Однако по мере того как самодержец набирался жизненного опыта, у него стали открываться глаза на те реалии, каким ранее не придавал значения. Разрыв с «собиным другом» не заставил себя долго ждать, однако процесс отречения Никона от патриаршего сана и лишения его права главенства в Русской православной церкви оказался достаточно долгим — в том числе из-за колебаний богомольного царя, не уверенного в правильности своих поступков. Когда Алексей Михайлович решился прервать затянувшееся противостояние, князь Одоевский вновь оказался востребован. Возможность преодолеть тупик виделась лишь на основе официального отрешения Никона от патриаршего сана. Решение об этом было принято на церковном соборе 1666 года. Князю Одоевскому предстояло не только обеспечивать подготовку и контролировать ход его проведения, но и быть представителем и обвинителем от имени государя. Алексею Михайловичу едва хватило сил лишь на первый день заседаний, в ходе которого он время от времени впадал в истерику, проливал слезы. Собор завершился обвинительным вердиктом, лишением Никона патриаршей кафедры и его ссылкой. Во время церемонии лишения Никона сана Одоевский был единственным светским лицом, кто при этом присутствовал.

Забегая вперед следует отметить: церковный собор 1666 года противоречий между церковной и светской властью так до конца и не разрешил. Влиятельная группа церковников и далее придерживалась никонианских взглядов на отношения церковной и светской властей. Вопрос о месте церкви в системе ценностей, ее роли в жизни общества радикальным образом решил наследник Алексея Михайловича Петр Алексеевич. Указом царя патриаршество на Руси было упразднено. При этом Петр не преминул поставить иерархам церкви в упрек то, сколько крови попортил их предшественник Никон его отцу. Управление делами церкви было передано в ведение Святейшего синода — светского органа, управляемого назначаемым царем обер-прокурором.

Одоевский прожил долгую жизнь. Ему, в отличие от других сподвижников Алексея Михайловича, посчастливилось избежать трагической участи, настигшей русскую элиту в 1682 году, во время Стрелецкого бунта. Он оставался востребован и при потомках Алексея Михайловича. Служение Одоевского было награждено более чем достойно: князь стяжал огромное богатство, став едва ли не первым собственником среди ближних бояр Московии.

Другой деятель того же поколения, князь Юрий Алексеевич Долгоруков (1610–1682), разве что происхождением, древностью рода мог уступать Одоевскому, однако и здесь имелись расхождения в трактовке уходящих в глубь времен сведений. Это была личность энергичная, деятельная, а главное, глубоко преданная престолу. К нему Алексей Михайлович испытывал особое доверие и симпатии, видя в нем человека, на которого во всем можно было положиться. О том, насколько дорожил Алексей Михайлович своим отношением к Долгорукову, сохранилось немало свидетельств. По поводу конфликта с Одоевским Алексей Михайлович писал Долгорукову: «Напрасно ты послушал хитрых людей, сам видишь что разве у тебя иного друзей стало, а прежде мало было кроме Бога и нас грешных… любя тебе пишу, а не кручинясь, а сверх того сын твой скажет, какая немилость моя к тебе и к нему»[35].

Служение Долгорукова, его восхождение к властным вершинам при Алексее Михайловиче имело схожие черты с тем, как это складывалось у других бояр, кому довелось находиться у истоков нового царствования. Ему было доверено приводить к присяге на верность восходящему самодержцу княжеский двор, боярство, население Москвы и окраинных воеводств. Когда встал вопрос о коренной реформе национального законодательства, в ходе подготовки Соборного уложения Долгоруков руководил Ответной палатой, куда стекались предложения с мест. В ней заседали выборные от дворянства, помещиков, торговых кругов. Приказу предстояло составить сводную челобитную, где затрагивались застарелые, наиболее болезненные вопросы землевладения и землепользования, где ключевое место занял вопрос о землепашцах. Уже тогда за Долгоруковым закрепилась репутация мыслящего, изворотливого, жесткого царедворца, который неуклонно добивался поставленных целей, не останавливаясь перед выбором средств. Не случайно он одно время возглавлял Сыскной приказ.

