Белла оглянулась на него, прилагая все усилия, чтобы голос ее звучал ровно.
— Зачем, Синнер?
— Пойми меня правильно, Белла. Мне ведь и смерть твоя была бы приятна. Что там, я бы радовался. — Взгляд его не отрывался от того, что творилось перед ними, — темный, злобный, дикий взгляд. — Но из-за тебя погиб мой сын. Поэтому ты заслуживаешь чего-то посущественнее.
— Погиб? — Белла зажмурилась. — Ты не понимаешь, Синнер. Это не имеет отношения к тебе. И к дочери Уорнера тоже…
— Вороны свидетели, еще как имеет, — рявкнул Синнер. — Это из-за тебя нам пришлось переться в Индерфорд. Из-за тебя пришлось бежать в грозу. Из-за тебя пришлось сторожить, чтоб никто не побежал к Глэнтону с жалобой, — и конечно же, этот твой маленький уродец побежал. Из-за тебя Майк мертв. — Он посмотрел на нее сверху вниз, ощерив желтые зубы. — Что ж, теперь я сильнее. Теперь я устанавливаю правила. Вот я и покажу тебе, Белла, до какой степени можно унизить женщину. Прежде чем доделаю то, что начала река.
Белла повернулась к нему.
— Да пойми же ты, Синнер. Нам всем угрожает опасность. Дрейк видел…
Он ударил ее кулаком в лицо. Удар сшиб ее на пол, оглушив на пару мгновений. Боль пришла чуть позже. Рот наполнился кровью из разбитой губы.
Синнер пригнулся и приподнял ее голову за волосы.
— Не смей говорить со мной так, будто ты человек. Все, не человек ты больше. Ты теперь просто мясо. — Он злобно встряхнул ее голову. — Ты поняла?
— Я поняла, — выдохнула Белла. — Поняла, что ты, Синнер, — ничтожество. — Она помедлила, переводя дух. — Ты не видишь дальше собственного носа. Не видишь даже того, что надвигается и сокрушит тебя. Ты мелок. Что бы ты ни сделал со мной, ты все равно мелок. Трус, который делает больно рабам, потому что боится связаться с тем, кто сильнее. — Она посмотрела ему в глаза. — Ты схватил меня только потому, что застал меня беспомощной. Иначе ты ни за что не смог бы сделать со мной хоть что-нибудь. Потому что ты — ничтожество.
Синнер вспыхнул. Он зарычал как зверь и ударил ее еще раз, на этот раз сильнее. Перед ее глазами поплыли звезды, а потом грязный пол стремительно надвинулся на нее, и свет померк.
Она не знала, как долго пролежала так, ослепленная болью и жаждой, не в состоянии думать ни о чем другом. Когда она пришла в себя и села, в коптильне остались только Синнер и его сын, Пол. Безжизненное тело Кары лежало на полу в паре ярдов от нее — ноги раскинуты, волосы скрывали лицо.
Синнер поставил на пол рядом с Белой флягу, булькнувшую так, словно воды в ней было всего чуть-чуть.
— Пей, — сказал он. — Сюда ничего не подмешано. Я хочу, чтобы ты видела, что будет.
Белла взяла флягу; горло ее горело. Она не верила ни единому слову Синнера, но сил у нее совсем не осталось, а в горле словно запеклась соляная корка. Она вынула пробку и выпила воду прежде, чем осознала, что делает. Вода — теплая, но без примесей — сама лилась в рот. Полчашки — не больше. Она закончилась, не успев утолить жажду, но по крайней мере уняв немного огонь в горле. Она опустила флягу и посмотрела на Синнера.
— Пол, — произнес тот. — Принеси шкатулку.
Пол нерешительно повернулся к двери.
— Слышь, па, может, она правду говорит? Ну, о том, что Джефф сказал там, у реки, и…
— Парень, — зарычал Синнер. — Неси сюда шкатулку. А рот закрой — слышишь?
Пол побледнел и судорожно сглотнул.
— Да, па. — Он повернулся и вышел из коптильни.
Синнер снова посмотрел на нее.
— Тут такое, понимаешь, дело, Белла: ты так мало знаешь, что не боишься, как должна бы. Вот я тебе с этим и помогу. Я хочу, чтобы ты понимала, что произойдет.
— Это бесполезно, Синнер, — покачала головой Белла. — Можешь просто меня убить, и дело с концом.
— Всему свое время.
Синнер подошел к Каре, нагнулся и небрежно схватил ее за волосы. Женщина всхлипнула и выгнулась, пытаясь отодвинуться от него. Синнер не спеша, оборот за оборотом намотал ее волосы на кулак, пока голова ее не прижалась к его руке.
