– Вань, – Тая жалобно зовет, щурясь от солнца. – Мне в больницу надо.
С усилием убираю руки и мрачно киваю. На морально-волевых снова несу будущую экс-Соболеву в салон. Там внутри уже столько ее запаха, что сигареты не помогут. Только химчистка.
– Не реви, – говорю, падая на сидение рядом. На языке снова горечь. – До новой свадьбы заживет.
Глава 11. Таисия
– Долго еще? – спрашиваю.
Пробка. На часы посматриваю. Вечером у меня вылет. Как же теперь?..
Хочу удержать внутри жгучие слезы. Они терзают глаза и норовят выйти наружу. От боли, от унижения, от душераздирающих воспоминаний.
Что за невезение?.. В чем я провинилась?
Потирая гудящую лодыжку и трудно дыша, пытаюсь занять все имеющиеся системы организма одной единственной задачей – не смотреть на Соболева. Ничего не замечать. Ни оттеняющей смуглую кожу белоснежную рубашку, ни того, как классно Ваня смотрится за рулем своей любимой машины.
И как они ему идут… И рубашка, и «Рэнж Ровер». Очень ему подходят. И сигарет тоже, которую он мнет пальцами левой руки. Во всем проявляется присущая Ване мужская энергетика. Густая и концентрированная.
Нет. Я всего этого не забыла.
Но… Не хотела вспоминать.
Когда расстаешься с любимым человеком, у тебя находится слишком много ненужного – информации, фактов, ассоциаций: его любимый цвет, что он любит на завтрак, как он целуется… Как он пахнет…
Боже. Как он пахнет…
Взгляд так или иначе скашивается в сторону обтянутого черной тканью плеча и заляпанных строгих брюк. Последнее – видится мне особо милым, от этого и раздражающим. Никогда не считала неряшливость милой.
Внутри загораются красные огни. Сирена взрывается.
Я не хочу.
Не хочу снова ничего к нему испытывать.
То, как этот мужлан только что меня облапал, пока я шокированная сидела на капоте и хлопала ресницами – было просто невыносимо. Ужасающе… И… это вряд ли похоже на осмотр поврежденной конечности.
Ну, нет.
Наша песня хороша, начинай сначала.
Этот спектакль вновь о том, что Иван Соболев вертел на одном месте все обстоятельства этого мира. Ему по барабану.
Ваня, как блестящая, стремительная, свистящая пуля – не видит никаких препятствий. Напором десантника идет на таран.
Хочет – трогает, гладит, мучает. И смотрит-смотрит-смотрит.
А захотел бы – трахнул прямо у прораба перед носом. И никто бы его не остановил. А главное, не уверена, что я сама была бы против.
Хороша дизайнер в «Формуле строительства». Ничего не скажешь!
Я вроде бы повзрослела. У меня появилась дочь, ответственность за сестру, серьезная работа. Только вот сейчас чувствую себя все той же дурочкой, которую раздели, зацеловали и облапали на жарком пляже в Турции.
Ничего не поменялось.
Мы – такие же…
Все тело дрожит от злости. Это реакция на собственную слабость. А вот Соболев серьезен и спокоен как никогда. Отодвигаюсь как можно дальше и отворачиваюсь, вспоминая знакомые улицы.
Правда, город будто меньше стал казаться. Улицы – уже, проспекты – короче, высотки – ниже. Наверное, после Москвы так кажется. Привыкла.
Человек в итоге ко всему привыкает.
Улыбаюсь, вспоминая, как Ваня отзывается о нас, жителях столицы. Такой смешной, когда сердится.
Потом хмурюсь так, что брови неприятно сводит. Что я делаю? Снова думаю о нем?..
Расправляю плечи. Подобно центрифуге гоняю в голове только одну мысль:
Он. Меня. Обидел.
Сильно.
Не любил меня. И никогда бы не полюбил.
«Буду любить» – говорил Ваня, зная, что этому не суждено сбыться никогда. Увы, он однолюб…
Да, я скрыла нашу Элли. Нашу Алису. Девочку, которую рожала десять часов. В муках и слезах. Одна.
Да, я сбежала.
Соболев все это заслужил своим враньем. Заслужил.
Но…
Лишь иногда моя уверенность становится хлипкой и размазанной. Снова беседы с Яной Альбертовной вспоминаю.
Почему он тогда так страдал?
