Обернувшись на полпути, Охотник странно посмотрел на своего друга, который уже готовился к тому, что снова придётся раскладывать по своим местам бумаги и другие мелкие вещи. Но на этот раз Эндиш решил уйти, как обычный человек, без светопредставлений.

***

Бледный, немного полноватый мужчина сидел у себя в кабинете, при свете яркого солнца корпя над государственными документами. Он нервничал и не мог нормально спать последние несколько дней. Либо никто так и не прознал о настоящей причине творящегося в Риассе бардака, либо намечалось что-то очень плохое.

Но продолжать работать как ни в чём ни бывало он тоже не мог – совесть и горе уже успели прогрызть его до самых костей. И с этим надо было что-то делать. Рассказать королеве и принцу всё как есть и подписать себе смертный приговор? В данной ситуации вариант не из худших – хоть упокоиться можно будет с миром. Но должен быть и другой способ исправить свои ошибки. Осталось лишь его найти.

В украшенную причудливыми изображениями деревянную дверь постучали.

– Я скоро закончу, дорогая!

Ответа не последовало, поэтому он продолжил свою работу, полагая, что жена его услышала. Но затем к нему постучались ещё раз. Вспыльчивым человеком он никогда не был, но последние события и постоянные напоминания о том, что он не любит, когда его отвлекают скверно сказывались на нервах. И тем не менее, мужчина быстро взял себя в руки и вместо того, чтобы снова кричать через дверь встал и открыл её, заранее начав скромную тираду о том, что обед может ещё немножечко подождать:

– Анни, я же сказал, через десять минут…

Говоря это, он наконец поднял голову, чтобы нежно взглянуть в глаза своей жене, и чуть не свалился от неожиданности прямо на ковёр, что почти полностью покрывал деревянный пол его кабинета.

Похоже, случилось самое худшее, что он мог себе вообразить. Перед ним стояли два человека. Одного он видел довольно часто, и не только потому, что работал с ним в одном и том же здании, а бывало даже и зале. Но вот второй…

У хозяина дома был список того, чего стоило до смерти опасаться и обходить стороной, как можно дальше. И хотя со вторым человеком он встречался довольно редко – а хотелось бы ещё реже, а лучше вообще никогда не пересекаться с ним в этой жизни – в этот список он почему-то до сих пор не входил. В этом месте и в это время по спине напуганного пробежал такой холодок, что ещё чуть-чуть и у сердца случился бы ледяной припадок.

– Здравствуй, Ниглас! Давно с тобой не виделись! – весело улыбаясь, развёл руками будто для объятий первый мужчина.

– И… в-вам того ж-же, господин Г-герцог, господин Г-генварвал-лас…

– Слушай, ты вроде раньше не заикался. Может случилось чего? – продолжал разыгрывать спектакль принц. Второй же пока просто стоял и молчал.

И правда, за ним никогда не водилось привычки заикаться по поводу и без. Но и такие чувства за свой пятый десяток приходилось испытывать впервые. Хоть он и ощущал, как ледяное касание неизбежного тянется к его шее, на широком лбу начинали проступать крапинки пота.

– Н-нет… и да!

– Ну ладно-ладно. Не торопись. Я готов выслушать все твои печали. Можно пройти?

– К-конечно! Прис-саживайтесь, – Ниглас, жестом пригласив располагаться, где те пожелают, то вскрикивал, то нервно успокаивался.

Герцог, не торопясь зашёл в небольшую комнатку, обставленную по самым современным меркам, осмотрелся и, выбрав подходящее место напротив стола, уселся, как у себя дома.

– Ген, чего ты как чужой в дверях стоишь? Заходи.

Глава неофициальной разведки, всё с такой же молчаливой серьёзностью, прошёл внутрь и занял кресло напротив Герцога так, что трое людей, сиди хозяин за своим столом, образовывали бы треугольник. Ниглас сейчас бы отдал всё, что угодно, чтобы оказаться хоть где, но не в своём кабинете. Но до сих пор, к удивлению его самого, в нём теплилась надежда. Может для него ещё не всё потеряно, если честно сознаться в своём грехе?

В комнате повисло гробовое молчание.

– Ну что? – от внезапного вопроса принца, который нагло принялся грызть казённое печенье, министр аж подскочил, усаживаясь за стол.

