Высота падения составила метров двенадцать. В падении сконцентрировался, перевернулся в воздухе и легко приземлился на ноги. Спасибо нанограндам, иначе переломал все кости. Не учёл рану, и зашипел от боли, приземлившись на полную ступню. Мгновенно откатился в сторону и замер.

Пламя пронеслось над люком, лишь слегка оцарапав неровные края и обдав горячим дыханием потолок. А следом тишина. Ни шагов, ни выстрелов. Минут десять ждал продолжения банкета, вглядываясь в отверстие над головой, а потом осознал: зайцы сделали своё дело, зайцы могут уходить.

А мне надо выяснить, что это за место.

Первая мысль — штрек. Воздух прохладный и слегка отдающий сыростью. Не затхлый. По бокам застыли неровные стены со следами отбойных молотков. Пол в мелких выбоинах, справа у стены кострище и груда ящиков. Их наверняка приготовили, чтобы развести новый костёр, но то ли не пригодились, то ли разводильщики приказали долго жить, а только свежих следов присутствия человека не наблюдалось.

Без сомнения, это часть тех самых катакомб, о которых говорил Рыжик. Он же сказал, что по ним проложен кабель от Резервной электростанции до Северного поста и предупредил, что сюда лучше не совался, ибо у тварей тут шабаш. А вон и кабель — нечто толстое впритык к стене, обмазанное глиной.

Я присел над кострищем, потёр в пальцах золу. Да уж, древнее только говно мамонтов. Но вряд ли это оставили прокладчики кабеля, скорее, старатели, причём, довольно творческие. На стене углём начерчены имена и названия в готическом стиле, дебильные рожицы. На первом курсе университета я баловался такой хернёй. Рисовал на стенах подъездов всякие граффити, но таланта для подлинной красоты не хватало. А вот Данара создавала настоящие шедевры. На этой почве мы и познакомились. И подружились. И полюбили друг друга. И по всему получается, что Кира своими способностями пошла в маму. В шесть лет они рисует лучше, чем я в тридцать.

Возле ящиков валялось тряпьё, старая обувь, консервные банки, остатки трёх лежанок. Настоящий лагерь. Старатели или дикари — не имеет значения. Как они сюда попадали? Понятно, что через люк. Но каким образом? Приспособлений для спуска-подъёма не видно. Если только опускали сверху верёвочную лестницу, когда приходили, и вытягивали, когда уходили.

Я подошёл к люку. Высоко, не допрыгнуть. Естественно, тут больше десяти метров. Можно составить ящики, допрыгнуть до края и подтянуться.

Нет, тоже не вариант. Ящики поломаны, обычная груда тонких досок с гвоздями. И ничего подходящего в пределах видимости, что помогло бы подняться. Да уж, сам себя загнал в ловушку. Хотя какой у меня был выбор?

Над люком мелькнула тень, и прежний весёлый голос заявил:

— Эй, Дон, приятно тебе сдохнуть! Ха! Знаешь, что это? Могила твоя.

Я сдвинулся в сторонку, чтоб не попасть под выстрел, и крикнул:

— Покажись.

— Нахрена?

— Рожу твою хочу запомнить. Набью, когда в Петлюровке встречу.

— Покажусь, а ты в меня пулю. Вот тебе! — в проёме возникла рука с вытянутым средним пальцем, и тут же исчезла. — Видел? Это тебе на дорожку. Тварям привет!

Сверху на люк упал дощатый щит, теперь если и удастся добраться до края, всё равно не выбраться. Заяц, сука.

Я вернулся к лагерю. Остаётся один путь — к Резервной станции. Идти далеко, от моста до места стычки мы шли часа полтора, это около семи-восьми километров. Дорога под землёй потребует времени больше, путеводителем послужит кабель. Хоть в этом плане без проблем.

Припадая на раненную ногу, я медленно двинулся вдоль кабеля. Через сотню шагов упёрся в баррикаду из камней и досок. Похоже, те же старатели постарались. Здесь у них был контрольный пост. На полу куча отстрелянных гильз, использованная пулемётная лента, пустой цинк. Нехило они тут отстреливались. Но это явно следы не одного боя, гильзы разбросаны неравномерно, часть сгребли и отбросили в сторону. На стене знаки в виде крестиков. Это они убитых тварей так отмечали?

