— Я что-нибудь придумаю, — прошептал он и вышел из квартиры.

— Семьдесят? Да Медведь свистит. Не сядет он столько никогда! — Хмыкнул Егор, наблюдая, как Дима закончил пятьдесят килограммов.

— Сядет, сядет. Вот увидишь. Он уже садился, — сказал Сережа убежденно.

— Да? А че ж я ни разу не видел?

— А вот сегодня и посмотришь!

План сработал. Большинство ребят, хотя и не все, вновь заинтересовались нашим с Димой соревнованием.

По моей просьбе Артемий с Сережей стали громко обсуждать при всех, что я легко побью Диму, присев семьдесят. Конечно, другие тут же вступили с ними в жаркий спор, мол, Медведь на тренировках сроду никогда столько не приседал, а максимум у него на штанге видели шестьдесят, ну шестьдесят пять.

Конечно же, мои друзья стояли на своем:

— Вот увидите! Сделает! Он при мне уже делал! — С ухмылкой отвечал им Сережа.

Вот только я не делал. Ни разу даже не подходил к семедисятке. Даже не пробовал снять ее со стоек, а тут надо было присесть, хотя всего на один раз.

Услышав разговоры про семьдесят, кажется, занервничал и Дима. Вида он, конечно, не подавал, храбрился. На разговоры про мой «максимальный» вес только и отвечал:

«Ну, посмотрим, как медведь столько присядет».

Тем не менее я видел, как время от времени мальчишка стал поглядывать на меня с настороженностью. Он еще сильнее занервничал, когда увидел, что я, относительно спокойно сделал шестьдесят.

— Ну что? Шестьдесят пять? — Спросил он с ухмылкой.

— Ну, давай. Ставим, — ответил я.

Матвей с одной стороны, и Егор с другой, подсунули к желтым пятнашкам и красным пятеркам, висевшим на грифе, еще два темно-синих блина по два с половиной килограмма. На штанге оказалось солидных шестьдесят пять килограммов.

Дима пошептался о чем-то с Егором. И тот кивнул с серьезным лицом. Потом пожал плечами, но уже немного растерянно.

Дима подошел к штанге, взялся за нее, оперся, повременив пару мгновений. Потом все же, решился. Он поднырнул под гриф, пристроил его на плечах. Вставив спину, с трудом взял вес со стоек. Пружинисто отошел на два шага, чтобы не мешали страховочные подставки.

Громко втянув воздух носом, он торопливо опустился в сед, а потом, с трудом, принялся подниматься.

— Давай!

— Давай, давай, давай!

— Поднимай ее, родимую!

Со всех сторон пацаны из забастовщиков принялись его подбадривать.

Дима задрал голову, покраснел. Гримаса сильного напряжения застыла на его лице. Выдохнув, он все же поднялся. Торопливо вернул штангу на место. Отступил от нее, глубоко дыша.

Вокруг раздался победный крик остальных забастовщиков, слившийся в один сплошной звонкий возглас. Пацаны кинулись хлопать Диму по плечам и спине, поздравлять со взятым весом.

— Ну давай… Медведь… — Угрюмо проговорил он, борясь с собственным дыханием.

Теперь я приступил к штанге. Взялся за скользковатый гриф. Не мешкая, поднырнул под него. Когда поудобнее расположил штангу на плечах, снял ее со стоек.

Ее вес немедленно отразился чудовищным напряжением во всей спине и ногах. Я покрепче стиснул гриф.

Друзья принялись подбадривать:

— Давай! Давай, Вова!

— Ну! Пошел-пошел!

— Щас ты ее! Ну?

А я просто отступал от стоек, понимая, что легко не будет. А на семидесяти — станет просто невыносимо.

Я медленно опустился в сед. Ноги заныли, крепко зафиксированные в нижнем положении. Собравшись с силами, я кратко вдохнул воздух, стал подниматься, стиснув зубы. Ноги задрожали под натугой. Спина так и норовила принять горизонтальное положение, а задница — задраться. Казлось, сделай я так, станет легче, ноги лучше отработают свое движение. Однако это был лишь обман. Мой собственный организм хотел обмануть меня, чтобы снять с мышц на ногах лишнее напряжение. Не знал мой организм, что сделай я так, как он от меня требует, то я просто завалюсь вперед с большим весом на плечах. Я поборол себя силой воли.

Коленки задрожали еще сильнее, когда я встал.

— О-о-о-о! — На возрастание крикнул Матвей.

