— Вот же суки! Кто-то там наверху, блядь, деньги мои в карман себе положил! Х*й им, а не мои деньги!

Я даже отошёл на пару шагов от греха подальше. Если Александр Генрихович стал матом разговаривать, то к Юрию Павловичу лучше вообще не подходить. Раскрасневшийся мужчина хотел продолжить, но к нам подбежала полногрудая Татьяна Николаевна.

— Не поняла. Александр, почему стоим? Вас же ждут в гримёрной. Быстрее-быстрее, и так опоздали. Запись начнут через двадцать пять минут, а вы совсем не готовы.

Бородюк выдохнул шумно, как бык, и подобрался.

— Так, дамочка, кто у вас здесь главный? Почему нам ничего не выплатили за эфир?

Женщина отшатнулась и лишь показала мне рукой в сторону гримёрной.

— Свят-свят, — проговаривая про себя, я подобрал сумки и пошёл к указанной двери.

А там за меня взялись серьёзно. Сначала отпросился в туалет. Затем быстро переоделся за ширмой в светлые брюки, чёрные туфли, белую найковскую майку и светло-серый пиджак, который купила мама. Меня покрутили вокруг своей оси, признали годным и усадили в кресло гримироваться. Завязали на шею чёрную накидку, гладко побрили и чем-то смазали. А потом тщательно прошлись пушистой кисточкой с пудрой! Хорошо, что глаза успел закрыть, но вот чёрт, как же зачесалось в носу! Поколдовали с ножницами над волосами. И мне даже не дали в зеркало на себя глянуть, сразу потянули в студию, где буквально толкнули на отдельный кожаный диван. На трибунах уже сидели зрители в одежде тёмных тонов. Молодую женщину попросили снять очки. Видимо, чтобы камеры не отсвечивали. Молодой Малахов что-то уточнял у оператора. На другом диване нервничал Виталий Мутко. Напротив него устроились угрюмый Сёмин и повеселевший Бородюк. Никак об оплате успел договориться?

Они вопросительно уставились на меня. Я было открыл рот, но меня тут же прервал женский визг, от которого мы все одновременно вздрогнули.

— Почему обувь не блестит? Кто отвечает за обувь?

Ко мне тут же подбежала молодая девчонка, плюхнулась передо мной на колени и стала чистить мне туфли. Всё это стало напоминать мне цирк. Я глубоко вздохнул-выдохнул. На что я только подписался? Чтобы я ещё раз? Да ни за какие деньги! Слава богу, через пару минут началась запись передачи.

— Десятого июля 2005 года в возрасте шестнадцати лет и трёхсот четырнадцати дней он подписал контракт в основной состав известнейшего футбольного клуба «Валенсия». В возрасте шестнадцати лет дебютировал в составе молодёжной сборной России. В возрасте семнадцати лет его приглашают в национальную сборную России по футболу, где двенадцатого октября он забивает единственный и решающий гол в игре со Словакией. Тем самым этот семнадцатилетний русский подросток побил рекорд англичанина Джорджа Бэста, установленный двадцатого октября 1964 года в матче Кубка Ярмарок и продержавшийся сорок один год… — восторженно надрывается Малахов.

А у меня резко начинает чесаться в носу. Проклятая пудра!

— Встречайте, Александр Граф! — подходит он ко мне, а я оглушительно чихаю прямо в подъехавшую камеру.

Юрий Павлович со зрителями ржут так, что аж стены трясутся. Прячущий улыбку Малахов качает головой. Я извиняюсь, пока объектив камеры тщательно вытирают. Ох, чувствую, мы здесь надолго.

— Сашенька, уже программа началась, — вырывает меня из воспоминаний беспокоящийся голос Анны Петровны.

Подчищаю соус хлебом, уж больно вкусный, и спешу в зал. Ого! Да я тут как школьник выгляжу. Хотя чего это я? В моём возрасте парни действительно ещё в школе учатся. Это я вырвался, как спринтер, вперёд. Интересно, сколько людей смотрят эту программу сейчас? Если мне пятьдесят тысяч евро гонорара перевели, то рассчитывают на огромную аудиторию. Да и на рекламе денег тоже возьмут немало. Малахов на экране мне очень понравился. Раскрепощён, не зажат. Держит зрителей в тонусе. Да и в студии вежлив был, лишнего не позволял.

