Ребята помладше, тоже тяжелоатлеты из легчайшей, игрались тут на матах. Когда мы зашли, трое или четверо ребят, смеясь, кувыркались на них через голову, становились в березки, боролись.

Чирков вдруг смутился, когда увидел детишек, которых видеть совершенно не ожидал. Мы застыли на входе, а дети, казалось, занятые своей игрой, не обратили на нас никакого внимания.

— Ну и че ты хотел мне сказать? — спросил я.

Чирков еще чуть-чуть помялся в нерешительности. Тогда я вздохнул и пошел к лавке, стоящей у окна. Чирков интуитивно последовал за мной и сел рядом.

— Да не стесняйся уж, раз притащил, — сказал я.

Входная дверь скрипнула снова. Мы почти разом глянули, кто же вошел. Это был Кайметов. Он сурово глянул на ребят.

— Чего вы тут творите? — Сказал он громко и строго.

Однако адресовано это было не нам. Мальчишки, что были, в среднем на год-два младше него, все как один застыли на матах. Удивленно вылупились на высокого Кайметова.

— Вы че балуетесь? Тут вам не ясли! — Зло прикрикнул на них Марат. — А ну, пошли отсюда!

— Да мы же ничего такого и не делали… — Несмело сказал один из ребят.

— Пошли, говорю!

Не успел я вмешаться, как все четверо юркнули в коридор, пряча от Кайметова взгляды.

После этого Марат пошел к нам, сел рядом с Чирковым.

— Пришел-таки, — сказал Марат. — А я думал, Димка тебе не уговорит.

— Ты не сказал, что твое дело — это Кайметов, — недовольно сказал я Диме и встал.

— Ну, куда ты, Медведь, — поторопился остановить меня Марат. — Да не бойся ты. Мы с Димой тебя и правда по делу позвали.

Я глянул на Чиркова, но тот как-то виновато отвел взгляд.

— А я и не боюсь, — сказал я. — Просто не доверяю я тебе, Кайметов. Раз уж ты тут, значит, будет какая-нибудь гнусность.

— Гнусность? — Нахмурил свои черные брови Кайметов. — А тебе напомнить, кто в последний раз мне гнусность сделал? Кто мне руку поломал⁈

— Ты сам полез в драку, — покачал я головой, — и тут виноват только ты сам.

Кайметов тут же вскипел. Я видел, как заходили желваки у него на лице. Мне показалось, что он сейчас вскочит, что станет со мной ругаться, как это бывало и раньше. Да только Кайметов удивил. Он лишь помял сжатые в кулаки пальцы, расслабился.

— Да речь сейчас не о том, — выдохнул он успокаиваясь. — У меня к тебе совершенно другое дело. Верне… У нас.

С этими словами он бросил взгляд Диме. Чирков был сам на себя непохожим. Если раньше его можно было назвать выскочкой, то теперь, когда в группу вернулся Кайметов, Дима стал тихим и необщительным. Кажется, Марат как-то подмял его под себя. Возможно, сделал что-то Диме, после того как он помог нам отстоять Гришу. Правда о том, что они подрались, я ничего не слышал. Ну и Дима мне, само собой, ничего не рассказывал.

— И чего ж вы задумали? — Вопросительно кивнул я на Марата.

— Ты, наверное, и сам знаешь, что в нашей весовой категории нам мало кто соперник, — сказал Марат. — Считай, только между собой соревноваться и будем. Ну вот мы и подумали, что если так дела идут, то зачем нам соревноваться? Мы можем все, втроем, попасть в сборную. Только надо, чтобы результаты у нас сошлись. Чтобы шли мы ноздря в ноздрю по весам. Тогда всех троих возьмут.

Я хмыкнул. Дима поднял на меня свой виноватый взгляд. Казалось, его из-под палки гнали участвовать в таком Маратом плане. А план, между тем, был глупым донельзя. Марат и близко себе не представлял, как именно происходит судейство на соревнованиях по тяжелой атлетике. Потому он наивно полагал, что только в одном весе все дело. А между тем, судьи-рефери даже технику в упражнении могут учитывать. Ну а жюри, опираясь на их мнение, уже начисляет баллы спортсмену. Потому план Кайметова заведомо был обречен на провал.

— Не майся дурью, — рассмеялся я. — Лучше готовься выступать. Глупость — эта твоя задумка, и ничего больше.

