Ответ на этот вопрос, пожалуй, знал один лишь вероломный дьявол.
***
Оберштурмбанфюрер Гельмут Ридель не находил себе места. Недавний разговор с братом произвёл на него довольно гнетущее впечатление. Фридрих загонял его в явную смертельную ловушку и надо было быть потерявшим рассудок безумцем, чтобы согласиться на эту изначально плохо пахнущую авантюру. Риск запредельный как и цена провала измеряющаяся в виде двух потерянных жизней – его и старшего брата.
Всего сутки. Какие-то жалкие сутки дал ему Фридрих для принятия рокового решения и пути назад уже не будет. Он отрежет его для себя навсегда. Прямое участие в убийстве высокопоставленного офицера Аненербе с целью занять его должность, такого, насколько он себя помнил, в их ведомстве ещё ни разу не случалось. Подобные кризисы невозможны в принципе, ибо все офицеры и сотрудники много раз проверялись, прежде чем попасть на важные высокие должности. Хитрые тесты всегда выявляли слабые звенья, позволяя отсеивать их в самом начале карьерного роста и тем обезопасить всю существующую систему.
- Слабые звенья, - тихо вслух проговорил Гельмут, прохаживаясь по гостиной своего роскошного особняка расположенного в пригороде Берлина.
Он уже подсознательно заранее знал, почему вчера сразу не сказал брату твёрдое «нет». Почему покорно взял целые сутки на размышления вместо того чтобы дать чёткий ответ на месте.
- Вот моё слабое звено, - усмехнулся Гельмут, доставая из кармана теплого домашнего халата черно-белую фотографию и думая о том, что разговор вслух с самим собой первый тревожный признак начинающейся шизофрении.
Этого не могли предусмотреть никакие даже самые изощрённые психологические тесты проводи их хоть по десять раз в месяц. Предугадать что уже достаточно немолодой высший офицер СС влюбится в заключённую никто не мог. Фотография была тройная. На длинном листе фотобумаги была запечатлена одна и та же молодая женщина с разных ракурсов: в профиль, фас и полуанфас. На первой фотографии голову женщины в районе затылка поддерживал фиксирующий положение металлический штырь. На этом же фото был указан порядковый номер заключённой и название концентрационного лагеря, в котором она находилась.
- Рита, - вслух снова произнёс Гельмут и тут же осекся, поскольку у него в квартире вполне могли быть установлены подслушивающие устройства.
Поспешно вернув фотографию в карман халата, мужчина решительно подошёл к телефону и, набрав короткий номер, принялся с нетерпением вслушиваться в далёкие сигналы. Фридрих как всегда ответил точно после двенадцатого гудка.
- Слушаю тебя, брат…
- А как ты узнал, что это именно я звоню?
Фридрих на другом конце провода рассмеялся:
- Этот номер телефона есть только у тебя и ещё у одной моей давней любовницы, но она в данный момент находится за городом и не может мне оттуда позвонить. Ну что ты там, наконец, решил? Сомневаюсь что ты звонишь мне просто так, чтобы, скажем, поинтересоваться о моём здоровье. Ты всё-таки станешь участвовать в моей игре?
- Мой ответ - да.
- Я так и знал. Ты ведь такой же как и я, Гельмут, храбрый, отчаянный и немного безумный… с одним лишь маленьким отличием… ты чуть более… осторожный. И всегда был таким с самого детства, сколько я тебя помню.
- Что я должен делать?
- Пока что ничего. Живи как и жил до этого. Выполняй свои прямые обязанности. Привычки не меняй. В самое ближайшее время я встречусь с тобой и дам подробные инструкции.
- Хорошо. Договорились.
И разговор прервался. Наверняка он шёл по защищённой линии Абвера. Но можно ли ей доверять? На сто процентов вряд ли. Но нормальных людей в немецкой разведке всегда было больше чем полоумных националистов фанатиков и это слегка обнадёживало.
- Выбор сделан! – Фридрих медленно вернул телефонную трубку на рычаг.
Он должен её ещё раз просто увидеть. Хотя бы один единственный раз. Последний. Пусть и ценой собственной жизни, но он сделает это. А дальше… дальше будь что будет.
