Меня никогда не носили на руках. Все мои попытки завести отношения быстро шли прахом. В итоге к тридцати восьми годам у меня не было серьезных отношений, в меня не влюблялись, не звали на свидания, не приносили цветов, да и мне было не до этого.

Мама постоянно «болела», требовала внимания и ухода, а стоило на горизонте появиться хоть какому-нибудь кавалеру, как маме становилось плохо с сердцем. В институте я еще пыталась знакомиться с «хорошими» мальчиками, показывала их маме, она забраковывала одного за другим – этот худой, этот глупый, этот одет как дурак и всем им только одного и надо! А если ты, не дай бог, не так себя поведешь, если позволишь нечто большее, чем держать за руку, то навлечешь несмываемый позор. Позора мама не вынесет. Она так и говорила: «Я умру, и моя смерть будет на твоей совести».

Но что же происходит сейчас? Что это? Я брежу и вижу странный сон? Утомленный разум решил мне выдать компенсацию за годы одиночества?

– Ущипни меня, – попросила я мужчину.

Он коротко глянул на меня.

– За что?

– Надо. Просто ущипни, пожалуйста.

– Я спрашиваю за что – за какую часть тела? – равнодушно пояснил он.

Я снова покраснела. Как у него так талантливо получается меня смущать?

– Без разницы, – буркнула я и в то же мгновение он ущипнул меня за плечо.

Я взвизгнула и потерла саднившее место. А он со все той же своей ухмылкой проговорил, словно оправдываясь:

– Сама просила. Странно ты говоришь, княгинюшка. Вроде и по-нашему, а вроде и нет. И просишь странных вещей.

– Шок у меня, – отмахнулась я.

И про себя уточнила: «От падения с высоты в воду. И, как следствие, бред». Да, все логично! Все встало на своим места! И русалка примерещилась. И темный сгусток в руках боярина-реконструктора.

– Шок? – переспросил «боярин» и удивленно выгнул бровь.

– Нервный срыв, потрясение, ступор, отключка, – пояснила я. – Забытье, ужас, страх, – синонимы к слову «шок» у меня закончились.

– Забытье, значит. Очень странно ты говоришь, княжна.

Он вышел на берег и поставил меня на ноги. Рубашка облепила мое тело, и я стояла почти голой перед группой народников, сбежавшихся со всех сторон. От ветра стало холодно.

Первой подскочила тетка в малиновом сарафане, дородная, русоволосая, с пышной грудью и румяными щеками.

– Жива, жива! – голосила она, сжимая в крепких объятиях и осыпая поцелуями мое лицо. – Жива моя княгинюшка! Жива, солнышко, жива, звездочка!

Тетка накинула на меня шаль, закутала в нее и прикрикнула топтавшимся вокруг ряженым:

– Чего уставились? Дел нету? Глашка, собери вещи княжны, они на берегу сложены, – приказала тетка девочке-подростку. – Еще утащат! Мало ли кто по берегу шляется? А ты, боярин, не сочти за труд, отвези княгинюшку в терем. А то она оцепенела вся. Вишь, даже не улыбнется няньке своей, слова не скажет, бедная моя.

У меня слов и не было. Я эту тетку видела впервые.

– Не узнаёт, горемычная, – продолжала причитать нянька и качать головой из стороны в сторону.

«Боярин» уже будто по привычке легко оторвал меня от земли и взял на руки. В этот раз сопротивляться не стала. Я коснулась собственного плеча. Оно еще ныло. Ущипнул меня этот нахал знатно. Впрочем, я же сама просила, так чего обижаться? И царапины на ноге, оставленные когтями русалки, саднили.

Похоже, происходящее со мной не сон. Тогда что? Переселение душ? Это бы объяснило, почему я не узнаю свое тело. Я могу двигать руками, могу шевелить ногами, но они совершенно точно не мои – уж свои-то я за столько лет жизни запомнила и прекрасно знала, как они выглядят.

Я сжала и разжала пальцы. Определенно, они принадлежат мне. Только вот кто я? Меня величают «княжной» и, судя по всему, обижать не собираются. Это радует. А с остальным я разберусь по ходу.

«Боярин» поднялся по крутому склону и вышел к тому месту, откуда прыгал в реку и откуда, видимо, прыгала истинная владелица тела. Кругом росла трава и пышные кусты незнакомых цветов, похожих на ярко-красную сирень. Девушка, которую нянька назвала Глашей, поднимала с травы одежду княжны – пышный сарафан, алый с золотыми цветами, тонкое будто фата кружевное покрывало, какие-то ленты, и шитый жемчугом кокошник.