— Сделал! Красавец!

— Молодца!

Эти слова зазвучали вокруг, но мне показалось, будто я слышу их приглушенными, будто мне кричат из-за толстой стены. Вернув штангу на место, я отошел от нее, почувствовав невероятную эйфорию. Это тело благодарило меня за то, что я избавил его от такой серьезной ноши.

— Молодчина! — Хлопнул меня Артемий по плечу. — Сделал шестьдесят пять!

— Впереди семьдесят, — сказал я, глядя на Диму.

Дима же вполголоса болтал о чем-то со своими новыми дружками. Потом оглянулся. Обеспокоенно посмотрев на меня, он потопал в нашу сторону.

— Я думал, ты с ней не встанешь, — деланно добродушно улыбнулся Дима.

— Как видишь, встал.

— М-да… — Он покивал, как-то грустновато хмыкнув. — Ну что? На семьдесят?

— Потянешь? — Ухмыльнулся я.

— А то, — растерянно засмеялся Дима и потер шею. — Только давай перекурим чуть-чуть. Вес большой. Еще больший уже за плечами.

— Ну давай, — беззаботно ответил я.

Решив сделать пятиминутный перерыв, мы разошлись. Дима пошел к забастовщикам. Стал что-то с ними обсуждать. Серьезный тон их разговора невпопад перемежался с детскими смешками кого-то из ребят.

— Он не встанет, — сказал я Сереже.

— Почему ты так думаешь? — Удивился Артемий, стоявший рядом.

— Не встанет, потому что устал. Видно по нему. Кажется, он тоже никогда к такому весу не подходил.

— А зачем же ты согласился на перерыв? — Удивился Матвей. — Надо было идти в отказную! Сейчас бы он и подавно не встал!

— Я хочу его одолеть, а не покалечить, — возразил я.

— Главное, Вова, — сказал Артемий, — чтобы встал ты. Если даже Дима проиграет, а ты не покажешь ребятам результата, о котором мы всем раструбили, это будет финиш.

— Покажу, — решительно ответил я. — Что бы ни случилось, обязательно покажу.

Когда перерыв кончился, Дима первым подошел к снаряду. Оглядев нагруженную семьюдесятью килограммами штангу, он положил руки на гриф.

Хотя мальчишка и старался выглядеть уверенно, мне все равно было видно, как он переживает. Как сомневается себе. В первую очередь я понял это по выражению лица. Хотя оно оставалось решительным, в глазах мальчишки стоял страх. Страх опозориться перед остальными.

Дима выдохнул, подставил штангу на плечи и торопливо поднял вес. Уже сейчас было видно, как ему сложно: на виске запульсировала жилка, губы сжались до белой кожи.

Когда парень только отошел от стоек, я понял, что он уже проиграл. Что он не встанет. А все потому, что Дима поторопился. Он слишком быстро отошел назад, слишком быстро и глубоко опустился.

Дима принялся подниматься. Он сделал усилие, и от натуги его спина тут же сгорбилась. Штанги придавила парня, и Дима, не издав ни звука, стал заваливаться вперед.

Не теряя времени, я бросился к нему. Успел схватить гриф слева, пока он не опрокинул мальчишку. Один из ребят-забастовщиков подоспел справа. Вместе мы приподняли штангу, освободили Диме плечи и водрузили ее на страхованные подставки.

Дима, торопливо выбрался из-под грифа, встал.

— Вот зараза… — Выругался он зло. Потом сердито глянул на меня.

— Целый? — Кивнул я вопросительно.

Парень оглянулся на своих. Ребята затихли, устремив в него свои взгляды. Не ответив, Дима пошел прочь, скрылся между парнями.

— Ну, кажется, теперь моя очередь, — ответил я, провожая его взглядом.

— Дима не сел, и ты не сядешь, — сказал Егор нахмурившись. — А он покрепче тебя будет.

— Посмотрим, кто будет покрепче.

Когда штангу снова закинули на стойки, теперь уже я приступил к ней. Когда снял со стоек, ощутил такое давление, что даже шагать с ней было сложно. Иной раз, всего один килограмм делает новый вес гораздо ощутимее старого. А тут пять… Пять килограммов.

Тяжело передвигая ноги, я отступил от стоек. Уже сейчас икроножные мышцы устали. Их стало жечь огнем.

Нужно только не допустить ошибки Димы. Нельзя торопиться. Сед должен быть глубоким, но контролируемым. Нужно уловить ту точку, из которой я все еще могу встать.