***
Около двух часов дня «БМВ» штурмбанфюрера затормозил у здания Главного Управления Берлинского отделения Аненербе. Судя по его мыслям, Дитер Хорст собирался сдать в архив какие-то бумаги, касающиеся новых научных исследований в лагерях смерти. Суть этих исследований Карел так и не понял, поскольку сам штурмбанфюрера мало что в них смыслил. В ряде лагерей открывались свежие лаборатории. Устанавливалось секретное оборудование, требующее большого количества электроэнергии. Покопать бы данную тему поглубже, но сейчас на всё это просто не было времени ведь грядущая экспедиция на Тибет намного важнее.
Фасад здания Главного Управления впечатлял. На крыше торжественно восседал огромный распростёрший крылья каменный орел, сжимающий в мощных когтях чёрного ягнёнка. По левую сторону от орла располагалась статуя, поднявшего к небу сжатые два пальца (указательный и средний) антропоморфного козла Бафомета придуманного французским аббатом Элифасом Леви. Данный жест символизировал греховность, бездуховность и прочную связь с сатаной. На правой руке дьявольского создания белела латинская надпись Solve, что означало «растворяй», на левой было написано Coagula «сгущай». «Solve et coagula» алхимический девиз, лежащий в основе чёрной магии. Интересно, что данное изображение человекоподобного козла можно было часто видеть в виде пятнадцатого аркана колоды Таро на карте изображающей дьявола. Эти символы должны были, по всей видимости, напоминать всем интересующимся о непосредственной связи Аненербе с потусторонней мистикой и тёмным оккультизмом. Могущественная организация до сих пор устраивала грандиозные выставки древних сатанинских реликвий, которые регулярно с большим интересом посещало высшее руководство Третьего Рейха. Общий вид здания оформлял лично Альберт Шпеер по заданию самого Генриха Гиммлера.
Зиганув застывшим у дверей эсэсовцам, штурмбанфюрер вошёл в роскошный вестибюль Главного Управления. Майор ещё успел обратить внимание на необычные шлемы часовых, увенчанные стальными острыми рогами.
Внутри здания преобладали приглушённые красные и чёрные тона, но рассмотреть интерьер подробно Карел не успел. В ту секунду, когда Дитер Хорст приветливо поздоровался с каким-то полным мужчиной в форме СС, майор вырубился. Это было похоже на внезапное падение в глубокую воду. Тёмный омут мгновенно сомкнулся над головой. Абсолютная глухота, абсолютная слепота: ни звуков, ни красок, ни запахов. Карел не на шутку перепугался, ибо такого с ним ещё ни разу не случалось.
Однако сознание он не потерял. Что ему оставалось? Парить в этой, заполняющей враждебную неизведанную вселенную черноте, и покорно ждать. Как такое вообще с ним могло произойти? Неужели у немцев имелась своя установка для глушения вражеских нейроразведчиков?
Развить свои крайне тревожные размышления майор так и не успел, потому что связь с ускользнувшей было реальностью, внезапно восстановилась. Шок повторился, включение оказалось не менее неожиданным, чем выключение. Штурмбанфюрер уже покинул Главное Управление и ехал сейчас по Бернауэр-штрассе в надежде заглянуть в какое-нибудь кафе.
Справившись с бурей довольно неприятных чувств, Карел мягко перехватил управление и, остановив машину возле Центрального универмага, выбрался наружу, вдохнув полной грудью холодный январский воздух. За ночь здорово похолодало, отметка градусника наверняка опустилась ниже нуля.
Захлопнув дверцу автомобиля, майор решил немного пройтись пешком. Сегодняшний провал в черноту здорово его обеспокоил. Ощущение здорового человеческого тела постепенно вернуло ему былое душевное равновесие. Первоначально избранная им тактика, временно затаиться, оказалась ошибочной.
Увидев вывеску «Brauner Laden», майор решил посетить знаменитый магазин. Сначала он с интересом изучил витрину известного на всю Германию эзотерического универмага, обслуживающего исключительно офицеров СС. На витрине возлежал крупный магический шар из тёмного стекла, утопленный в оригинальной резной деревянной подставке. Чуть левее стояло чучело иссиня-черного ворона, по всей видимости, реквизит магазина. Рядом с птицей располагалась совершенно роскошная магическая доска «Уиджи», которую Карелу тут же захотелось приобрести. Ещё там был индейский «Ловец Снов», африканские ритуальные маски и сверкающие хрустальные черепа. Прочие ведьмовские безделушки были ему незнакомы, но вряд ли они представляли что-нибудь стоящее. Настоящие раритеты, по понятным причинам, так просто не продавались.