Я перебрался через баррикаду. До этого момента ещё чувствовалась некая защищённость, а теперь перед чернеющей глубиной нескончаемого штрека, поджилки малость затряслись. Что там дальше? Не от комаров же старатели отстреливались.

Прошагав километр, наткнулся на разбросанные кости. Люди или твари — не понятно, черепов нет, а по рёбрам да позвонкам отличить одно от другого может разве что Дряхлый. Некоторые кости разгрызены, однозначно твари потрудились, и судя по следам, подражатель. Подобные места самое то для них. Я насторожился. Интуиция молчала, но на всякий случай всё же проговорил:

— Крал у Кралы украл кораллы, Клара у Клара уклара кларнет.

Скороговорки наиболее подходящая, на мой взгляд, форма общения с подражателями. Они должны их выбешивать, потому что фраза со сложным для произношения сочетанием фонем выбесит самого устойчивого к стрессу флегматика, чего уж говорить о мутантах.

В ответ ни звука. Я выждал минуту и двинулся дальше.

Несколько раз натыкался на боковые ответвления, от некоторых несло затхлостью. Тупиковые. Через час вышел к росстаням. Кто-то то ли в шутку, то ли всерьёз начертил на перепонке: направо пойдёшь, к подражателю попадёшь, налево пойдёшь, на багета набредёшь.

Кабель уводил налево, я пошёл за ним.

Впереди послышался шум воды. Он нарастал постепенно. Капли падали сверху, разбиваясь о камень; капель частая, словно бесконечная морзянка: кап-кап-кап-кап… В голове отразилась логическая цепочка: вода — водопой — тварь…

Меж лопаток побежал холодок предчувствия. Я резко присел, и на уровне головы о стену чиркнула пластина. Язычник! Не поднимаясь, перекатился на спину, выставил автомат пред собой и полоснул очередью по горизонтали. И снова перекатился. Тварь корчилась в двух шагах от меня, соскребая когтями грязь с пола.

Язычники в одиночку не ходят. В сумерках галереи горели ещё несколько пар глаз. Они застыли на месте, корчащееся тело сородича привело тварей в задумчивость. Но длилось это недолго. Две-три секунды. А потом пошло как на заезженной пластинке: пронзительный визг, эхом прокатившийся по всем проходам и веткам, и молниеносный рывок вперёд.

Не поднимаясь, я всадил в стаю остатки магазина. Щелчок! Пусто. Отбросил автомат, выхватил пистолет, с бешеной скоростью начал давить на спуск. Каждый выстрел освещал мечущиеся силуэты. Всё ближе, ближе, рядом со мной. Слева ещё силуэт. Выстрел — оружие встало на затворную задержку. Силуэт обрёл плоть. Матёрый язычник. Пасть приоткрыта, меж зубов торчит пластина, готовая вонзиться в меня. До запасного магазина дотянутся не успеваю. Тварь как будто почувствовала это, завизжала. Пугала или радовалась, наверное, пугала. Но визг вызвал ненависть. Наногранды взыграли, кровь в жилах завибрировала. Я подскочил, увернулся от летящей в лицо пластины. Одним движением выхватил нож и всадил язычнику под подбородок. Приём Старшины. Я видел его лишь раз, и запомнил.

Ненависть отступила. Секунда, две, три… Сколько я не вглядывался в сумерки — никого. Хотя интуиция заставляла волосы на загривке дыбиться. Твари затаились где-то в темноте, за гранью сумерек. А перед собой я видел лишь три искривлённых трупа. Жаль, куба нет, вон сколько нанограндов под ногами валяется.

Вынул магазин, перезарядился, мысленно отметив, что осталось два запасных. Ещё одну-две подобных атаки отразить хватит, но надеюсь язычники на повтор не решаться, не хотелось бы искушать судьбу и подвергать удачу лишнему испытанию.

Подобрал автомат и, прижимаясь к стене, двинулся на звук капели. Волосы на загривке так и не опустились, твари по-прежнему торчали неподалёку. Надеюсь, они соблазняться телами своих погибших сородичей и отстанут.

Капель стала явственней. Впереди проступили контуры чего-то громоздкого. Какой-то механизм. Очень похоже на большую электроплатформу на гусеничном ходу размером с хорошую фуру. Кузов пустой. В кабине два рычага как у трактора и педаль. На панели несколько переключателей. Всё покрыто пылью, возле гусеницы россыпь гильз, использованные бинты, обрывки одежды.