— Сгинь, а, — попросила Аркаша, переворачиваясь на другой бок. Отработанная до автоматизма вежливость воспользовалась резервной энергией организма и все-таки заставила рот выплюнуть вдогонку «пожалуйста».

— Проспишь же, самка человека. — Настырный гоблин вцепился в край покрывала и стянул его с девушки. По ногам Аркаши скатился какой-то пушистый клубочек и рухнул около живота на постель. — Не слышала утренний клич?

— Меня вообще-то Аркаша зовут, — проворчала она, лениво нащупывая рукой неопознанный клубочек. — А что за клич?

— Местный будильник. Голос заместителя директора Карины Борзой.

«Это ж надо так знатно дрыхнуть!»

— Который час? — Девушка села на кровати и потянулась.

— Семь утра, самка... Аркаши.

— Да, да, Аркашина самка, — пробубнила девушка, окидывая комнату сонным взором.

Соседняя кровать была аккуратно застелена. Поверх покрывала лежала белая рубашка с воротником-стойкой и брюки. Откуда-то издалека доносился шум льющейся воды.

— Самец уже соизволил встать, — отчеканил Шаркюль, моргая маслянистыми глазками.

— Какой ты наблюдательный, — фыркнула Аркаша.

— Служба обязывает.

— Меня служба ни к чему не обязывает, поэтому сделаем вид, что у солдата выходной.

Опрокинуться обратно на кровать не позволил вездесущий пушистый клубочек, прижавшийся к боку. Им оказался похрапывающий Гуча. Аркаша потыкала пальчиком ему в бок и даже раз щелкнула по носу, но зверьку было хоть бы хны.

— Выходные по графику. — Шаркюль сунул под нос Аркаше длинную ламинированную картонку. — В семь подъем. Раздача завтрака осуществляется с семи до девяти. Занятия начинаются в девять. Опоздания караются в соответствии с системой санкций заместителя директора Борзой. Расписание вводной недели на обороте.

«Завтрак» — пожалуй, единственное слово, которое из всей речи коменданта четко расслышала Аркаша. При одном его упоминании желудок заинтересованно булькнул и выдал целую серию урчания нецензурного содержания, злобно припоминая хозяйке пропущенный накануне ужин.

Холод ужалил босые пятки. Прыгая на одной ноге, одновременно тряся второй, чтобы согреться, Аркаша внимательно осмотрела колени. Раны зажили, оставив после себя едва различимые белые полосы.

— Отличная жижа. — Девушка одобрительно похлопала ладонями по исцеленным коленям. — Спасибо Маккину.

Размышляя над тем, нельзя ли воспользоваться чудесной мазью, чтобы залечить остальные синяки, Аркаша оттянула помятую футболку и подергала превратившиеся в жесткую мочалку волосы. Вчера она настолько устала, что улеглась спать прямо в одежде, укрывшись покрывалом. От вечернего душа тоже пришлось отказаться, и девушка очень надеялась, что выглядит она сейчас намного хуже, чем пахнет.

 Сунув посапывающего Гучу подмышку, Аркаша небрежно разгладила покрывало, а затем аккуратно положила зверька обратно на кровать. Скунс всхрапнул и, вывалив язык на покрывало, продолжил наслаждаться чудесными сновидениями. Оставалось только позавидовать его безмятежности.

 Игнорируя угрюмо наблюдавшего за ее манипуляциями Шаркюля, Аркаша вытянула спортивную сумку из-под кровати, дернула молнию и перевернула ее вверх дном, позволяя вещам вывалиться на покрывало.

 — Вот черт... 

Подстава. Иное слово не подобрать.

 На кровать обрушился разноцветный дождь из нижнего белья, носков и тюбиков губной помады. Последним на цветастую кучку рухнул кислотно-зеленый кроссовок с массивной подошвой.

 Не веря своим глазам, девушка потрясла сумку с удвоенной силой, ожидая, что из ее нутра выпадут хотя бы джинсы. Тщетно. Тетя Оля заботливо скинула в поклажу весь ящик с нижним бельем племянницы и отправила следом всю полку с косметикой. И этим же ограничилась.

 — Это плохо, — обреченно пробормотала Аркаша, нервно теребя шнурки на кроссовке (пара ему так и не нашлась).

 — Не так уж и плохо, — возразил Шаркюль, шустро присваивая себе полосатые носочки. — Цветастенькое люблю.

