Юрия Августовна совсем смешалась.

– Ну, я не знаю … Нас так учили.… Бежали в степь русские люди и становились там вольными казаками…

– Вот-вот….– с вздохом, сказал сотник:– Убежала дойная корова в степь вольную и стала там арабским скакуном. А вы уж договаривайте. Бежали, мол, тати да разбойники, а там во степях, присягу царскую принявши, превращались в христолюбивое воинство – «козачество». И другой заботы у них не было, как Руси верой правдою служить -супостата татарина по степям гонять.… То-то и оно. Только, что же это вы не боитесь за потомка татя да разбойника замуж собираться? А ну как у него в роду душегубы были? А? А ну как за них Господь с вашего потомства спросит?

– Средневековье, какое –то…– прошептала Юлия Августовна – Мне Александр дорог, а что касается его предков…

– Так вам и дела нет! Это верно.. То есть, по-вашему, верно.…По-московски, да по петербургски.… Ну да я вас утешу: не бежали в степь никакие разбойники! А жил там издавна народ и в разные времена по – разному прозывался, в том числе и казаками….. Это длинно рассказывать. А что вот, если, к примеру, мы эти самые "супостаты – татарове" и есть? В наших местах ведь «донские татары» жили. И самое сердце Золотой орды там было. Куда же оно все подевалося? Ну, да это так, к слову, эта тема для разговоров за самоваром хороша, а так пустое провождение времени. Я о другом хочу вам сказать, не скрою, вижу, что барышня вы серьезная.. Не фик-фока какая- нибудь.… Только уж прошу без обид, все к вашей же пользе. Извините, старика, вы каким состоянием обладаете? Имение, там … Капитал в банке? Живете –то где?

– Я не знаю, – сказала Юлия Августовна, – После института я живу у тети, я – у нее и воспитывалась… Мои родители давно умерли…

– Да-с…– сказал, покачиваясь с пяток на носки, сотник. – Я скажу вещи неприятные… Я, вообще, человек неприятный. … Так что, сын мой, уважаемая Юлия Августовна, вам не пара.… Совсем не пара.

Девушка встала, уронила зонтик, стоявший у стола.

– Сядьте! – властно каркнул сотник. – Я понимаю – красавец, кавалер, кресты, усы…! А ведь кроме усов у него ничего нет!

– Мне ничего не нужно!

– Э… Я был не совсем откровенен, – сказал сотник, не слушая Юлию, а так – своим мыслям: – Мы – хуторяне. Или, как мы говорим, – хуторцы. В хуторе все наше достояние и все наши устремления. И ничего иного нет. Справа – Галимова гора, Слева – Галимов яр. А имя наше родовое, не Цветковы. Цветковым отец мой страстотерпец стал, поскольку имени своего родового в бурсе не открыл и стал Цветковым. А мы казаки Галимовы, потомки хана Галима….

Юлия невольно подумала, что в облике сотника и Александра нет азиатских черт…

– А кто их знает, какие они азиаты были ?!…– сказал, словно прочитав ее мысли, сотник: – Да и не приходили наши отцы в степь неоткуда, но всегда в ней пребывали, укрываясь и от монголов и от слуг царских. Впрочем, это к делу не относится. Вы в степных хуторах когда-нибудь, бывали? То – то и оно что нет. Верьте слову – не Париж и не Петербург. В хуторе проживает три десятка человек пятьсот коней, две отары, сто пятьдесят коров из них сорок дойных, которых, естественно, следует трижды в день доить. Ну, еще волы, на которых пашут, верблюды… До ближайших соседей тридцать пять верст.… Ни театров, ни иных развлечений. Война ваша раем покажется.…Так что вот вам мой сказ.… И ничего другого наш кавалер вам предложить не сможет.…За сим позвольте мне переговорить с сыном…

Юлия Августовна поднялась и увидела прямо перед собою пронзительно синие как у Александра глаза старого сотника точно такие же, как у Александра, – в черном траурном ободке. И в глазах этих была тоска и плохо скрываемая боль

– Вы – баронесса , – как бы извиняясь, сказал старик, – а он – военный раб! Эх, да о чем тут говорить!

– Я за ним на край света пойду… – прошептала Юлия Августовна.

2. Сотник пожал плечами и развел руками. Оставшись один, он подошел к окну и стал смотреть на улицу, где крупные хлопья снега сыпали на черные колеи дороги, на еще не опавшую листву рыжих дубов, шапками дыбились на толстых стволах ветел, из которых как ежовые иглы торчали прутья голых веток. Он видел, как выбежала на середину мостовой Юлия Августовна, в наброшенном на плечи пальто. Низко –повязанная, как у всех сестер милосердия белая косынка с крестом, сбилась с ее головы, длинная коса туго заплетенная черной лентой моталась по плечам. За девушкой, как журавль по болоту, прихрамывая и расплескивая сапогами грязь, скакал Александр, без шинели, без фуражки…

– Эх! – крякнул Пахан. – Майор! Срамота!

