— Да. Он писал приложения для мобильных телефонов. В сентябре 1999 года он забрал меня в Испанию. Мне тогда как раз исполнилось одиннадцать лет. Мама и сестра остались в Москве, так как всю семью он там просто бы не потянул, даже с зарплатой программиста. В Испании меня сразу взяли в футбольную академию при клубе «Валенсия».

— Александр, а вы можете более подробно рассказать о футбольной академии? Я знаю, что туда не берут с улицы.

— Да, это правда. Академия — это не секция, не школа олимпийского резерва. Это кузница кадров для молодёжной и основной команды «Валенсия». Чтобы тебя взяли, нужно пройти платный двухнедельный отбор, жить в часовой доступности от академии, посещать школу либо быть на домашнем обучении, не иметь проблем со здоровьем. В течение четырнадцати дней ходишь на занятия, участвуешь в матчах, за тобой наблюдают, а потом сообщают тебе решение. Мне очень помогло то, что я пять лет занимался в школе «Динамо». Я был не хуже других соискателей, а в чём-то даже и лучше. По случаю хочу передать привет своему первому тренеру Константину Георгиевичу Парамонову. Большое спасибо вам за мою подготовку.

Зрители одобрительно хлопают. Что интересно, даже Мутко, Сёмин и Бородюк слушают меня чуть ли не приоткрытыми ртами. Неужели они этого не знали?

— Занятия после школы с четырёх до девяти вечера. Стоимость занятий от одной тысячи евро в неделю и выше. За эти пять часов мы первые два часа изучали теорию. Часто просматривали как свои, так и игры клубов испанского чемпионата. Тренеры объясняли, какие ошибки часто допускают на поле футболисты. Буквально на пальцах разжёвывали всё до мелочей. Потом шла получасовая разминка на поле. Далее уже, исходя из того, что тренер нам подготовил: квадратики, удары по воротам, разбирали действия при штрафных и угловых ударах, как в защите своих ворот, так и в атаке. Выполняли ряд упражнений, чтобы улучшить взаимодействие. Заканчивалась тренировка небольшой двусторонней игрой. На базе академии есть тренажёрные залы, бассейн, столовая. В выходные дни проводились товарищеские матчи с другими командами города или региона. Периодически выезжали на городские и региональные турниры. Дополнительно родителям читали обязательные курсы по питанию и психическому здоровью детей.

— Занятия все семь дней в неделю? Получается, четыре тысячи евро за месяц? — уточняет ведущий.

— Да. Иногда больше выходило. Плюс в течение занятий идёт очень сильный отсев, так как на твоё место даже за эти деньги много желающих. Но даже этих занятий мало, если вы хотите подписать контракт на дальнейшее сотрудничество с клубом. В шестнадцать лет либо контракт, либо тебя запишут в список возможных кандидатов на отбор в другие клубы.

— А на отбор в клуб разве просто так не попасть?

— Конечно, нет. Нельзя просто так подойти и сказать: «Вот, посмотрите меня». Для этого есть скауты, агенты.

— А частные уроки помимо академии тоже брали?

— Материальных возможностей не было. Папа хорошо зарабатывал, но почти всё уходило на оплату академии, жизнь в Испании, ипотеку московской квартиры. Плюс маме с сестрой и братом деньги же отсылали. Папа даже умудрялся как-то подкопить, и каждое лето они в Испанию приезжали по туристической визе. Со мной дополнительно сам отец занимался. Он мне говорил, что всегда мне поможет, но в футбол за меня играть не будет. Мы вставали в шесть утра. За пятнадцать минут я одевался, ел, и мы с отцом выходили на пляж. Два часа бег, упражнения на баланс, координацию, точность. Потом отец вёз меня в школу, которая начиналась в девять утра. Завтракал я в машине. Там в любой свободный момент качал пресс, ноги. Обед опять в машине. Потом занятия в академии. Про них я уже рассказывал. Дома опять упражнения. Отбой в одиннадцать. Ночью часто просыпался, так как судороги в ногах были. Иглу в каменную мышцу воткнёшь, она расслабится, и дальше спишь. Так все тренируются.

— А в школу вы ходили частную или государственную?

— Государственную. Испанский, английский, валенсийский там изучал. Уроки музыки там были. С математикой отец помогал. Основы игры на гитаре мне дали. В испанской школе гораздо легче учиться, чем в наших.

