– Почему кубок подает твоя дочь? – нахмурил брови боярин. – Это обязанность хозяйки дома.

– Прости, боярин, – скосила в мою сторону глаза мачеха. – Побоялись, уронит она кубок, обольет тебя. А это дурной знак.

– С чего Любаве кубок ронять? – еще больше нахмурился Игорь.

– Слаба она, в себя не пришла еще… – не слишком уверенно промямлила мачеха.

– Передайте кубок Любаве и пусть подаст мне, как обычай велит, – приказал боярин. – Не мы обычаи придумали, не нам их и нарушать.

Забава подошла ко мне и зло сунула в руки поднос. Кубок закачался, но я не дала ему упасть. Мама любила вот так совать мне тарелки с недоеденным супом. Я научилась ловко подхватывать их и не проливать ни капли на пол.

Подошла к боярину. Поклонилась ему, как это сделала Забава. Как вести себя дальше я понятия не имела. Игорь осушил кубок, поставил его на поднос. Тут же подскочила служанка и забрала посуду из моих рук.

– Ну, Любвушка, – положил мне руки на плечи Игорь, – что же ты стоишь? Смутилась?

– Боярин, не в себе она, – подплыла к нам мачеха. – Сам же видишь.

– Целуй, целуй, – долетел до меня шепот няни.

Я покосилась на нее. Смутить меня после всего произошедшего сложно. Боярин видел меня практически голой. Отлично, поцелуй так поцелуй. Я не против. Обняла Игоря за шею, как сделала это, когда он нес меня на руках, поднялась на цыпочки и поцеловала сначала в одну щеку, потом в другую. До лба точно не дотянусь. Именно так поцеловала меня мачеха при встрече.

Забава ехидно хихикнула. Я не поняла, почему. Что я не так сделала?

– Дурочка! Вот дурочка! – услышала я радостный и тихий голос сводной сестры.

Похоже, мой поцелуй не ответил ожиданиям Игоря. Боярин смотрел на меня и улыбался.

– Не так, княжна.

– А как? – прошептала я.

– Вот так…

Он впился в мои губы страстным жарким поцелуем, обжигая и заставляя сердце сначала замереть, а потом упасть в пропасть. У меня закружилась голова, я едва удержалась на ногах. Так вот как это бывает? Мне понравилось.

Пожалуй, поцелуй закончился слишком быстро. У меня все еще приятно туманилась голова и сердце стучала как бешеное, пытаясь выскочить из груди.

Как не печально, я не умела целоваться. Не с кем было… Это был мой первый настоящий поцелуй. В тридцать восемь лет! Кошмар! Но лучше поздно, чем никогда.

– Чего молчишь, Любава? – сердито прошипела мачеха. – К столу приглашай гостя дорогого!

Точно, раз я здесь хозяйка, мне его и распоряжаться.

Я на всякий случай снова поклонилась Игорю:

– Прошу откушать с нами, не побрезгуй, боярин, – неожиданно эта фраза всплыла в моем мозгу. То ли из книги, то ли из какого-то фильма. Кажется, я сказала именно то, что нужно.

Во главе стола села мачеха. По правую руку от нее разместился боярин Игорь – очевидно, как почетный гость. Слева уселась Забава. Мне княгиня указала на место рядом со сводной сестрой. Хотя я намеревалась сесть рядом с боярином. Там мне было бы сидеть намного приятнее.

Не стала возражать и села рядом с Забавой.

– Княгиня Пелагея, – обратился к мачехе Игорь. – А разве падчерице твоей не исполнилось уже восемнадцать лет?

– Неделю назад исполнилось, батюшка, – подтвердила княгиня.

– Так почему же ты до сих пор занимаешь ее место за столом? – насмешливо выгнул бровь Игорь. – Княжна совершеннолетняя, она наследует за отцом.

Княгиня побледнела и ее глаза забегали из стороны в сторону:

– По привычке, боярин, – выдавила она из себя наконец.

– Отвыкай от этой привычки, а то до добра она тебя не доведет, – нахмурился Игорь. – Одна тут истинная из рода Собакиных – Любава Васильевна. Обычаи старины надо чтить. Княжна Любава, займи свое место по праву, – посмотрел он на меня и улыбнулся.