Александр пытался удержать Юлию Августовну. Схватил ее за руку, но девушка вырвалась и Цветков, едва не ляпнулся в грязь. Девушка вскочила в коляску извозчик, толстый как сноп, ударил кнутом по конягам … Пахан невольно отшатнулся от окна – так близко промелькнула коляска и тоненькая фигурка девушки, закрывшей ладонями лицо. Цветков – младший остался посреди улицы, как пугало на пустом огороде. Вокруг него тут же появились мальчишки, которые во всех странах одинаковы, только что эти были в драных меховых шапках и жилетках, да дразнились по-румынски. Мальчишки скакали, поскольку все были босы и стоять на стылой земле долго не могли – все прыгали да поджимались, тыча в Цветкова пальцами, и кривлялись, изображая и казака, и Юлию Августовну.

– Эх! – опять крякнул старый сотник. – Срамота! Офицер!

Так что, когда возмущенный майор влетел в гостиничный номер, навстречу ему кинулся, красный как помидор, и не менее возмущенный, сотник.

– Отец !….Ты что же это….

– Ты что себе позволяешь! – перебил его криком отец – Офицер! Без шапки! Ты что погоны позоришь! Совсем что ли от славы ошалел?! Я тя выучу! Я те напомню! Я те …

Пахан икнул и, схватившись за сердце, тяжело отдуваясь, бухнулся на кровать.

– Что, что? – кинулся к нему испуганный сын. – Воды…!

– Уйди! – хрипел отец, обрывая ворот и лиловея лицом.

Цветков рванул мундир, пулями отлетели пуговицы.

– Что ж ты…. С мясом – то! Мундир –то новый… – сипел сотник, постепенно восстанавливая дыхание.

Цветков умыл отца как ребенка. Сотник отпихивался. Схватил подушку, повозил по ней тугими щеками.

– Вот что, я тебе скажу, сынок, – сказал он, поджимая ноги калачом и приваливаясь к беленой стене. – Ты ведь у меня во всем свете один. Я и живу то для тебя. Кабы, не ты – лег бы, да и помер, безо всяких усилий… до того я устал. Сядь, что ли…

Цветков сел на единственный стул, прямо против отца, повесил чубатую голову. Сотник запустил в его густые волосы толстые пальцы:

– Эх, головушка ты моя бестолковая…Барышню –то выбрал хорошую, спору нет! Так ведь хороша –то она не по – нашему! Ей в городе жить, на паркете в туфельках ходить, в концертах да в театрах. … Для таких –то и война навроде театра. Ах, ах, ах.… А тут еще герой под боком! Грудь – то в крестах, да задница –то в репьях… Ты куда ее везти собрался? В хутор? К печке? Рогач в руки? Да она у тебя и чугуна не поднимет.

– Я не кухарку беру.

– Ты на смолянку нацелился! А ей что же, после балов петербургских, да танцев с флигель – адъютантами, кизяки топтать?

– Живут же и на хуторах люди…

– То – то и оно, что до меня, так я полагаю, что на хуторах только и живут люди, а прочие так: –фигли – мигли – тру – ля- ля.… Но ведь в хуторах то пришлых нет! Они с детства в хуторах жить поваженные, а это смолянка, еще и красавица, да еще и сердечко чистое – другая бы сюда не поехала.… За что же ей судьба такая?

– Может, ей понравиться?

– Да уж тогда то и разговору нет, а вот как не понравиться?! Тогда куды? А уж вы повенчаны! А у вас уж детишки … Возьмет – завей горе веревочкой, да в Питер к тетушке под бок, а ты в хуторе сиди!

– Ну… это положим…

– Убьешь? Да она твоим детям мать, она тебе сыновей нарожала! Ты ее и пальцем не ворохнешь! Скорее сам удавишься.

– Ну, почему обязательно сбежит?

– А ты хошь, чтобы она от тоски померла.… А то и не от тоски, а от болезни какой, не то от родов. До станицы пятьдесят верст. Фельдшер там, а в хуторе как хочешь,так и поправляйся. А детишки помирать начнут? Аль не слыхал, что у нас матерью до тебя четверо были, да всех Господь прибрал? И в столицах мрут при докторах, а у нас в степу и спросу нет…