– Ч-что? – пот уже тёк рекой.

– Ты же ведь понимаешь, зачем мы сюда пришли?

– Н-нет… Т-то есть да!

И снова тишина. Герцог несколько секунд подождал, а затем посмотрел на Первого. Тот заметил, но не повернулся, продолжая с ничего не выражающим лицом сверлить взглядом бледного мужчину.

– Ладно. Не буду больше тебя мучить, – прекратив свою роль весёлого друга и снова став серьёзным, заговорил принц. У Нигласа словно груз с плеч свалился несмотря на то, что у госпожи расплаты он всё ещё пребывал первым в списке. – Во-первых, соболезную. Том был хорошим парнем.

– Спасибо, – ответил, медленно покачивая головой, хозяин комнаты. Его заикания как рукой сняло.

– Полагаю, ты видел, как твоя жена до сир пор рыдает? Она встретила нас с улыбкой, но недавно пролитых слёз не скроешь.

– Да. Я знаю.

– И надеюсь, понимаешь, что сейчас из-за твоих действий половина Риасса ходит, как неприкаянная и также оплакивает своих близких?

– Конечно, – у светловолосого кремари сжалось сердце и потекли слёзы. Он уже решил, что не стоит скрывать правду, и лучше выложить всё, как есть. – Но тогда я не мог простить им моего мальчика. Моего Томуса.

– Я вижу, что тебе тяжело и ты боишься, – после продолжительной паузы сказал Герцог, дав бедняге излить свои эмоции. – Но ты должен мне всё рассказать.

– Но если вы пришли, то ведь и сами всё должны знать, – вытирая слёзы, промямлил министр.

– Ты похоже так и не понял. Мне прекрасно известно, что твоего сына, да покоится он с миром, убили. И что сделал это человек, сильно похожий на монаха из Великого Храма. А также, что всё это привело к резне таких масштабов, каких Риасс за последнее время ещё не видывал. Я хочу знать, кто и как тебя надоумил во всём этом поучаствовать.

– Я… не понимаю…

– Всё ты прекрасно понимаешь. Самому тебе бы духу не хватило. К тому же кое-кто видел, что с тобой во время обсуждения твоего горя были и другие.

Ниглас наконец понял, чего от него хотят. И, возможно, если он расскажет, как всё было на самом деле, его простят. Или хотя бы не будут плеваться, проходя мимо его могилы. Но если он всё расскажет… и другие об этом узнают…

– Господин Герцог, я один во всём виноват. Это я уговорил нач… – он запнулся, осознав, что прямо сейчас язык начал его подводить.

– Ниглас! Взгляни на меня. И подумай, кого ты перед собой видишь – грёбаного министришку или человека, от которого исходит большинство указов в этом государстве? – Герцог начинал терять терпение.

– Я не могу вам рассказать, – отчаяние продолжало набирать обороты. – Если они узнают, то для меня всё кончено… Хотя это и так, и так случится.

– Поразительно… Как кучка жалких подхалимов смогла тебя так обработать? – удивление оказалось совсем нешуточным. – Я конечно и так их терпеть не могу, но даже не представлял себе, что они настолько ничтожны… Немало же событий от меня ускользало эти годы…

Ниглас уставился на свой стол и похоже поднимать взгляд уже не собирался – теперь-то его точно казнят, но хотя бы не выставят напоследок посмешищем, которое многие поколения после будут ненавидеть и презирать. Герцог же делал вид, что усиленно обдумывает, что же делать дальше – ведь его запугивания не сработали. На самом деле, он просто тянул время, одному ему известно зачем.

– Давай договоримся? – наконец спокойно заговорил он. Кремари поднял на него стыдливый и заплаканный взгляд, начиная видеть просветы в этой тёмной словно бездонная пропасть истории.

– О чём? – осторожность сейчас точно не помешает.

– Ты мне выкладываешь всё в точности до мелочей. Каждую деталь, каждое слово, улыбку, движение. В общем, всё, что происходило в тот день, когда ты внезапно решил уничтожить главную святыню Риасса, – Герцог сделал небольшую паузу. – А я подумаю над тем, чтобы избавить тебя от эшафота. Скажем так, заменим одного на несколько других.