 Хоть кому-то весело. Оптимистичное создание.

 Аркаша всегда с трудом сходилась с людьми, ведь при расширении круга общения возрастал объем создаваемой лжи. Быть хорошей для окружающих, а тем более для тех, с кем ближе и чаще общаешься, утомляло пуще любого физического труда. Аркаша не была готова терпеть моральное истощение в постоянном режиме, а потому сторонилась людей, предпочитая держаться на уровне приятных улыбок и вежливого общения. Тем ценнее был для нее Коля. Лишь в его обществе отдых души не был понятием, граничащим с фантастикой, а разум не терзался в темпе бесконечности, выплескивая одну красивую ложь за другой.

 Однако в обществе существует и весьма необычный подвид людей — этакие безмятежные оптимисты — не всегда шумные и не всегда яркие личности, но внушающие столько необъяснимого доверия, что вежливость вмиг улетает в трубу. К ним не хочется обращаться на «вы», не возникает желание отгородиться от них неприступной стеной. Их небрежность, жесты, интонации заставляют поверить, что ты можешь свободно самовыражаться в их присутствии, забыв о собственных гнетущих комплексах и стопорящей неуверенности.

 Таким был Шаркюль. Не человек. Но и не зануда. До абсурдности равнодушный, но до странности заинтересованный. Дикая смесь.

 Играя с гоблином в перетягивание носка, Аркаша растерянно размышляла о превратностях судьбы. Всего день назад она была до мерзости скромной и обходительной девушкой, избегающей конфликтов, не приносящих пользу людей и ситуаций, которые могли бы привести к внеплановым проверкам способности Ольги Захаровой правильно воспитать несовершеннолетнюю племянницу. Нынешняя же Аркадия Теньковская представляла собой личность, будто нарочно стремящуюся принять участие в каждой переделке, испортить отношения с как можно большим количеством опаснейших существ и, в конце концов, добраться до крайней степени разнузданности. Сколько не стенай, а Блэк-джек и его обитатели не позволят ей остаться «хорошей девочкой». Прежнюю милашку теперь могут легко раздавить, а себе настоящей Аркаша не доверяла — слишком слабая и слишком ведомая. 

Шум льющейся воды сошел на нет, сменившись скрипом шлепающих по кафельным плиткам мокрых ног.

 Отпустив носок, — Шаркюль, радостно хрюкнув, повалился на пол, прижимая к груди отвоеванную добычу, — воодушевленная Аркаша направилась к двери ванной комнаты. Идея, словно аппетитные зефиринки в какао, покачивалась в потоке мыслей, постепенно складываясь в чудеснейший план по спасению от бесконечного невезения.

 Аркаша еще не успела протянуть руку к дверной ручке, как та сама собой провернулась и дверь распахнулась. Замерший в проеме Маккин (снова в одном полотенце) с полсекунды глядел на девушку, а затем, издав протяжный вопль, отшатнулся. Еще через полсекунды вопль повторился, сопровождаемый тонкими визжащими звуками скольжения, которые завершились звонким хлопком упавшего на пол тела.

 Подскочив к захлопнувшейся двери, Аркаша осторожно постучала.

 — Макки, ты там живой?

 — Философский вопрос, — простонали за дверью. — Я бы вынес его на коллективное обсуждении.

 — Тогда пусть он будет риторическим, — бодренько сориентировалась Аркаша. — В этом случае избежим пустой болтовни.

 — Моя пятая точка с тобой не согласна.

 — Все-таки ушибся? — Скрыть расстроенные нотки в голосе не получилось.

 — В этом нет твоей вины, — поспешно уверил ее русал. — Позабыл, что теперь у меня есть сосед. Соседка. — Чуть слышное кряхтение за дверью еще больше подстегнуло проснувшуюся совесть. Аркаша с глухим стуком ткнулась лбом в дверь. 

— Ты чего? — с подозрением спросил Маккин.

 — Самобичевание.

 — Постой, постой! — Юноша, придерживая полотенце на бедрах, выскочил в комнату. Аркаша едва успела увернуться от резко распахнувшейся двери. — Гляди. Я в полном порядке! Поэтому нет необходимости себя калечить.

 — Ну, «калечить» — это слишком громко сказано... Да, да, Макки, тебе не мерещится. К нам и правда с самого утра в гости завалился страшненький комендант.