— Скажите, Александр, это правда, что ваш отец очень богатый человек? И благодаря именно его протекции вас взяли в иностранный клуб?

Парень на экране заливается смехом и парирует:

— На самом деле я внебрачный сын Билла Гейтса.

Зрители хохочут, и тёща рядом тоже утирает от смеха слёзы.

— Давайте я вам по порядку расскажу, что да как. Мой отец родился в Москве. Его прапрадед, как и прадед, дед, отец… Они все работали в Боткинской больнице.

— Врачебная династия? — уточняет Малахов.

Я киваю и продолжаю.

— Жили они не на Арбате и не в высотке на Котельнической набережной. Это была обычная коммуналка на окраине Москвы. Бабушка моего папу очень поздно родила, аж в сорок пять лет. Поэтому никаких квартир на расширение им не предлагали. Как ютились в одной комнатушке, так и продолжили там жить. Они рассчитывали, что сын тоже врачом станет, но папа пошёл на математический факультет МГУ. Он ещё в школе в разных олимпиадах участвовал, кружки математические посещал. Бредил футболом, но астма всё перечеркнула. А моя мама из Магаданской области, городского посёлка Синегорье. Это на Колыме.

— Далеко родители вашей мамы забрались, — удивляется ведущий.

— Этот посёлок был построен для обслуживания гидроэлектростанции. Там при СССР и аэропорт свой был, и подъёмник для горных лыж. Сейчас там, конечно, всё заброшено. Моя мама даже на похороны родителей в 2001 не попала, так как не было возможности туда добраться. Аэропорт закрыли ещё в 2000 году.

Малахов участливо качает головой, а я продолжаю свой рассказ.

— Дед мой был водителем скорой помощи, а бабушка — учительницей начальных классов. Моя мама тоже поступила в МГУ на математический факультет в один год с папой, в 1983. Ещё будучи студентом, отец подрабатывал в каком-то там чернобыльском фонде. Их же, как грибов после дождя, в то время было. А после университета он продолжил работу с этим фондом, и ему прислали вызов в Испанию. Это был 1988 год.

— И его выпустили из страны?

— С трудом, но выпустили. Помогло то, что он к этому времени был женат на маме и она была беременна мною и сестрой. Плюс жильё тут в Москве было. Родители отца умерли, когда он на четвёртом курсе был, и он в ту комнатушку маму забрал. Папа уехал летом, а первого сентября мама нас с сестрой родила. Из роддома на окраину сама добиралась. Денег папа в то время не присылал, так как их не было. Мы раз в месяц получали посылки с одеждой, обувью, которые он покупал в секонд-хендах. И поверьте мне, это было огромным подспорьем. Мама ещё репетиторством немного подрабатывала. Отец приехал домой только в январе 1992 года. Вот как СССР распался в декабре 1991-го, так он и вырвался нас повидать.

— Так как при СССР его бы обратно за границу не выпустили, — добавляет ведущий.

— Родители продали эту комнатку в коммуналке, так как отцу были нужны деньги на курсы программистов.

— То есть ваш отец продал комнату в коммуналке, чтобы оплатить курсы программистов в Испании? — недоверчиво переспрашивает Малахов.

— Да, — киваю головой. — Отец получал минималку, а жизнь там недешёвая. Плюс семью в Москве тоже нужно было содержать. Подтвердить диплом в Испании очень сложно. Вот родители и рискнули продажей жилья. Да, он мог поехать в Испанию и там умереть. Всякое в жизни бывает, сами понимаете. И осталась бы моя мама с нами на бобах. Но мои родители рискнули, и у них получилось. Папа снял нам через знакомых трёхкомнатную квартиру на Кутузовском проспекте и уехал обратно в Испанию. Там он окончил курсы и стал работать программистом. Потом, к 2004 году, ещё и диплом МГУ подтвердил. Зарабатывал он достаточно хорошо. Присылал нам деньги на жизнь, оплату съёмной квартиры. В Испанию к нему на лето ездили. В шесть лет он отвёл меня в футбольную школу «Динамо». Она находилась недалеко от нашего дома. А в 1999 году, в августе, женщина, которая сдавала нам квартиру, вышла замуж за итальянца. Отец взял ссуду в банке и купил у неё не только эту квартиру, в которой мы жили, но и дом в деревне под Москвой.

— Ваш отец так и продолжал работать в сфере информационных технологий?