Элина бессильно уронила руки. Она хотела бы верить Луи, но не могла.

– Откуда ты знаешь, что он не соврал тебе?

– Месье не убивал вашего брата. Он вообще никого не может убить.

– Я хотела бы тебе верить, но…

Ответивший ей мужской голос прозвучал у нее из-за спины:

– Но ты не можешь, потому что тебе удобнее не верить.

Элина медленно повернулась и оказалась лицом к лицу с Рене, стоящим в проеме двери, соединявшей студию с его спальней. Изнывая от жары, он только что снял сюртук и держал его в руке. Она в изумлении смотрела на него, сбитая с толку той вспышкой облегчения, которую успела заметить на его лице, прежде чем глаза его потемнели. Затем он стремительно, в два прыжка, ворвался в комнату, и сердце ее тяжело забилось от страха.

В растерянности он остановился возле своего портрета. Теперь Элина видела перед собой его изображение, в котором, сама того не сознавая, воплотила свои собственные желания и надежды на будущее, и его самого, из плоти и крови, к которому испытывала страстное влечение и в то же время безотчетный страх.

Луи покинул комнату.

Когда молчание стало невыносимым, Рене бросил сюртук и осторожно приблизился к Элине.

– Уоллес мертв, Элина, – сказал он с откровенной суровостью в голосе. – Он был лжецом и шулером, и теперь он мертв. Он был недостоин тебя и, конечно же, не стоит того, чтобы ты ради одной лишь бессмысленной мести за него отказывалась от своих собственных желаний. В особенности, когда человек, которому ты хочешь отомстить, не убивал его.

Его слова, казалось, пробудили ее к действию. С горестным возгласом она повернулась к двери, через которую вышел Луи, намереваясь выбежать из комнаты, прежде чем Бонанж заставит ее и дальше слушать эту ложь.

Но Рене в мгновение ока подскочил к ней и сжал ее запястья. Когда ее попытки вырваться не увенчались успехом, она поникла, все еще избегая его взгляда.

– Все это время, – продолжал он еще более резким тоном, – ты использовала смерть твоего партнера-сообщника как защитную преграду между нами. Ты любовно собирала всю информацию, которую тебе только удавалось добыть, чтобы добавить ее к этому защитному барьеру и укрепить его. А почему? Не потому, что тебя действительно волновала смерть Уоллеса: ты боялась, что, разрушив этот барьер, я могу уничтожить тебя. Ты заблуждаешься, если думаешь, что Уоллес имеет какое-то отношение к нашему противоборству.

Потрясенная, она обернулась и в изумлении смотрела на него с открытым ртом, изнемогая под ударами несправедливых слов, которые он безжалостно швырял ей в лицо.

– Я не единственная, кто нагромождает барьеры и ложь вокруг себя, – прошипела она. – Ты отказываешься признать, что Алекс – мой брат, хотя у тебя нет никаких доказательств, что это не так. Ты не желаешь допустить, что я могу оказаться именно той, кем кажусь. Если я говорю правду, тогда единственное, что ты считаешь надежным и прочным – семья твоей сестры, – окажется столь же непрочным и уязвимым, как и все в этом мире. Тебе проще превратить меня в нечто, чем я не являюсь, чем позволить быть той, кто я есть.

– Вот именно, – сквозь зубы процедил он, привлекая ее к себе. – Я не знаю, кто ты и что собой представляешь. Но эти чарующие глаза сразили меня, и я бы поверил, что луна – это солнце, если бы услышал это от тебя. К тому же я помню ту ночь…

– Да, ту ночь, – тихо с горечью проговорила она. – Ту ночь, когда ты поклялся, что отомстишь, если мы выйдем из комнаты. Ту ночь, когда мой брат украл твои деньги. Ту ночь, когда… когда кто-то взял на себя труд избавить мир от этой ужасной угрозы – моего брата. Да, я буду помнить ту ночь всю жизнь.

Она попыталась вырваться из его рук, но он не отпускал ее.

– Никто из нас не сможет забыть, так зачем же продолжать мучить друг друга?

Он отпустил ее запястье и, крепко взяв за подбородок, запрокинул ей голову, повернув лицом к себе.

– Посмотри на меня, черт тебя подери! – приказал он.

– Отпусти – пробормотала она, упираясь руками ему в плечи и пытаясь оттолкнуть его.

