Существует несколько версий, объясняющих причины сотрудничества «Брайтенбаха» с органами госбезопасности СССР. Вальтер Шелленберг, в 1930‑е годы руководивший контрразведывательным отделом гестапо, писал о Лемане в своих мемуарах следующее:

«В нашем отделе, ведавшем промышленным шпионажем, служил пожилой, тяжело больной сахарным диабетом инспектор Л., которого все на службе за его добродушие звали дядюшкой Вилли. Он был женат и вел скромную жизнь простого бюргера. Правда, у него была страсть — лошадиные бега. В 1936 году он впервые начал играть на ипподроме, и сразу же его увлекла эта страсть, хотя он проиграл большую часть своего месячного заработка. Знакомые дали потерпевшему неудачу новичку хорошие советы, и дядюшка Вилли утешился возможностью скоро отыграться. Он сделал новые ставки, проиграл и остался без денег.

В отчаянии, не зная, что делать, он хотел тут же покинуть ипподром, но тут с ним заговорили двое мужчин, которые явно видели его неудачу. "Ну и что ж с того, — произнес тот, кто назвал себя Мецгером, — со мной такое раньше тоже случалось, так что нечего вешать голову".

Мецгер проявил понимание к страстишке дядюшки Вилли и предложил ему в виде помощи небольшую сумму денег, с условием, что он будет получать пятьдесят процентов от каждого выигрыша. Дядюшка Вилли согласился, но ему опять не повезло — и он проиграл. Он получил новую субсидию и на этот раз выиграл. Но эти деньги ему теперь были крайне необходимы для семьи. Однако Мецгер предъявил ему счет. Он потребовал вернуть все полученные за игру деньги, и, поскольку дядюшка Вилли не в состоянии был расплатиться, пригрозил заявить об этом вышестоящему начальству. Во время этого разговора Л. был под хмельком и согласился на условия своего сердобольного «друга». За предоставление новой ссуды он обещал передавать ему информацию из центрального управления нашей разведки. Отныне он состоял на службе у русских».

Борис Журавлев, последний оператор Лемана, считал, что «Брайтенбах» работал на советскую разведку по другим соображениям. Писатель Теодор Гладков взял интервью у Журавлева, в котором последний сделал следующее заявление: «Я и сегодня не сомневаюсь, что Леман работал исключительно на идейной основе. Хоть и кадровый полицейский, он был антинацистом. Возможно, даже именно поэтому. Тем более, что, очутившись в гестапо, видел изнутри, насколько преступен гитлеровский режим, какие несчастья он несет немецкому народу.

В самом деле, после временного разрыва с нами связи он сам восстановил ее в 1940 году, прекрасно осознавая, что в случае разоблачения ему грозит не увольнение со службы, не тюрьма, а мучительные пытки в подвалах своего ведомства и неминуемая казнь. Такой судьбой никого ни за какие деньги не соблазнишь. К тому же Леман был человеком в годах, без юношеской экзальтации и романтизма, он все прекрасно понимал и шел на смертельный риск совершенно осознанно».

Александр Колпакиди и Дмитрий Прохоров в своей книге «Все о внешней разведке» выразили такую точку зрения по поводу деятельности Вилли Лемана: «Будучи свидетелем ужасов первой мировой войны, он был сторонником мира с Россией, но во время его первых контактов с советской разведкой Гитлер еще не пришел к власти. Как и всякий немец, он умел считать деньги и понимал, что его жалованья не хватит, чтобы поддерживать доставшиеся жене в наследство гостиницу и ресторан в надлежащем состоянии. Кроме того, после выхода на пенсию он собирался открыть в Берлине частное сыскное бюро. Поэтому с советской разведкой Леман начал сотрудничать исключительно по материальным соображениям. Об этом говорит и тот факт, что с 1934 по 1938 год он получал от своих операторов 580 марок ежемесячно».

Василий Зарубин работал оператором «Брайтенбаха» вплоть до своего отъезда домой. Центр высоко ценил сведения, предоставляемые Вилли Леманом (или агентом А/201, как он значился в оперативной переписке), щедро оплачивая важную информацию и беспокоясь о безопасности этого сотрудника СД. К 1940 году положение немецкого агента улучшилось. Он — гауптштурмфюрер СС, криминал-комиссар, сотрудник отдела IV-E, занимавшегося контрразведкой.