— Видишь ее? Крепкий орешек. Знает, что делает. Знает правила игры. И как выжить в ней. — Он встряхнул голову, и женщина снова всхлипнула. — Знает, какие звуки издавать. Так, девка?
Голова Кары болталась под самым кулаком Синнера так, что Белла видела ее лицо. Взгляд ее был тверд, выражение — спокойное, отрешенное. Но голос та изобразила слабый, дрожащий:
— П-пожалуйста, — пролепетала Кара. — Господин, не делайте мне больно. Пожалуйста! Я все сделаю, как вы хотите!
— Вот это верно, — хохотнул Синнер, глядя на нее сверху вниз. — Еще как сделаешь.
Пол отворил дверь и вошел, держа в руках длинную, плоскую шкатулку из полированного дерева.
— Открой ее, — приказал Синнер. — Пусть посмотрит.
Пол судорожно сглотнул, обошел отца так, чтобы стоять перед лицом Кары, и открыл шкатулку. Белла увидела ее содержимое: полоска металла шириной не больше дюйма лежала на матерчатой подкладке, тускло поблескивая в свете горящих углей.
Выражение лица Кары сразу изменилось. Вся твердость исчезла из ее взгляда, а рот приоткрылся, словно от неодолимого ужаса. Она отпрянула от шкатулки, но Синнер не отпускал ее волос. Белла услышала, как она всхлипнула от боли и страха — неподдельного, панического страха.
— Нет, — произнесла она изменившимся, высоким, полным отчаяния голосом. — Нет, не нужно этого. Вам этого не нужно. Нет, не надо, я обещаю, этого не понадобится, вы только скажите, чего хотите от меня…
— Это называется «ошейник послушания», — пояснил Синнер Белле. — Заговоренный астелами. Здесь, на севере, их редко встретишь. Хотя порой такая вещица очень полезна. Мне кажется, она знает, что это такое.
— Не надо, — отчаянно взмолилась Кара. — Пожалуйста, астелами клянусь, не надо этого. Не надо, нет-нет-нет…
— Пол, надень его на нее. — Синнер рывком поднял Кару за волосы с пола, заставив вздернуть подбородок.
Кара все не сводила взгляда с ошейника; глаза ее испуганно расширились. Она завизжала. Жуткий вышел звук: звериный, горловой, лишенный любых эмоций, кроме страха. Она извернулась и забилась, не переставая визжать, стремительно выбросив руки в лицо Синнеру. Ногти ее оставили у него на щеке кровавые борозды, и сразу за этим она, едва подобрав под себя ноги, лягнула его босой пяткой под колено.
Так и не отпуская ее волосы, Синнер дернул ее вбок, снова сбив с ног, а другой схватил ее за горло. Затем с силой, к которой, вне всякого сомнения, добавилась сила его астела, оторвал ее от земли, вынудив беспомощно молотить ногами по воздуху.
Даже так она продолжала сопротивляться ему. До лица его она дотянуться не могла, поэтому впилась ногтями ему в руку; он продолжал удерживать ее. Она лягала его в бедро, по ребрам, однако, лишенная точки опоры, не могла причинить рослому стедгольдеру хотя бы мало-мальски серьезной боли. И все же она продолжала биться, задыхаясь, издавая сдавленные, животные, полные ужаса звуки.
А потом глаза ее закатились, и она обмякла.
Синнер подержал ее на весу еще пару мгновений, опустил на пол и снова приподнял за волосы, оголив ее шею.
— Пол.
Юноша вздрогнул. Он покосился на Беллу; взгляд его был полон напряжения, и она не смогла прочитать его. Потом он шагнул вперед и застегнул ошейник на шее Кары. Замок негромко, но резко щелкнул.
Кара прерывисто вздохнула, потом негромко застонала, когда Синнер, презрительно встряхнув, отпустил ее волосы. Она упала на бок и, не открывая глаз, коснулась ошейника пальцами. Она тянула его с шеи, дергала, но движения ее были вялыми, лишенными силы.
Синнер вытащил из-за пояса нож и наколол им большой палец. Потом сжал в своей лапище руку Кары и проделал то же с ее пальцем. Глаза ее открылись и увидели его. И снова она словно обезумела, с визгом сопротивляясь ему из последних сил.
Синнер ухмыльнулся. Почти без усилия прижал он ее окровавленный палец к ошейнику — а потом приложил рядом свой, оставив на серебристом металле алый отпечаток.