Пил? Сходил с ума? Много дрался на ринге и вне его?
Он с мамой практически не общается сейчас. Ее тогда чуть с должности мэра не сняли. Так громко шумел Ваня по ночам, что это и в Москве услышали.
В него будто бес вселился.
Или… я?..
– Ну, что ты ревешь? – прерывает он молчание первым. Улыбается по-доброму. – Хочешь, фотку Полкана покажу?
– Фотку? Ириски? – обернувшись, упрямо переспрашиваю.
– Полкана, – скалится, поправляя, но из внутреннего кармана телефон все равно извлекает.
Сам снимает блокировку и протягивает мне. Забираю так, чтобы не задеть его пальцы. Зачем нам лишние проблемы? Это бы разгрести.
Замираю, глядя на яркий экран. Смеюсь звонко. И провожу пальцем по кудрявой мордочке с черным носом. Надо же сладкий какой вырос. Это похоже на встречу со старым другом.
Это приятно.
Улыбаюсь, хоть и не хотела.
– Как он? – спрашиваю, активно листая снимки.
– Нормально. Не жизнь, а малина. Спит, ест, гуляет…
– Спасибо, что заботишься о нем, – выговариваю тихо.
Фотографий пса у Соболева просто миллион. На прогулке, дома, даже в офисе. И… с маленькой Таей – дочкой Мирона и Мии. Девочку узнаю сразу, уж больно она мою подругу детства похожа. Такая же темненькая, глазастая и красивая…
Когда неожиданно вместо малышки с «Полканом-Ириской» на снимке вижу полураздетую Алису Бах, вопреки здравому смыслу зависаю.
Душа, когда-то разорванная в клочья, воспринимает этот кадр как предательство.
Это моя собака…
И муж мой.
«Ты сама его бросила» – вопит внутренний голос.
– Я не смогла сразу забрать щенка, – говорю, передавая телефон Ване. Он не любезничает, обнимает мою руку вместе с мобильным и кидает его на панель прямо перед собой. – Но сейчас я уже освоилась в Москве, если он тебе мешает… Я могу забрать…
Соболев громко хмыкает.
– Хер-то там, – кидает на меня темнеющий взгляд. – Это моя собака.
Ровно ту же фразу повторяет, что и я полминуты назад.
На светофоре смотрим друг на друга. Без злости, но оба непримиримо. Меня снова безнадежность накрывает. Он такой серьезный и уверенный в себе. Сильный. За два года только больше стал.
Как я могу ему сказать об Элли? Он меня никогда не простит.
Открываю рот, чтобы прозондировать почву.
– Собаку делим. Охренеть, – Ваня грубовато смеется. – Хорошо, что у нас детей нет. Их бы еще делили.
Зажмуриваюсь, облизывая пересохшие губы.
– Ты ведь хотел детей, – напоминаю.
– Хотел, – он поигрывает нижней челюстью и резко стартует с места. – Дураком молодым был. Много не понимал. Дети должны расти в любящей семье.
– Получается, больше не хочешь? – отстраненно интересуюсь, пока он паркуется.
– Больше не хочу, – усмехается.
В первой городской больнице быстро распространяется информация, что приехал сын мэра и… ее невестка. Сначала мы как все сидим в очереди, но потом к нам выходит главврач и вот, меня уже везут на рентген и тут же выделяют отдельную палату.
Ваня отлучается, чтобы взять кофе в автомате на первом этаже, а я растираю зафиксированную бинтом ногу. Перелома, слава богу, нет. Но растяжение сильное.
Дверь хлопает, и я поднимаю лицо.
Без удивления с интересом смотрю на гостью в медицинском костюме и белых кроксах.
– Привет, мам, – равнодушно здороваюсь.
– Значит, это правда, Тая? Ты снова с ним? Просто поверить не могу, что ты все съела и простила его, – разводит в стороны руки мама.
*
Дорогие мои, прошу прощения за задержку. Есть перебои со связью в дороге)
Совсем скоро начнем раскрывать все тайны) держимся пока)
Глава 12. Таисия
Черепная коробка трещит от мыслей, которые Соболев себе сейчас представляет. Даже предположение, что я могла так поступить с нашим ребенком – абсурдно. Я ни минуты не сомневалась.
Ни секунды. Клянусь Алисой.
Таисия Соболева (Валеева)
