На первый взгляд империя Карла VI казалась сильной. В его долю Испанской империи входили богатые Южные Нидерланды (современная Бельгия) и вся Южная Италия, что обеспечивало Габсбургам господство на полуострове. Тем временем габсбургские армии под блестящим командованием принца Евгения Савойского завоевали всю Венгрию и Трансильванию, а также область с центром в Белграде. Как обычно, увеличение территорий предполагало увеличение нагрузки на армию: границы Габсбургской империи (даже без учета Нидерландов и Южной Италии) растянулись на 4 ооо километров. Но большая их часть имела хорошие естественные преграды – горные хребты. Ядро империи, расположенное среди гор, в стратегическом, экономическом и культурном отношениях объединялось Дунаем и его притоками. С другой стороны, Дунай не был идеален: в отличие от Рейна, он не протекал по экономическому центру Европы. Кроме того, Габсбурги не контролировали его притоки, уходящие в Черное море.
Но главное, что империю окружали потенциальные враги, совокупные ресурсы которых существенно превышали ее собственные. Внешние захватчики могли находить союзников среди недовольных элит отдельных владений Габсбургов. Если венгерское восстание было практически постоянной угрозой, то в момент сильнейшего кризиса 1741–1742 годов даже землевладельцы Богемии и Верхней Австрии присягнули на верность недавно коронованному императору Священной Римской империи – баварскому курфюрсту Карлу Альбрехту – в стремлении сохранить свои земли и задобрить, казалось бы, непобедимого захватчика. Франция в 1700 году уже была гораздо богаче и густонаселеннее Габсбургской империи. Когда в Мадриде установилась власть младшей ветви Бурбонов, австрийцы после 1714 года столкнулись с серьезным риском нападения французов на центральные земли империи в верховьях Дуная и одновременного франко-испанского вторжения с севера Италии при движении вниз по течению По. Хотя в XVIII веке Османы представляли гораздо меньшую угрозу, чем ранее, они сумели разгромить австрийцев в 1737–1739 годах и могли произвести отвлекающий маневр, если бы в военное время объединились со своими традиционными союзниками – французами. Гораздо более серьезной была угроза с севера. Шведская интервенция в ходе Тридцатилетней войны помешала победоносным до той поры армиям Фердинанда II обеспечить господство Габсбургов во всей Германии. После поражения в войне с российским царем Петром I Швеция перестала быть опасным противником для Габсбургов, но всего одно поколение спустя шведская угроза сменилась еще более серьезной прусской10.
Пруссия не должна была быть настолько опасна. В 1740 году у габсбургского императора было 20 миллионов подданных, в то время как у прусского короля – всего 2,25 миллиона. Расположенная на неплодородной песчаной равнине, Пруссия имела мало природных ресурсов и была лишена естественных преград, которые защищали бы страну от нападения извне. Во время Тридцатилетней войны Гогенцоллернам осталось лишь беспомощно наблюдать, как их земли разоряют вражеские иностранные армии. Великий курфюрст Фридрих Вильгельм Бранденбургский (1640–1688) усвоил жестокий урок силовой политики. В ходе своего долгого правления он заложил основы грозного Прусского государства XVIII века. Он создал центральную администрацию, чтобы осуществлять надзор за множеством отдельных провинциальных институтов. Значительно увеличив доходы с провинциальных владений, он использовал их для создания сильной армии. Столкнувшись с французской угрозой и нуждаясь в поддержке Гогенцоллернов, император Леопольд I в 1701 году позволил им получить в статус королей Пруссии. И все же в 1700 году судьба Пруссии как великой державы Северной Германии еще не была предопределена. Саксонское курфюршество, например, было богаче Пруссии и имело столь же многочисленную армию. Его правитель был также королем Польши.