Долгоруков не однажды был задействован и в «горячих точках», предводительствуя в ходе военных действий против Речи Посполитой и Швеции. В победах над поляками под Вильно (1659) и Могилевом (1661) ему сопутствовали удача и успех. При этом немалую роль играла его способность предвидеть ход событий, действовать на опережение, разгадывая планы противника. Однако способность «стоять упорно выше всех товарищей своих», которой отличался Долгоруков в военных предприятиях, не всегда шла на пользу во внутренних делах. Проводимые под его началом рекрутские наборы среди казачьего населения на Дону сопровождались крутыми мерами против дезертиров и уклонистов. В ходе одного из таких рейдов был схвачен и казнен один из предводителей казаков, Семен Разин, брат будущего крестьянского вождя Степана Разина. У Степана это трагическое событие, как утверждают источники, разбудило неукротимую жажду мщения, подвигло донского казака на «бунташный» путь сопротивления власти.

О том, как проявил себя Долгоруков на дипломатическом поприще, свидетельствует сам царь Алексей Михайлович. В наиболее сложный период переговоров с польской стороной в Андрусове самодержец писал ему: «Будучи ты на посольских съездах, слуга нам, великому государю, радел от чистого сердца, о нашем деле говорил и стоял упорно свыше всех товарищей своих. Эта твоя служба и радение ведомы от прислышников ваших, а также и товарищ твой, Афанасий Лаврентьевич Ордин-Нащокин, про твою службу и радение нам извещал. Мы за это тебе жалуем, милостиво похваляем; а теперь указали тебе быть полковым воеводою, и ты бы польскими и литовскими людьми промысел чинил бы, в которых местах пристойно по-домашнему»[36].

Диктат, давление на партнеров с позиции силы лишь заводили в тупик переговорный процесс. Здесь Долгоруков оказывался все более и более «не на месте». Неутоленная ненависть к врагу, жажда мести прорывались наружу, выплескивались в ходе переговоров. «Милостиво похваляя» Долгорукова, царь, тщательно подбирая слова, отстранил его от дальнейшего ведения дел с поляками. Разлад внутри русской делегации на переговорах, нежелание идти на компромисс, ультиматумы, угрозы, которые выставляли Одоевский и Долгоруков, осложняли диалог с поляками, отодвигали возможность мирного урегулирования. В итоге завершить переговорный процесс и добиваться подписания мира было поручено Ордину-Нащокину, который и довел дело до конца.

В ходе подавления восстания Степана Разина Долгоруков получил все возможные полномочия, когда повстанческое движение достигло своего апогея, охватив значительную часть Придонья и Среднего Поволжья. Продвигаясь в сторону Москвы, отряды Разина постоянно пополняли свои ряды, были хорошо вооружены, вдохновлены победным опытом. К борьбе с ними Долгоруков привлек регулярные войска, покинувшие театр военных действий на Украине. Однако это не прибавило результативности действиям командования. Испытанные методы ведения войны, какие использовались в ходе боевых действий против Речи Посполитой и Швеции, здесь, в войне гражданской, полупартизанской, оказались малоэффективны. Единого фронта как такового не существовало. Атаки разинских отрядов отличались внезапностью, были непредсказуемы. «Бунташное» войско располагало флотилией маневренных речных судов, что обеспечивало ему преимущество в прибрежье Дона, Волги, их притоков. Успеху разинцев немало способствовала поддержка населения, пополнявшего мятежные ряды.

В этих обстоятельствах Долгоруков сделал главную ставку на террор. Карательные акции, показательные казни по отношению не только к попавшим в плен мятежникам, но и к оказывающему им поддержку местному населению, наталкивались на не менее яростные расправы разинцев над представителями местной администрации, помещиками, купцами. Гражданская война влекла за собой многочисленные бессмысленные жертвы с обеих сторон. Русский бунт по-особому проявлял свою «бессмысленность и беспощадность». На фоне неудержимого буйства насилия и жестокости особенно изумляют примеры поразительной стойкости, крепости человеческого духа перед лицом неминуемой смерти. Князь Долгоруков, захватив город Темников, с целью выявления зачинщиков подверг изуверским пыткам пленных бунтовщиков. Не выдержавшие их выдали, что предводителем была монахиня Алена Арзамасская. Схваченная карателями, она держалась на удивление дерзко и бесстрашно. Ее, как ведьму, решили подвергнуть сожжению на костре. Смелая женщина сама взошла на эшафот-кострище. Перед тем как лечь на бревна, бросила «верховному карателю» Долгорукому: «Если бы, князь Юрий, все воевали, как я, давно пришлось бы тебе поворотить лыжи!»