— Аркаша! Я чуть ласты не отбросил!

— Мне уже стыдно, — заверила его голова в капюшоне и тут же скрылась за спинкой кровати.

Недоумевая, Маккин откинул одеяло. То, что он принял за силуэт Аркаши, оказалось всего-навсего грудой подушек.

— Ты чего это там? — Юноша обошел угол кровати и изумленно воззрился за закутанную в покрывало соседку, сидящую прямо на полу и прижимающуюся спиной к стене. — Почему на обед не пошла?

— Упиваюсь депрессией.

— А не рановато? Еще даже первый учебный день не закончился.

— Тебе смешно? — Аркаша скинула с головы край покрывала, послуживший неплохой вариацией капюшона, и осуждающе посмотрела на юношу, подкрепляя недовольство надутыми щеками и по-рыбьи выпяченными губами.

— Эй, ну погоди, не сердись. — Маккин бухнулся на пол, задев коленями Аркашины ноги. — Я всего лишь пытаюсь шутить. Согласен, шут из меня так себе. Но что прикажешь делать, если твое настроение на нуле, а мне хочется подбодрить тебя?

Хлопнув себя ладонями по щекам, вмиг высвободив весь сдерживаемый во рту воздух, Аркаша хлюпнула носом и, притянув колени к груди, уткнулась в них лицом.

— Хочешь помочь? Утопи Момо, а? — донесся до Маккина ее бубнеж. — В море, в луже, в унитазе. Ты же любишь всех топить.

— Кто такой этот Момо?

— Ровен. Демон. Шарора Ровен. Та малиноволосая упырка со змеиными глазками.

— Ясно. — Маккин немного помолчал, теребя краешек покрывала, в которое продолжала кутаться девушка. — Во-первых, излишняя агрессия русалов с севера и тяга к беспричинному душегубству лично мне неприятны. И вовсе... — Юноша запнулся на слове. — Вовсе я не любитель топить кого бы то ни было!

Поняв, что проявила наивысший уровень бестактности, Аркаша поспешно вскинула голову и от этого движения едва не съехала по стене.

— Нет, я не имела в виду... — Девушка сбросила с плеч покрывало и, отчаянно краснея, выпалила: — Я не считаю тебя душегубом! Просто этот демон... он довел меня до белого каления, и я несу бред! И он... и я… просто… извини. Извини меня.

— Я поделился с тобой своим секретом в надежде, что ты не будешь видеть во мне того, кого обычно видит общество. — Маккин отвернулся. — Знаешь, на самом деле это очень личное. В твоем распоряжении знание, которое способно втоптать мою сущность в грязь. Я подставил тебе горло, обнажил грудь, открыл спину. Я беззащитен перед тобой. Не рань меня, пожалуйста. Мне будет очень больно.

«Вот идиотка!»

Отчаянные времена требуют отчаянных мер. Аркаша, окончательно избавившись от покрывала, проползла на коленях до Маккина и, прежде чем тот успел опомниться, порывисто обняла его.

— Ты что?! Ты что?! Ты что?! — Юноша вмиг обзавелся алеющими ушами и в панике задергался, пытаясь отстраниться. Однако попытки эти были какими-то несерьезными: руки он развел в стороны и даже и не думал воспользоваться ими, чтобы оттолкнуть от себя девушку.

Аркаша, не встретив иного сопротивления, кроме слабого попискивающего и несильно похожего на протест вяканья, усилила объятие, прижавшись щекой к пылающей шее русала. Вообще-то такие порывы были не в ее характере. Тетя Оля никогда не обнимала ее, поэтому девушка слабо понимала, что из себя представляет настоящее проявление нежности. Нынешнее же объятие было всего лишь неумелой попыткой повторить по-приятельски простоватый жест Коли: он часто приобнимал товарищей по баскетбольной команде, чтобы придать им бодрости или просто похвалить. Хотя «приобнимал» — это слишком мягко сказано. Скорее с размаху вдаривал им по плечам, а затем тряс почти до удушья. Но как ни странно, Колина поддержка всегда имела впечатляющий и весьма положительный эффект.

Сначала Аркаша тоже хотела обнять Маккина по-приятельски — как иногда делала это с Колей. Но в последний момент вспомнила, что русал просил ее не относиться к нему так же, как к бывшему другу. Нет свойскому и приятельскому отношению? И что тогда? Альтернативу за столь короткий промежуток времени отыскать было сложновато, поэтому Аркаша с бесстыдной непринужденностью ограничилась вторым известным ей не понаслышке способом проявления симпатии — обняла юношу так, как приласкала бы понравившуюся собачонку или приглянувшегося котика.

