Я умру сегодня. Знала это, угадала животным чутьем, инстинктом, но не думала, что умирать будет так больно.

С самого утра все пошло не так, задержка вылета, напившийся в хлам Макар. Ивану пришлось буквально тащить его на себе до джипа, ждавшего нас на аэродроме. Сестра с ненавистью смотрела на мужа и закусывала ненакрашенные губы. Карина дергалась и бросала на меня виноватые взгляды.

Сегодня наш с Иваном юбилей, шесть лет брака. Отметить решили в охотничьем домике в тайге. Я надеялась, что мы будем вдвоем, но Иван настоял, чтобы сестра с мужем поехали с нами. Вместе веселее, но ничего веселого не было.

Между нами царило напряжение, словно вот-вот должно что-то произойти. Я ждала этого, боялась и ждала. Давно подозревала, что Ивана и Карину что-то связывает, даже наняла частного детектива все проверить, но он ничего не нашел, а я продолжала изводить себя сомнениями.

И не зря…

Иван заглушил мотор, лодка остановилась на середине реки.

Закат окрасил небо над тайгой кровью. Пурпурные и багровые полосы растекались по воде, отражавшей небосвод. В густом подлеске вдоль берегов просыпалось ночное зверье.

Карина вздрогнула, словно Иван ее ударил. Не знаю, почему вдруг так показалось, но сердце подсказало: вот оно, тот самый момент, когда все случится. Сейчас они признаются, что трахаются, и Иван потребует развод.

Уверенность стала такой твердой, что руки задрожали, но я все-таки взяла тяжелую камеру, висевшую на шее, и направила объектив на мужа, чтобы сделать снимок. Природа подготовила идеальные декорации для грядущей трагедии, жаль упускать момент.

Я никогда не умела защищать себя, нападать тем более. Всегда рядом был кто-то, кто заботился обо мне. Сначала отец, после его смерти муж. Муж… Папа предупреждал, что Ивану нужны только мои деньги, но я не хотела в это верить, любила его до одури, до самозабвения, а он… нет. Женщины всегда такое чувствуют, сердцем угадывают.

Понимала, что не откажу, стерплю, дам развод. Будет больно, словно сама сердце из груди выну, но отпущу. Пусть только признаются во всем, откровенно расскажут, перестанут изводить неизвестностью.

Когда Иван предложил оставить Макара отсыпаться домике и поплавать в лодке, чтобы сфотографировать закат. Я сразу поняла, что будет дальше.

Нервы звенели, как натянутые струны, я ждала признания, ждала удара. Готовилась умереть.

Мы отплыли от домика намного дальше, чем это было нужно для того, чтобы сделать снимки.

Иван улыбнулся, когда я наставила на него объектив, похлопал по скамеечке рядом с собой, подзывая Карину. Сестра посмотрела на меня украдкой. В ее зеленых кошачьих глазах не было смущения или вины, скорее настороженность и страх. Она пересела от меня к Ивану и быстро отвернулась к берегу.

Я нажала на кнопку. Снимок получился удачным. Они здорово смотрелись вместе. Мой муж и моя сестра. Самые любимые люди на свете.

Отвела камеру от лица и снова повесила на грудь. Ремень давил на шею, как удавка.

Напряжение достигло пика, я сама уже хотела спросить обо всем, но муж потянулся, как сожравший птичку кот и громко произнес:

- Как же, мать твою, хорошо! – повел могучими плечами, расправляя грудь, мышцы натянули футболку.

Эхо гулко разнеслось над водой. Мы были совершенно одни, ближайший поселок в десятках километров, Макар остался в домике. По коже пробежали мурашки. Сейчас идеальный момент, чтобы напасть.

Напасть? Почему я вдруг подумала об этом?

Я попробовала улыбнуться.

Иван не ответил на мою улыбку, он достал пистолет, спрятанный в сумке с напитками, и наставил на меня. Его лицо стало жестким и суровым.

- Прыгай в воду, - приказал муж сухо.

У меня все похолодело в груди. Течение на середине реки было быстрым. Лодка ощутимо покачивалась на волнах. До берега далеко.

Иван же знал, что я не умею плавать. Вернее, я училась втайне от мужа, хотела сделать ему сюрприз, когда поедем на Мальдивы осенью.