19 июня 1941 года «Брайтенбах» сообщил советским спецслужбам, что в 3 часа 22 июня Гитлер начнет войну с СССР. В декабре 1942 года агента арестовало и впоследствии расстреляло гестапо. Кстати, столь любимый в нашей стране Штирлиц, персонаж, созданный Юлианом Семеновым и воплощенный Вячеславом Тихоновым в телефильме «Семнадцать мгновений весны», имеет реальных прототипов. Именно Вилли Леман и Василий Зарубин послужили ключевыми фигурами для создания образа легендарного штандартенфюрера СС.

Владимир Денисов и Павел Матвеев в материале «Таинственная Эрна» так охарактеризовали сотрудничество источников из высших кругов фашистской германии с советскими спецслужбами: «Даже провал в 1942 году "Красной капеллы" не затронул ценной агентуры, подготовленной Зарубиными в середине 30‑х. Так, чиновник германского МИД, он же агент "Винтерфельд", продолжал успешно действовать и после войны. В известной мере благодаря "содействию" ИНО НКВД перед войной американским властям удалось нейтрализовать активность профашистских группировок и германской агентуры в политических кругах США».

В 1937 году Василий Михайлович Зарубин был награжден орденом Красного знамени за успешную работу в условиях фашистского режима, а Елизавете Юльевне присвоено звание капитана государственной безопасности. К началу Великой Отечественной войны Василий Михайлович стал генерал-майором.

Елизавета Юльевна в 1938 году для поддержания связи с ценной агентурой дважды по советским документам прикрытия выезжала в Таллин, а также нелегально в Париж и Лондон. В июне 1938 года она была отозвана в Москву и переведена в резерв назначения 5‑го Отдела 1‑го УГБ НКВД СССР.

Еще одним «фронтом» чекистской деятельности Зарубиных стали Соединенные Штаты Америки. «Американский» период супругов-разведчиков разделился на несколько этапов.

Впервые Зарубины нелегально посетили США в 1937 году. Но летом 1938 года их срочно отозвали в Москву. Во время репрессий в Советском Союзе почти весь кадровый и агентурный аппарат ИНО был разгромлен.

При Берии в руководстве многих подразделений разведки появились молодые сотрудники, которых набирал Ежов. По словам авторов статьи «Таинственная Эрна», «один из лейтенантов, будущий генерал-лейтенант, в конце 50‑х ненадолго возглавивший нелегальную разведку КГБ, написал на «звезду» нелегальной разведки 13 февраля 1939 года следующую справку: «До 1924 года Зарубина-Горская состояла в румынском подданстве, отец и мать ее <…> проживают в настоящее время в Румынии. В 1928 году, по рекомендации врага народа Запорожца, Зарубина поступила на работу в органы ОГПУ и, начиная с 1928 по 1929 год и с 1930 по 1938 год, все время находилась на закордонной работе по линии ИНО. За границей, во Франции и Румынии, Зарубина имеет много родных и родственников, с которыми поддерживает связь. В целях освежения аппарата отдела считал бы целесообразным откомандировать Зарубину-Горскую в распоряжение отдела кадров НКВД СССР».

Елизавета Юльевна была уволена из органов госбезопасности 1 марта 1939 года. Ей назначили выходное пособие в размере четырех месячных окладов за 16 с половиной лет работы. Но уже 19 апреля 1940 года Елизавету Юльевну восстановили на службе, так как требовалась активизация деятельности разведсетей в Германии и Эстонии. Должность Зарубиной в советских органах госбезопасности значилась следующая: оперуполномоченный 5‑го отдела ГУГБ в резерве назначения ОК НКВД. С 15 сентября 1940 года Елизавета Юльевна стала опреуполномоченным 3‑го отделения 5‑го отдела. Предстояла командировка в Германию. В связи с этим Зарубину зачислили в особый резерв.

10 декабря 1940 года в Берлине Елизавете Юльевне удалось восстановить связь с агентом «Августой», женой крупного немецкого дипломата, находившейся ранее на связи с арестованным к тому времени в Москве нелегалом Ф. К. Парпаровым.