Вздох раздражения сорвался с его губ.

– Брат или любовник – Уоллес мертв, и я заставлю тебя забыть его и ту ночь, даже если это будет последнее, что я сделаю в жизни, – торжественно произнес он, преодолевая ее сопротивление.

Из ее груди вырвался не то стон, не то рыдание, и она с мольбой заглянула ему в глаза.

И вдруг ощутила, что это глаза честного человека. На его лице отразились страдание и боль. Нет, он не может быть хладнокровным преступником. Не способен на такую бессмысленную жестокость.

Увидев, что она растеряна, он прижался губами к ее трепещущим губам.

– Моя дорогая, любимая, – шептал он. – Ты пленила меня, милые глазки. Но я навсегда хочу остаться твоим пленником.

Он расстегнул, а потом снял с нее жакет, блузку и взял в ладони ее груди.

Слабый стон слетел с ее губ. Какой демон в нее вселился? Как могла она позволить ему прикасаться к себе столь постыдным образом?

Однако желание было сильнее всех ее сомнений. И все же она попыталась отстраниться. Но он снова завладел ее губами.

– Пожалуйста, Рене, не надо! – крикнула она, отталкивая его, в то время как Рене пытался расстегнуть ворот ее блузки. Наконец блузка полетела на пол, и Рене прильнул лицом к белоснежному бугорку нежной груди, видневшейся из-под отделанного кружевом корсета и сорочки. Затем провел языком по ложбинке между грудями. В порыве страсти Элина прильнула губами к его губам. Он ответил на поцелуй, придерживая ее за подбородок, и, не дав ей опомниться, подхватил ее на руки и отнес к себе в спальню.

На какой-то момент Элина пришла в себя и ужаснулась тому, что делает. Когда он положил ее на постель, она откатилась в сторону, намереваясь соскользнуть с противоположного края кровати. Но Рене оказался проворнее и схватил ее прежде, чем она успела продвинуться хотя бы на дюйм.

– Я не должна, – твердила она, – я не могу этого сделать…

– Из-за него? – спросил он.

– Из-за кого? – Она совершенно утратила способность соображать, охваченная желанием. – Из-за кого? – повторила она, подняв голову.

Гнев Рене мгновенно улетучился. Наконец она поняла, что он имел в виду Алекса.

– Значит, теплое сияние в твоих глазах наконец-то предназначено мне, – проговорил он, желая знать правду.

– Оно всегда предназначалось тебе, – прошептала Элина.

Она больше не думала о том, что собирается совершить грех. Она хотела принадлежать ему, и была счастлива, что он так же сильно хочет ее.

Он стянул с нее юбку и бросил на пол.

На Элине остались только сорочка и панталоны.

Рене сбросил рубашку, открыв широкие сильные плечи и мощную крепкую шею. Элина опустила глаза, но в этот момент Рене стал расстегивать брюки. У нее перехватило дыхание, и Элина закрыла глаза, но не настолько быстро, чтобы не заметить некую деталь, которой она, прежде не видела. Рене усмехнулся.

– Не закрывай свои милые глазки, смотри на меня, – сказал он, скользнув в постель и укладываясь рядом с ней. – Тебе ведь уже приходилось видеть обнаженного мужчину.

Глаза ее округлились.

– Нет, конечно же, нет! – запротестовала она.

Он пожал плечами:

– Это не имеет значения.

– Для меня имеет.

– Ш-ш-ш! – Он нежно коснулся пальцем ее губ. – Мы прожили с тобой в этом доме уже три недели. И все это время я так сильно хотел обладать тобой, что постоянно страдал. Много ночей я лежал без сна в этой постели, еле сдерживаясь, чтобы не зайти в твою комнату, не дать желанию взять верх над разумом.

Он спустил с плеч ее сорочку и, обнажив грудь, стал сосать нежную плоть. Затем пощекотал языком маленький темный бугорок. Элина издала едва слышный стон.

Он взглянул в затуманенные страстью глаза девушки.

– Ну что, остаешься? – спросил он, хотя заранее знал ответ.

– Да, – прошептала она, прижимая к себе его голову, когда он снова прильнул губами к ее груди. – Остаюсь.

Он стал стягивать с нее панталоны, и, помогая ему, она изогнулась, приподняв бедра.