Кайметов тут же нахмурился. Недовольно поджал свои темноватые губы. Дима удивленно водил взглядом от меня к нему.

— Не хочешь? Боишься? — Пробурчал Кайметов.

— Русским языком тебе говорю: не майся дурью, — потом я обратился к Диме: — Эх ты. Я-то думал, у тебя что-то случилось. А ты всего-навсего под Маратову дудку пляшешь. Ты это прекращай, Дима. Выступай себе спокойно. То, на что наработал, то и получишь.

С этими словами я пошел прочь из разминочной. Услышал, как Марат вскочил за спиной:

— Вот увидишь! Не пройдешь ты в состав, понял⁈ Уж я тебя подвину! Еще как подвину!

На эти его слова я ничего не ответил, а только снова хмыкнул и вышел в коридор.

— На помост вызывается Медведь Владимир Сергеевич! — Объявили в микрофон. — На штанге сорок два килограмма!

Прошла жеребьевка, начался первый этап соревнований. Привычным делом это был рывок.

Большинство ребят из легчайшей топтались в соревновательных весах от тридцати до тридцати — тридцати девяти килограммов. Марат с Димой уже сделали свои первые подходы. Оба они вырвали по сорок килограммов, оставив большинство соперников за плечами.

Признаюсь, я тоже хотел начать с сорока. Да только посмотрев на их результаты, накинул себе два килограмма. Судя по лицу Кайметова, услышавшего, как объявили мой вес, такого он не ожидал. А если и ожидал, то надеялся, что этого не произойдет.

— Я тебя поддерживать не могу, Вова, — сказал мне перед подходом дядя Костя. — Сам понимаешь. Тут я уже не твой тренер. Тут мне нужно нейтральность соблюдать.

— Я знаю, — с улыбкой ответил я, стряхивая с рук лишнюю магнезию. — Ничего. Понимаю, что вы все равно за меня болеете.

— Болею, — кивнул он и тоже улыбнулся.

Я вышел из переполненной разминочной и направился в зал тяжелой атлетики. Народу тут было немало. По большей части среди зрителей были дети иногда с родителями. Заметил я и капитана Александра, чьей фамилии я не знал. Он, одетый в гражданское, сидел в середине зрительских мест и разговаривал с каким-то незнакомым мне мужчиной. Когда я вышел, капитан отвлекся, глянул на меня и приветственно кивнул. Я ответил тем же.

Странно, конечно, но на этих соревнованиях я почти не волновался. Почему-то у меня не было никакого сомнения, что я попаду в сборную. Не было сомнений, что смогу опередить всех своих соперников. Дело облегчалось еще и тем, что в жюри не было у меня в этот раз врагов.

Судьи-рефери, в основном молодые спортсмены-тяжелоатлеты, сидели на школьных стульях с беспристрастными лицами. Жюри, занявшие свои места за партами, о чем-то совещались.

Я взошел на помост. Встряхнул кистями, расслабляя руки. Потом взял штангу в замок, подсел, и резким движением вырвал вес. Штанга пошла гладко, так как и полагается. Хотя не скажу, что было мне легко. Наоборот. Я взял, практически, собственный вес. Но крепкое, привыкшее к регулярным нагрузкам тело, слушалось как надо.

Штанга взметнулась по самой выгодной траектории, и когда я поднырнул под нее, жестко застыла над головой. Напрягая силы в ногах, я спокойно поднялся. Рефери почти сразу вскинули белые флажки.

— Вес взят, — спокойно сказал главный рефери.

Это был высокий и крепкий парень лет двадцати. Я слышал, что его зовут Иваном, и он выступающий атлет, а по совместительству и спортсмен-инструктор в нашем отделении школы мастерства.

Я опустил штангу, придержав ее, чтобы та не сильно отпрыгнула от резины. В зале раздались аплодисменты, и я сошел с помоста.

— Уверенно идешь, — сказал дядя Костя, встретив меня у зрительских трибун. — Не переживаешь, что ли?

— А что мне переживать? — Спросил я. — Нету тут ни Гришковца, ни Рыкова. Все сейчас идет справедливо.

— И правда, — сказал дядя Костя.

Следующее мое выступление было минут через десять. В этом промежутке выступал и Марат.

Ожидать своей очереди в разминочной я не стал. Сел на зрительскую лавку, к остальным ребятам. Там уже уселись Сергей, Матвей и Артемий. Тоже ждали они своих подходов к штанге. Их весовые выступали чуть позже, после нашей.