27. А до сего времяни между перемирья воэлисарского и вечного нынешнего — кардийского миру на съездах з Бентгорном с товарыщи уличаны оне, шведы, противности их утвержденному перемирью объявляютца у послов их свейских, будучи под Гданском в Оливе с польским комисары. И в их неправдах бес посредников в вечном миру верить не мочно, я то опасенье в Посольской приказ и в приказ Тайных дел Офонасей Нащокин для ведома писал. А как Офонасей переменен и шведам мир становить учало быть по их воле, неправд их не вспоминая.

28. И теми всеми вышеписанными объявными со многим свидетельством правдивыми статьями за милостию божиею мошно к польскому миру готовитца и к пожитку Московскому государству одержать. А шведцкой розрушителъной нынешней мир промыслом без войны направить и с остереганьем в вечную крепость привесть. А делать то дело неотложно и принятца крепко.

29. А что я, Офонасей, много истязан против статейного списка тайных розговоров у польского короля будучи во Львове намерение союзу Великие Росии с Польским королевством и в тех розговорех свейские явные преступления в миру показал правдою от презельнаго радения своего к повышению царского величества преславного имяни и на вечную оборону Великой Росии делал в крепости, а не нарушая свейского миру, ни войны всчиная, но к самому союзному християнскому розсуждению как во всем свете межды християнскимя государствы обычай свободной правде быти. И даст бог в польском миру против свейского нынешнего противными письмами розорвания миру к великому надобью будет. А для моего беззаступства сему не верить или суще делу верить и то премудрому розсуждению по истинному делу.

30. Да с Кирилом Пущиным в декабре месяце 172 году прислана королевская грамота и против того ж статейного списка львовского посольства многое дело объявляет: и с чего быть миру, а как рубежу быть городам и местам, в которую сторону ко овладению больши. И во всех государствах крепят постановление миру, тем и рубеж неподвижен бывает. А не умирив того дела, царского величества в полате взяв прежние примеры, чтоб непорушимо меж теми обоими государствы вечно здержано было, тогда обсылатца трудно будет. А в продолжении совершения миру надобно великое опасение иметь — шведы бы свой оливенский мир подкрепляя с поляки, не учинили б соединения, а промысл их о том давно. А по турской и по ханове дружбе ныне шведам время то делать с поляки. И без меры того стерегут, што б Великой Росии с Полиною не допустить к миру и помочи бы себе против опчих недругов (те обои государства) не учинили б.

31. Да и сие было к повышению его царского величества преславному имяни обранием на Коруну Польскую и на все государство польское на прежнем посольстве. А поляки и доныне для миру и лутчего себе в рубеже обдержания, того обрания не отлагают. И в том обрании много прикрытой хитрости польской, чтоб по воле своей ныне одержав мир, а после того обрания противными статьями отбыть, так же как и у Великой Росии о Владиславе королевиче наказанье божие за всенародный грех доселе было и такого несостояния и ныне опасным быть. И против их польской хитрости, что тем мир хотят выманить, а вперед бы то было непрочно, учинить постоянная вечная крепость, которая меж християяскими государствы, где есть розорвана не бывала и ссоры посторонние отгонимы бывают точию союзом.

32. И та крепость с нынешние страшные продолжительные войны чаят им то в охоту будет, понеже с Кирилом Пущиным в королевской грамоте на тайной разговор о союзе нерозорванного вечного миру назначено. И учинятца по всякой помочи друг другу те обои государства и то желательное обрание после нынешнего Яна Казимера короля польского тверже его царского величества преславному имяни придет, для того союзу непорушимое здержание, что мимо своего союзника безвесно иного государя не обирают. И в обоих государствах сами государи, будучи в ближнем сродстве, за приятство свое не могут в пограничных ссорах свои государства мирно удержать без союзу. А как обоих государств союз во всякой помочи и удержит непорушимо мир государей своих. И вчюже с родством и верою могут в дружбе держать и войны всчать не дадут союзные государства. А что ис того крепче и Московскому государству впредь пожиточнее и обороннее и то высокому розсуждению. А сему уже время дошло.