– Спасибо, боярин, в следующий раз, – я опустила взгляд в пустую тарелку и решила изобразить скромницу. – Сегодня тут посижу.

– Уступчивая у тебя падчерица, княгиня Пелагея, – одобрительно кивнул Игорь. – Кроткая да разумная не по годам, – княгиня ничего не ответила на это мудрое замечание боярина и сидела, надувшись как мышь на крупу. – Пора тебе ей дела хозяйственные передать, ключи от кладовых, да от сундуков с добром.

– Любава не против, что я до ее замужества буду дела семейные вести, – нахально заявила княгиня. – Трудно ей будет со всем справляться. Сама меня попросила. Так ведь, Любава?

Может, дурочка-Любава о чем и просила, но я точно на такое безобразие согласия не давала.

– Ты меня не так поняла, матушка, – широко улыбнулась я княгине. – Не посмею я на тебя такую ношу взваливать. Ты меня и так до совершеннолетия опекала. Теперь я буду заботиться о тебе и о сестрице.

Княгиня изменилась в лице, губы искривила судорога. Не то заплакать собралась от злости, не то пытается выдавить из себя улыбку. Забава всхлипнула.

– Да как же она управлять хозяйством будет, если на голову слабая? – пропищала сестра, едва сдерживая слезы. – Так нельзя! Она же все разорит, по миру нас пустит, заставит побираться как нищих.

– Не хорошо ты говоришь, Забава, – строго посмотрел на нее боярин. – Плохо ты дочь воспитала, княгиня.

– Прости ее, она расстроилась. И правда, какая хозяйка из Любавы? Точно разорит все. Она же ничего не умеет. Ни читать, ни писать, ни считать. Обманут ее, разворуют имение, голыми оставят.

– Все я умею, – возмутилась такой наглой лжи.

– Так напиши свое имя, – засуетилась сестра. – Эй, подайте перо и бумагу! – приказала слугам.

– Вот скажи, сколько будет семь да пять? – поинтересовалась мачеха.

– Двенадцать, – отрезала я. – А теперь ответь мне, матушка. В комнате четыре угла, в каждом по кошке. Напротив каждой кошки три кошки. Сколько всего кошек?

– Глупость какая, – возмутилась мачеха, но под пристальным взглядом боярина принялась загибать пальцы. – Быстро мне считать незачем, у меня для этого писарь-счетовод есть. Четыре да три, и еще три… И еще… Шестнадцать.

– Нет, матушка, всего четыре, – рассмеялась я.

– Ох, и глупа же ты, девонька, – вздохнула мачеха. – Как колода глупа.

– А ведь она права, – усмехнулся Игорь. – Четыре кошки, княгиня. И откуда только у Любавы столько ума в столь юном возрасте?

Сама себе удивляюсь. Но что есть, то есть, не отнять.

– В папеньку пошла, – скромно опустила я глаза.

Слуга тем временем принес толстый желтый лист бумаги, чернильницу и гусиное перо.

– Забава, сначала ты свое имя напиши, – пододвинула я ей бумагу.

Та недовольно засопела носом, но принялась медленно выводить буквы. Получались они у нее кривые и неровные. Незнакомых букв я не заметила. Все тот же русский алфавит. У меня написать имя получилось намного изящнее, чем у сводной сестры. Не зря я в школе делала плакаты для уроков литературы.

Рисовать мне всегда нравилось. Даже мечтала в художественное училище поступать. Только мама не одобрила, посчитала это блажью. И я повиновалась ее желанию, поступила на инженера-строителя. Мама была уверена, если я буду брать частные заказа на проектирование коттеджей, то смогу приносить неплохой доход в семью. Собственно, так оно и было.

– Ну что, прочитать еще что-нибудь? – поинтересовалась я, протягивая пергамент матушке. – Кстати, могу стихи рассказать.

Пушкина я всегда любила. Гений!

– Как складно говоришь! – одобрительно кивнул боярин. – Красиво. Как же ты княгиня, такую разумную дочь называешь больной на голову?

– У нее припадки временами случаются, – поспешно произнесла княгиня. – После смерти отца все чаще и чаще. Бедная моя Любавушка, – в очередной раз поднесла к глазам мачеха шелковый платок.