Около огромной черной лошади «боярин» опустил меня на землю и, подняв с травы свой кафтан, протянул его мне.

– Надень, – его голос прозвучал как приказ.

Я не стала противиться, утонула в расшитом серебром черном шелковом кафтане. От кафтана приятно пахло терпкими духами, напоминавшими аромат леса, в сочетании с тонкими нотками луговых трав. «Боярин» взял меня за талию и через мгновение я очутилась на коне. Мужчина легко запрыгнул в седло позади меня, крепко обнял, прижал к себе.

– Держись, княжна! – сказал он, и не дав мне опомниться пустил коня галопом.

Я с ужасом вцепилась в лошадиную гриву. Это было даже страшнее, чем нападение русалки, казалось, я вот-вот свалюсь с бешено скакавшей лошади. Я взвизгнула и заболтала ногами в воздухе. «Боярин» еще крепче прижал меня к себе и я, наконец, обрела равновесие.

Как ни удивительно, вскоре я приноровилась к бегу коня и меня трясло уже не так сильно. А приноровившись, смогла, наконец, как следует оглядеться.

Река, в которую я упала, змеей извивалась среди соснового бора. В спокойной воде отражалось яркое голубое небо с кучерявыми облаками. Узкая дорога петляла среди корабельных сосен, огибая огромные валуны. Вдоль дороги росли пышные папоротники, чуть дальше виднелись заросли колючей малины. Ее ягоды алели в темных листьях. Один раз я даже увидела мелькнувшую в кустах рыжую пушистую лисицу.

Вскоре лес расступился, впереди на холме показался частокол из заостренных бревен, а за широко распахнутыми расписными воротами виднелось белокаменное строение с бесчисленными башенками, террасами и крытыми переходами. Настоящий дворец из русской сказки. В будке у ворот клевал носом бородатый мужик, опираясь на бердыш. Его изогнутое лезвие поблескивало в лучах солнца.

Увидев нас привратник вскочил, вытянулся в струнку, потом отвесил глубокий поклон, сняв с головы шапку.

– Здрав будь, боярин! Завтра ждали тебя.

– А я приехал сегодня, – строго взглянул на привратника «боярин».

Похоже, о моем утоплении привратник был не в курсе, слишком безмятежно он дремал, опершись на свое оружие. На меня мужик смотрел с изумлением, но вопросов задавать не стал. А вот у меня вопросов с каждым мгновением становилось все больше.

– Позови княгиню, ее падчерица чуть не утопилась, а вы спите, и в ус не дуете. Сонное царство!

Мужик охнул и бросился к высокому крыльцу.

«Боярин» соскочил с коня, осторожно снял меня с холки и поставил на землю.

– Вот ты и дома, княжна, – он провел рукой по моим волосам, поправляя растрепанные волосы, перекинул через мое плечо русую косу.

Я потрогала ее. Цвет волос совпадает, а вот длина откуда такая? Мои волосы едва доставали до плеч. Коса мне понравилась – толстая, длинная – отличная коса!

Мои размышления прервал очередной вопль.

– Любавушка, доченька! – с крыльца торопливо спускалась полная женщина лет сорока в зеленом парчовом платье, по крою похожем на сарафан. На голове у нее был кокошник, расшитый изумрудами, грудь женщины украшали нитки бус из сверкающих каменьев, а на толстых пальцах поблескивали перстни, да так много, что пальцы ее едва смыкались.

За ней семенило еще четверо женщин, одетых скромнее и возрастом постарше, все в таких же платьях, но из более простой тускло-зеленой ткани, и тоже в кокошниках, только без изумрудов. Они остановились на некотором расстоянии и с тревогой смотрели в мою сторону, с тревогой и настороженностью, будто ждали чего-то.

Полная женщина обняла меня, церемонно поцеловала в обе щеки. Потом замерла, словно задумавшись, и чмокнула в лоб.

– Ты чего ж удумала, деточка моя? Я ли тебя не холила, я ли не лелеяла? Как тебе такое на ум пришло? – хотя губы кривила ласковая улыбка, взгляд оставался холодными. Она сделала вид, что вытирает от слез совершенно сухие глаза. Если кого-то спектакль и мог обмануть, то не меня, я на подобные представления уже насмотрелась в своем мире. Кажется, с новой мамой мне снова не повезло… – Да ты же совсем голая, в одной рубахе! Что боярин подумает? Иди, иди к себе в горницу, солнышко! – подтолкнула меня в спину тетка. – Эй, мамки, няньки, проводите княжну в ее покои!