По коже пробежали ледяные мурашки. Я ошалело таращилась на черное дуло пистолета. В голове никак не складывалось то, что происходит.

Нет! Все сложилось, но я не хотела в это верить. Не могла!

Иван закатил глаза, на его красивом лице появилось знакомое выражение «Маша снова тупит». В последние месяцы оно появлялось все чаще и чаще, заставляя нервничать, сомневаться в себе.

- Мы трахаемся с Кариной, - произнес он ледяным тоном, - как кролики почти каждый день последние два года, а ты нам мешаешь, поэтому сделай одолжение: сдохни сама, пока я не выстрелил.

Я с отчаянием посмотрела на сестру. Но Карина по-прежнему смотрела на берег, молчала, плотно сжала губы и таращилась в темноту, сгущающуюся под деревьями.

Солнце почти село, лес просыпался. Где-то ухал филин.

Горечь от предательства вытесняла страх, я просто не могла поверить в то, что Иван выстрелит или сбросит меня в воду.

Мы же муж и жена! Мы клялись в верности друг другу!

Дура! Дура набитая!

Не седи, как истукан, сделай же что-нибудь!

Приказывала себе мысленно, но не могла. Отец годами вбивал в нас с Кариной привычку к подчинению, подавлял, повелевал. Даже замуж мы вышли за тех, кого указал папа. Он никогда не любил Ивана, но наш брак сулил выгодную сделку с его отцом.

Только после замужества оказалось, что все - обман. Семья Ивана давно разорилась, и брак должен был вытащить их из нищеты. Отец был в ярости, кричал, что мы немедленно должны развестись. Успокоившись, папа понял, что поспешный развод нанесет удар по его имиджу, а я втайне радовалась, потому что полюбила мужа всем сердцем. Тогда он был добр ко мне, и этого хватило.

- Почему? – прошептала, чувствуя, как немеет сердце, как высыхает, распадается прахом.

Муж жестко усмехнулся, но пистолет держал крепко, дуло смотрело прямо мне в грудь, туда, где умирало сердце.

- Ты толстая и старая, в постели полный ноль, я виагру глотал горстями, чтобы тебя трахнуть, - процедил Иван зло, выплескивая годами копившуюся ненависть, - пока был жив старик, приходилось терпеть, закрывать глаза и иметь тебя через силу, но он сдох и можно послать все на хер. Иди на хер, Маша! – проорал Иван на всю округу.

Его слова жалили, впрыскивали под кожу яд.

Значит, вот как. Брак, который для меня был счастливейшими годами в жизни, для Ивана стал пыткой.

Удивительно, но слез не было. Шок от происходящего был таким сильным, что глаза оставались сухими.

- Мы можем развестись… - голос прозвучал жалобно, умоляюще. Сразу возненавидела себя за просящие нотки.

Никогда не умела противостоять другим, сглаживала конфликты, молча выслушивала упреки, глотала слезы и терпела. Всю жизнь терпела.

- Нет, пышка, - Иван выплюнул прозвище, которым называл меня с первого дня знакомства.

Шесть лет старалась убедить себя в том, что оно милое. Я действительно была толстой. Это Карина – звезда фитнес-бикини с идеальной фигурой, а я закомплексованная дурнушка, лишившаяся девственности в двадцать семь лет первой брачной ночью. Неуклюжая и неповоротливая.

Но это не давало права мужу и сестре убивать меня!

Следующий вопрос, еще более жалкое «почему?» я проглотила вместе со слезами. Ответ был очевиден: деньги, компания, особняк в Подмосковье, стоимостью в миллиард, сеть отелей на юге. Брачный контракт был составлен так, что при разводе Иван не получал ничего. Отец позаботился об этом. Но если я умру, то все достанется ему. Элементарно.

Во мне что-то надломилось, что-то очень важное для жизни, но в то же время злость, пробудившаяся в сердце, дала сил. Впервые я не хотела быть тряпкой.

Они не имели права отнимать мою жизнь! Не имели права отнимать компанию, которая принадлежала мне!

Рыдать и лелеять обиду, убиваться из-за предательства буду потом. Сейчас главное – выжить! Не дать Ивану совершить задуманное.