Среди обширного письменного наследия Ордина-Нащокина особый интерес для биографа представляет анонимная рукопись, сохранившаяся в фонде известного русского писателя М. П. Погодина в Государственной публичной исторической библиотеке (ГПИБ). Она входит в сборник различных документов XVII века, купленный Погодиным у археографа П. М. Строева, занимая в нем 22 страницы. Изучив рукопись, исследователи пришли к выводу, что она написана в 1678 или 1679 году, и автором ее, по всей вероятности, является сам Нащокин. Приводя в записке тексты грамот и писем, связанных с его дипломатической деятельностью, он перемежает их собственными рассуждениями, преследуя одну главную цель — оправдать и возвеличить свои труды на благо Отечества.

Одним из доказательств авторства Ордина-Нащокина является соединение в рукописи языка официальной переписки с риторическими оборотами и цитатами из Библии, что выдает в авторе человека начитанного, образованного и притом хорошо знакомого с проблемами внешней политики. В то же время текст сбивчив и стилистически неряшлив, что говорит о его черновом характере. Может быть, отставной дипломат готовил послание царю, чтобы напомнить о своих заслугах и убедить вернуть его к решению внешнеполитических дел — что, как мы знаем, и случилось в том же году. Но есть и другой вариант: Ордин-Нащокин планировал оставить потомкам автобиографию или, скорее, политическое завещание, в котором излагались бы его взгляды на положение России и ее отношения с другими странами. Как бы то ни было, свое намерение он не осуществил — вероятно, из-за поездки в Москву на переговоры с поляками и последовавшей затем смерти.

Фактические детали и даже отдельные выражения рукописи совпадают с черновыми записями Ордина-Нащокина, сохранившимися в фонде «Сношения России с Польшей» Российского государственного архива древних актов. Как в этих заметках, так и в автобиографической записке автор осмысляет свои действия во время мирных переговоров с Польшей, Швецией и Крымом в 1667–1670 годах. Итогом этих мыслей можно считать пространную запись: «О велико над всеми сими миротворение самый труд есть! Не для показатца всему свету учинено, но для устроения своего государства. И не надеясь подозрения от сторонних, паче к жалости приводя, яко свет отменен. И кто премудр — разумеят милость господню. И тако им речено точию миротворцем, яко тии сынове божии нарекутца и прочая»[72]. Из этого следует, что целью своей политики дипломат считал установление мирных отношений между странами, позволяющее им успешно развиваться и процветать. Нельзя не заметить и горькую иронию его слов: наградой «миротворцу» стали вынужденная отставка и затворничество в монастыре.

Задачу своей записки сам автор сформулировал так: «Сие ведомство желательным людем к чистой и богоугодной службе восприято будет, в сердца к презелъной подвижности; от всей души к терпению, а не к тленному величанию, божия славы и государския милости ишучи, а не людцкие хвалы». Он считал, что его мысли и деяния могут быть полезны всем «желательным», то есть интересующимся людям как пример искренней и компетентной заботы о благе государства. Это не отменяет главной цели записки: политической реабилитации Ордина-Нащокина в глазах верховной власти после восшествия на престол нового царя и ссылки Артамона Матвеева. В конце «ведомства» автор набрасывает программу ближайших внешнеполитических мер правительства Федора Алексеевича: укрепление союзных отношений с Польшей и заключение прочного мира со Швецией. Это, по его мысли, приведет к тому, что «и турок будет здержан и крепко верен», а значит, «истинно в руках бес крови всякой способявен ко одолетельному миру со всех сторон». Считая мирные отношения с соседями главным условием процветания государства, дипломат следовал политике меркантилизма, которую последовательно проводил на посту руководителя внешней политики России.