Представляя себе мягкую шерстку, в которую так приятно зарыться носом, Аркаша довольно хмыкнула и подергала головой, щекоча юношескую шею кончиком носа. Маккин издал какой-то странноватый звук, похожий на всхлип, и, как только девушка его отпустила, принялся, пошатываясь, отползать спиной вперед.

— Видишь, разве я бы стала приближаться к тому, кого считаю опасным? — Аркаша была уверена на сто процентов, что это уж точно убедит Маккина в ее искренней лояльности.

— Да уж, вряд ли бы стала... настолько близко... — Маккин на конце фразы поперхнулся и зашелся в кашле.

— Прощаешь?

— Еще бы. — Юноша смущенно подергал все еще алеющие уши.

— А что «во-вторых»?

Поймав недоуменный взгляд собеседника, Аркаша пояснила:

— Полное отсутствие склонности к душегубству — это было первым аргументом. А что дальше?

— А, вот ты о чем. — Маккин нащупал тарелку с принесенным угощением и нерешительно протянул ее девушке. — Держи. Ты же пропустила обед.

— Спасибо. — Аркаша положила тарелку на колени и, не стесняясь, начала брать вареники руками и закидывать в рот.

— Во-вторых, не заставляй меня иметь дело с демонами. — Маккин поморщился, словно ощутив приступ зубной боли. — С любыми демонами. — Удовлетворившись смиренным кивком, он продолжил. — В-третьих, мне очень не нравится, что ты дала демону прозвище «персик». Что еще за нежности с демоном, а, миледи?

— Нежности? — Аркаша невесело хмыкнула. — Ну да. Я очень нежно его царапнула, нежно укусила и столь же нежно дала пяткой в нос.

Маккин на заявление никак не отреагировал, продолжая удерживать на лице выражение искреннего интереса. Пауза затянулась. Судя по всему, юноша ожидал момента, когда она сообщит ему, что это была всего-навсего шутка.

— Так ты не шутишь? — Судя по растерянному виду, осознание того, что подобное могло случиться и даже уже случилось в реальности, далось ему не слишком легко. — Ты и правда влезла в драку с демоном? Вот взяла и атаковала? Демона?

«Для представителя народа, чья агрессивность не пугает разве что тех же самых демонов, довольно странно удивляться проявлению чужой агрессии». Эту мысль Аркаша, ясное дело, озвучивать не стала.

— Никаких шуток.

Русал нервно дернул головой и отстраненно пробормотал:

— Своеобразные у тебя критерии нежности.

Аркаша, не уловив логику в его измышлениях, чуть слышно вздохнула.

— Я тоже пока плохо понимаю, когда ты шутишь, а когда серьезен.

Видимо, эта фраза помогла Маккину отвлечься от болезненных переживаний, потому что он заметно повеселел. Рецепт успешного взаимопонимания был найден: никаких разговоров о демонах.

— Не страшно. — Юноша с излишним усердием вытянул из рук Аркаши тарелку — та едва успела схватить последний сырник. — Наверстаем активным общением. Соседи как-никак. Еще и надоесть друг другу успеем. — Повертев тарелку, он отложил ее в сторону. — Слушай, хочу извиниться за то, что не дождался тебя после пары. Темная и Шторм буквально пинками отогнали нас от аудитории, настойчиво требуя, чтобы все отправились на обед, и бурно уверяя, что староста все держит под контролем. Это что там он такое держал «под контролем»? И почему шишаков так привлекла аудитория, где вы «Саламандру» изучали? А еще расскажи все-таки, отчего ты такая подавленная?

Пропустив подробности возникновения столба пламени, девушка подробно рассказала русалу, как облила Джадина феромонами, спутав емкость с огнетушителем, и как вместе со Снежком и чарбольной командой Сириуса удерживала баррикады. На моменте с исчезновением пахучего вещества с тела нефилима Аркаша замолчала, так и не решившись признаться Маккину в том, что во время инцидента с ее собственным телом и разумом начали твориться странные вещи.

«Опять я вру. — Аркаша, преисполненная сожалением, смотрела в доверчивые глаза русала, внимающего каждому ее слову. — А я же хотела стать здесь другой, оттолкнуться от привычного образа. Хоть разочек побыть искренней. Больше не быть «хорошей, но лживой», а стать «искренней, но... какой?»