Правление Фридриха Вильгельма I (1713–1740) изменило ситуацию. Фридрих Вильгельм распустил огромный двор отца, жил скупо, сторонился всех культурных проектов и вкладывал все до последней копейки в “жесткую силу”, создавая серьезную армию численностью 80 тысяч человек и формируя огромные запасы в казне. На пике его правления в армии, по оценкам ученых, всегда служило более семи процентов прусского населения, в то время как в армии Карла VI служило около полутора процентов его подданных. Саксонские курфюрсты превратили Дрезден в одну из жемчужин европейской культуры, но к 1740 году их армия уже составляла лишь одну треть от прусской. С помощью прусской армии с лучшей в Европе пехотой Фридрих II (1740–1786) завоевал Силезию в 1740-х годах. Это была богатейшая провинция Габсбургской империи, которая вмещала треть имперской промышленности и приносила в казну столько же дохода. Ее присоединение почти вдвое увеличило прусское население и сделало Пруссию великой державой. Вскоре эффективная прусская администрация стала получать с Силезии вдвое больше доходов, чем Габсбурги, даже не подняв налоги. Современники порой называли Пруссию казарменной страной и европейской Спартой. Не стоит слишком доверять подобным сравнениям. Контроль короля над обществом был вовсе не тотальным. Препятствия ему чинили частная собственность, протестантское сознание, практически автономный мир дворянских имений, а также гражданское общество, которое расширялось в Пруссии в правление Фридриха. Тем не менее Пруссия даже лучше Франции Людовика XIV показывала, что королевство среднего размера может управлять своими ресурсами эффективнее огромной империи, развивать свои земли и облагать их налогами11.
Решающее значение для возвышения Пруссии имел лидерский статус ее королей. Великий курфюрст Фридрих Вильгельм Бранденбургский и короли Фридрих Вильгельм I и Фридрих II были одними из самых компетентных (и самых неприятных) наследственных монархов в истории. Фридрих II был не только первоклассным политическим лидером и высокопоставленным управленцем, но и одним из самых знаменитых военачальников своей эпохи. Кроме того, он был политологом, историком, писателем, композитором и флейтистом немалого таланта. Подобно тому как Людовик XIV стал эталоном барочного правителя, Фридрих II служил примером просвещенного монарха. Императрица династии Габсбургов Мария Терезия (1740–1780) считала его чудовищем, поскольку он открыто заявлял о своем атеизме, цинично следовал идеалам реальной политики и украл ее богатейшую провинцию. К ужасу Марии Терезии, ее сын Иосиф II (1765–1790) видел в нем практически образцового монарха, который был всецело предан своей стране, весьма утилитарно понимал смысл королевской власти, был остроумен до ехидства и победоносен в бою.
Фридрих чурался всех ритуалов и церемоний, едва участвовал в жизни придворного общества и сосредоточился на своей роли исполнительного директора Прусского государства и главнокомандующего его армиями. Иосиф следовал его примеру в этих сферах12.
Войны Фридриха оказали разрушительное влияние на общество. Безжалостная эксплуатация оккупированной Саксонии в ходе Семилетней войны позволила Пруссии финансировать почти треть своей военной кампании. В этом конфликте погибла десятая часть прусского населения. Война в Европе вовсе не была “спортом королей”. Тем не менее ей было не сравниться с войнами китайского периода Сражающихся царств, когда, например, военачальники династии Цинь могли отдать приказ об убийстве всех 400 тысяч солдат сдавшейся армии враждующей с ними великой державы. Это было невообразимо и неприемлемо даже для такого свободомыслящего макиавеллийца, как Фридрих II. В геополитическом отношении между Пруссией и империей Цинь существовало и другое важное различие: “стальное” государство Гогенцоллернов объединило Германию в 1871 году и предприняло две разрушительные попытки завоевать Европу в XX веке; в отличие от империи Цинь, Пруссия не была расположена на краю международной системы государств, а потому не могла черпать ресурсы из огромного тыла. К востоку от нее находилась великая евразийская Российская империя, вмешательство которой стало решающим в противостоянии германскому стремлению к созданию европейской империи.
