… Дружинники, что вернулись вместе со Сванхильд, не оставили нас, а напротив, взялись вовсю помогать отстроить заново имение. Все жители работали не покладая рук и вот на месте сгоревших изб стали появляться новые, пахнущие сосновыми слезами. Сперва это был один домик, за ним, как гриб после дождя вылез и другой… пока по окончании лета мы не восстановили часть поселения, расселив по домам самые большие семьи, в основном состоявшие из старых родителей и многочисленных детей.
В самую последнюю очередь стали отстраивать господский дом. Сванхильд хотела, чтобы он был не хуже прежнего, мне же было все равно, наверное, потому, что я понимала, так как было прежде уже никогда не будет.
Я часто ходила к морскому берегу и порой часами просиживала у воды, глядя на волны и думая о том, где сейчас моя сестра, что делает и нашла ли то, к чему стремилась. Я не осуждала ее за желание отомстить, но сомневалась, что так легко найти тех, кто учинил погром в нашем поселении, но все же желала ей от всей души исполнить предначертание…
… Несколько раз, предлагая свою помощь, приплывал и Ролло. К моему облегчению, Фриду с собой он не брал. Я ловила себя на мысли, что совсем не скучаю за средней сестрой и радовалась той мысли, что не придется видеть ее и выслушивать жалобные стенания о том, что мы потеряли и что теперь не достанется ее детям. Хотя, судя по отношению Ролло к жене, Фрида долго будет ждать от него продолжения рода, так что Торхельм в чем-то оказался прав.
Мать и я приняли Ролло благосклонно, хотя и с прохладой. Единственным человеком, кто был искренне рад видеть мужа моей сестрицы был его друг — Сьегард. Мужчины часто по вечерам уединялись. Какие они вели беседы, я не знаю, хотя однажды оказалась случайной свидетельницей их разговора, который касался Фриды.
— Я ненавижу ее, — признался другу Ролло зло и обреченно.
Я так и замерла, стоя за спинами мужчин, скрытая тенью от дома. Корзина с бельем в моих руках сжалась, и я с удивлением поняла, что сама сдавила ее пальцами. Нет, конечно, я понимала, что-то, каким способом Фрида женила на себе Ролло не могло не сказаться на их отношениях, но чтобы такая ненависть… Хотя чего я ожидала?
— Иногда, когда вижу ее рядом, сидящую за одним столом с моей семьей появляется острое желание придушить эту змеюку, — Ролло заскрежетал зубами, — А она такая хитрая, заговаривает зубы отцу и ластится к матери. Весь дом взяла на себя…хозяйка!
Я выглянула из-за угла и увидела, как пристально смотрит Сьегард на друга.
— А ты не думал о том, что эта девушка может стать тебе хорошей женой, действительно хорошей. Она конечно, поступила подло, но…
— Нет! — Ролло вскинул голову, — Нет и еще раз нет. Пройдет положенный срок, и я потребую от нее развода. Я ее не тронул даже пальцем, потому что меня тошнит от одной мысли прикоснуться к ней. Верну змею ее мамаше, пусть дальше шипят на пару, — я увидела, как Ролло посмотрел на друга и зачем-то добавил, — Тебе повезло больше.
Мои брови поползли вверх. А Сьегард улыбнулся, как-то горько, но беззлобно.
— Повезло, говоришь? — в какой-то момент мне показалось, что вот сейчас он обернется и посмотрит на меня. Чувство того, что колдун знает о том, что я подслушиваю разговор, вспыхнуло в сознании, но потом я поняла, что это только мои домыслы и страхи.
— У меня с точностью до наоборот, — добавил Сьегард, а я внезапно поняла, что не хочу слушать то, что он сейчас скажет обо мне другу и стала тихо пятится назад, намереваясь обойти мужчин обогнув дом с другой стороны, где был разбит небольшой участок под огород.
Не сейчас. Пока я не готова слушать его мнение о себе и узнавать, что на самом деле он чувствует по отношению ко мне, хотя прекрасно понимала, что интерес колдуна вызван его симпатией. Я нравилась ему.
Перебираясь через низкий плетеный забор, я увидела двух рабынь, половших грядки. Они подняли на меня глаза и замерли в удивлении, глядя как я, задрав юбку, задираю ноги. Но решили благоразумно промолчать по поводу моего странного перемещения и отвернувшись продолжили свою работу, а я поспешила в дом, стараясь не думать об услышанном. А самое главное, что мне совсем не было жаль Фриду. Ролло имел право злиться на нее.
Столкнувшись в дверях с матерью, поспешила проскользнуть мимо нее. Сванхильд проводила меня удивленным взглядом, но задерживать не стала. Вздохнув с облегчением я прошла внутрь дома и занялась раскладкой белья.
