо как хороша на эмоциях — в смеси печали и гнева. Глаза горели, ресницы хлопали, щёки порозовели, а выпуклый живот, поднявший ткань джинсового сарафана, ничуть не портил фигуру, когда уверен — это твой ребёнок.

— Дела обстоят немного не так. Мои перемещения курирует лично Андропов. По каким-то причинам ему выгодно, чтоб его протеже имел в личном деле отметку о службе в Афганистане. Если бы я и правду был необходим, командировку выписали бы на два года. В моих условиях шесть месяцев — минимально возможный срок. Хоть мне невыносимо покидать тебя в таком положении, в самое важное для нас время. Но ты выросла в семье военного, знаешь это гадское слово: приказ.

— Папа везде возил маму с собой.

— Тебя — в Кабул⁈ Милая, там дикая жара. Зимой морозы, порой — поболее чем у нас, всё же от полутора километров над уровнем моря. Жесточайшая антисанитария. А рожать там можно, только если женщина готова произвести десять-двенадцать, один-два выживут. Мне проще, я мужик, об меня рельс согнётся. Что тебе привезти из загранки?

— Только не сифилис…

Выдавив последнюю мрачную как бы шутку, Вика, наконец, разрыдалась. Я смотрел на часы: истекали последние минуты… Не хотелось прыгать в «двойку» Минск-Москва на ходу.