Зрители улыбаются.

— В 2004 году ему улыбнулась удача, — продолжаю я. — Папа продал четыре мобильных приложения за полмиллиона евро. В мае 2005-го мы переехали в нашу квартиру в Валенсии. Вы не можете себе представить, что это такое — переехать в своё жильё. До этого мы снимали комнатку с одной кроватью для меня. Папа спал на полу на надувном матрасе. А тут такие хоромы.

На экране идут кадры с видом нашей испанской квартиры, которую я снял на видеокамеру для Лены.

— Отец очень гордился этой квартирой. Но, к огромнейшему сожалению, воспользоваться плодами своего труда он толком не сумел… Здесь я сделал паузу в несколько секунд, после чего продолжил: — Двадцать седьмого июня этого года отец взял в аренду небольшую шаланду порыбачить, отдохнуть со мной. У него и лицензия на вождение лодки была. Он всё мечтал выловить трёхметрового морского угря. Но мы эту рыбу не словили. В тот день на скумбрию наткнулись, ящиков пять натягали. Там же как? Обычная палка, на ней длинная верёвка с крючками по восемь-десять сантиметров. На эти крючки цепляешь рыбу, забрасываешь и палкой этой водишь вверх-вниз, вверх-вниз, — я даже рукой показал, как это делать нужно. — Потом достаёшь, рыбу с крючков снимаешь, потрошишь и опять повторяешь весь этот процесс. Мы собирались уже домой, когда это всё и случилось. Отец спустился вниз за льдом, чтобы добавить в ящики с рыбой. Я был на палубе. И тут лодку резко закачало, я ещё успел увидеть огромную волну, и нас перевернуло. Я даже испугаться не успел. Как мне потом сказали, это был какой-то подземный толчок. Меня сначала под воду затянуло, воды нахлебался. Но на мне был спасательный жилет, и меня тут же вытолкнуло на поверхность. Там мусор какой-то плавал, а вот лодки и отца не было. Одна вода кругом, волны и бездна под ногами. Я голос сорвал, всё отца звал. Кричал, пока были силы. Для меня он был где-то там, в метрах пятидесяти от меня.

— Но помощь же пришла? — участливо спрашивает ведущий.

— Никого не было. Самолёты в небе видел, вертолёт пролетал. Я там долго болтался в воде. Потом уже, когда солнце на запад ушло, сообразил, где юг, а где север. Потом молиться начал. Это меня и спасло. Уже когда стемнело, я разглядел какие-то огни, на них и поплыл в ту сторону. Плыл я всю ночь и день. Отец меня всегда учил не беречь силы на обратный путь. Выкладываться всегда по полной. Плюс я верил в то, что там меня ждёт отец и просто обязан туда приплыть. Доктор потом сказал, что это просто чудо, что я не получил воспаления. Вода же холодная. Это возле пляжа она прогревается, а там, где море, она ледяная.

— Акулы рядом плавали?

— Знаете, не видел. Да и в тот момент об акулах я думал в самую последнюю очередь.

Анна Петровна утирает слёзы и обнимает меня. Мне самому себя жалко. На записи Малахов меня полчаса расспрашивал про мои беды, а после монтажа в пять минут всё уложили.

Я на экране рассказываю, как доплыл до пляжа. Как встретил Камилу, как пел ей песни за кусок пиццы и колу, как лежал в госпитале, про испанского полицейского сеньора Хуана, национальное телевидение, наш турнир на Мальорке. Потом я говорю то, о чём меня настоятельно просил сказать Антонио.

— Я очень благодарен сеньору Хуану. Можно сказать, что именно благодаря ему я и нахожусь в этой студии. Если бы он не оказал мне помощь, то не знаю, что бы я делал. На берег я выплыл в шортах, майке и спасательном жилете. У меня даже обуви на ногах не было, не говоря уже о деньгах. Его семья отвезла меня в больницу, а потом приютила в своём доме. Вот представьте себе, что милиционер выловил в Москве-реке какого-то странного иностранца. Пригласил к себе домой пожить на месяц, накормил, одел, денег дал. Сказка? А сеньор Хуан это сделал. У него католическая семья, они молятся перед едой, он сам свечки перед иконой зажигает. Очень честный и порядочный человек. Отблагодарить его дочь Камилу своими песнями — это было самое малое, что я мог сделать.