Огонь в костре почти прогорел и Лорри подбросила еще полено. Сидя перед огнем, она задумчиво смотрела на пламя, лизавшее подачку и думала о своем. Мысли были не самыми радужными.
Прошло больше двух месяцев с тех пор, как она ушла из имения, оставив за своей спиной сестру и своих людей. Лорри понимала, что возможно поступила не правильно и стоило остаться и помочь Ингегерд с восстановлением поместья, да и дождаться возвращения матери… Но она и сама не понимала, что толкало ее прочь из места, где она родилась и росла, где провела всю свою осознанную жизнь. Лорри чувствовала. Что ей стоит идти, словно кто-то незримый гнал ее прочь, толкая в только ему известном направлении.
Очень часто Лорри вспоминала своего отца. Она видела его не тем стариком, что лежал на своем последнем ложе, охваченном пламенем. Нет. Она видела его сильным, крепким мужчиной, что учил ее стрелять из лука и вложил в маленькую детскую ладошку игрушечный деревянный меч. Мужчину, который посадил ее на лошадь и брал всюду с собой. Человека, который был для нее дороже матери. А теперь он мертв. И пусть вражеский меч не коснулся его тела, но нападение сыграло свою роль, отняв у старого Торхельма его последние недели, а может и месяцы жизни, остановив его сердце.
Лорри с силой сжала зубы. Гнев заполнил ее, и рука девушки сама собой потянулась к ножнам, лежащим рядом. Прикосновение к рукояти меча принесло успокоение и Лорри глубоко вздохнула.
Два месяца скитаний привели ее к самой границе северных земель. Она плыла на корабле, шагала по лесу, ехала с обозами, пробираясь в неизвестность, куда толкало ее сердце и какое-то чутье. Девушка знала, что те, кто напал на имение были чужаками. Это подтвердили и те, кому повезло выжить.
Чужаки… А это означало только одно — искать стоило не на Севере, и она была уверена, что найдет. Положит жизнь и молодость, но найдет и отомстит. Там, у изголовья мертвого отца она поклялась себе, что не найдет покоя, пока не обагрит кровью землю врага. Пока не увидит его на смертном одре.
Пламя взметнулось вверх. Небо над головой путницы загорелось яркими звездами.
Лорри легла на шкуру, спиной к костру и закрыла глаза. Ей приснился Торхельм. Отец в ее сне был молод, с волосами, еще не тронутыми сединой и крепкими руками, вцепившимися в борт ладьи. Лорри стояла на берегу, а Торхельм в море и они смотрели друг на друга. Лицо отца было печально и кажется, он ждал ее. Ждал, когда они вместе смогут отправится в путь… Лорри покачала головой и отступила назад. Ладья качнулась и стала отплывать от берега, разделив отца и дочь.
— Скоро! — прозвучал рядом с лицом девушки голос отца, — Уже скоро! — и она проснулась, несмотря на то, что вокруг еще была ночь. А где-то рядом, едва слышно треснула ветка под чьим-то сапогом.
С тех пор, как Булат вернулся домой прошел уже месяц. Отцовский меч, вопреки просьбе Кудеяра и словам Тронда, он так и не смог подарить морскому владыке, но и пользоваться им не стал.
В оружейной меч покойного отца Булата, а после и северного вождя Торхельма, занял почетное место на стене. Он сверкал новыми дорогими ножнами, огромный, тяжелый на фоне дорогого ковра, захваченного Булатом в одном из его походов. Кудеяр только покачал головой, глядя на меч. Он считал, что другу стоило послушать слова старого колдуна, наверное, потому что и сам чувствовал нечто странное, какую-то темную силу, идущую от меча, пережившего двух своих владельцев. Но Булат видел в клинке только память о своем отце и не пожелал расставаться с ним.
Затем потекли дни покоя, когда молодой вождь, прислушавшись к словам деда Щетины, стал подыскивать себе невесту. Забава по-прежнему оббивала пороги хозяйской спальни. Оказавшись дочкой старосты из соседней деревни, девушка стремилась стать хозяйкой сердца Булата и его земель, но мужчина игнорировал ее, надеясь, что Забаве все это скоро наскучит, и она сама уедет из его дома. Но девушка не сдавалась. Глядя на то, как почти каждую неделю, благодаря сватовству Щетины Булат уезжал на смотрины очередной невесты, или ее привозили в дом молодого вождя, под предлогом выдуманного дела к хозяину дома, Забава злилась. Но каждый раз Булат возвращался ни с чем и вовсе не потому, что не нравился невестам, напротив, многие из них находили светловолосого крепкого мужчину довольно привлекательным, а его имение и деньги делали Булата еще краше в глазах незамужних девиц. Но дело было вовсе не в этом. Сам мужчина не мог понять, но ему за все это время не приглянулась ни одна из выбранных дедом Щетиной девушек, хотя были и красавицы, и умницы, и богатые и бедные.
