Но тут гнев его поутих, и он расслабил пальцы, сжимавшие ее руку. Элина же, напротив, вся кипела от ярости.

– Ты не желаешь меня слушать, правда? – Она топнула ногой. – Считаешь, что я стремлюсь завладеть чужими деньгами?

Он указал на портрет:

– Мне кажется, доказательство тому здесь, перед тобой.

– Ты должен был заметить, что изображения не совсем одинаковы.

Рене насмешливо улыбнулся:

– В обоих случаях это Филипп. Художник может изменить выражение лица или позу персоны, которую рисует.

Элина выдернула руку из его ладони и направилась к двери на террасу. Не дойдя несколько шагов, она остановилась и повернулась к нему лицом.

– Надеешься запугать меня своими фокусами и уловками, но я найду способ одолеть тебя. Ты еще пожалеешь о том, что так издевался надо мной.

Рене спокойно приблизился к ней.

– По-твоему, мне следовало обвинить мужа моей сестры в двоеженстве, поверив словам какой-то девчонки?

– Я говорю правду! – крикнула она. – Благородный человек не усомнился бы в этом, и не стал бы приводить меня в свою спальню.

Он вновь схватил ее.

– Благородная женщина не стала бы расхаживать полуодетой, в ночной рубашке и босиком, ожидая при этом, что ее оставят в покое.

Она была оскорблена до глубины души, но виду не подала. Только зажала ворот рубашки у шеи.

– Было жарко. Кроме того, я не ожидала, что меня побеспокоят в моей спальне.

Девушка попыталась вырваться, но он крепко держал ее.

– Тебя обязательно побеспокоят, если я поблизости, милые глазки, – пробормотал он. Его взгляд скользил по ее свободно струящимся волосам, розовым щекам и точеному носу, пока не остановился на губах.

Его горевший желанием взгляд завораживал Элину. Ни один мужчина не вызывал у нее таких чувств. Ей хотелось, чтобы Рене ласкал ее, она жаждала его поцелуев.

Он ласкал ее страстно, неистово, покрывал поцелуями ее лицо, шею, впиваясь губами в ее губы. Элина отвечала на его ласки с тем же неистовством. Она обхватила руками его мощное тело, и он застонал. Подхватив Элину на руки, он отнес ее на кровать и опустился на постель рядом с ней, затем лег на нее.

– Не делай этого, Рене, – прошептала она, когда он склонил голову, уткнувшись в ее шею, но ее голос прозвучал чарующе призывно.

– Ты ведь не собираешься повернуться ко мне своей колючей стороной, не так ли?

– Если бы ты могла понять, как я мечтал о тебе эти последние несколько дней, как хотел тебя, ты не отвергла бы меня. – Он не мог отвести глаз от ее трепещущего тела. – Будь я так же талантлив в живописи, как ты, изобразил бы тебя на холсте такой, как сейчас. Но никто никогда не увидел бы этой картины, только я.

Упоминание о живописи сразу же напомнило ей, почему она оказалась в его спальне. И это придало ей решимости.

На этот раз она была непреклонна и отбросила прочь его руку, потянувшуюся к ее груди.

– Мой талант, судя по всему, не принес мне ничего хорошего. А изобразить меня в таком виде я не позволила бы никому, даже самому талантливому живописцу.

Рене вышел из себя. Раздраженно вздохнув, он обхватил ее запястья и пригвоздил ее руки к покрывалу. Он все еще нависал над ней и видел, как холодно блестят ее глаза.

– Послушай-ка, дорогая. Возможно, мы и не по своей воле испытываем влечение друг к другу, но, видимо, у нас нет ни сил, ни желания с ним бороться. Так почему бы не уступить зову природы? Это так естественно.

Элину задело, что Рене заметил ее влечение к нему и хочет воспользоваться ее слабостью, но у нее хватит ума и выдержки не поддаться соблазну.

– Нет ничего естественного в том, чтобы уступить бессердечному человеку, такому убийце, как ты, и я никогда этого не сделаю, – прошипела она, едва сдерживая желание выцарапать ему глаза.

В слепой ярости она извивалась под ним, стараясь ускользнуть прежде, чем он снова сумеет обернуть ее чувства противнее.

Неожиданно Рене, чертыхнувшись, поднялся с кровати, пересек комнату и подошел к гардеробной. В молчании он поднял с пола ее альбом. Наспех застегнув рубашку, она спрыгнула с кровати и метнулась к нему. Он не противился, когда она выхватила альбом из его рук.

– Надеюсь, теперь ты поняла, что твой рисунок не является доказательством?

– Ты отказываешься признать правду, потому что это разрушило бы твою жизнь! – сказала Элина. – Возможно, ты всегда знал, кто я такая, и, может быть, именно поэтому убил Алекса. Тебе доставляет удовольствие унижать дочь Филиппа? Ты питаешь к нему неприязнь? Но почему?

Бонанж повернулся к ней. Его глаза сверкали гневом, и Элина почувствовала страх.

– Ты хотела встретиться с судьей, не так ли? Холодный тон вопроса напугал ее.

– Хотела? – процедил он сквозь сжатые зубы.

– Да, хотела, – ответила она, чувствуя, как при этих словах в ней зарождается надежда.

– Тогда ты с ним встретишься. Пусть он выслушает твои безумные обвинения и нудную полуправду. Я не желаю терпеть все это и дальше.

– Ты повезешь меня на встречу с ним? – спросила она, внезапно испугавшись, что на самом деле он собирается отправить ее в тюрьму.

– Нет, – резко ответил он. – Я привезу его сюда. Если он примет нагромождение твоей лжи за правду, я признаю свое поражение и освобожу тебя.

– А если нет? – спросила она.

– Если нет… – Он остановился, сверля ее взглядом. – Если нет, тогда выбор за тобой. Или бери мои деньги, чтобы держать свою ложь при себе, или оставайся здесь и пиши мой портрет, пока не убедишься, что тебе меня не провести, мадемуазель.

Она расправила плечи и скрестила руки на груди.

– Судья мне обязательно поверит, вот увидишь.

– А ты не боишься, что он увезет тебя в тюрьму, дорогая? – вкрадчивым тоном спросил он.

Элина побледнела. Он словно прочел ее мысли.

– И ты бы ему позволил?

Наступило молчание. На лице Рене отразилось смятение.

– Ты сама знаешь ответ, милые глазки, – ответил он с легким раздражением.

В глубине души Элина была твердо уверена, что он не способен на подобный поступок.

Рене направился к двери, но на пороге остановился.

– Завтрак подадут, как только ты пожалуешь к столу, так что я жду тебя внизу одетой через пять минут. В противном случае я поднимусь за тобой, – сказал он и небрежно добавил: – И как это тебе удалось запереться в комнате? Что-то я не припомню, чтобы давал тебе ключи.

Она не решалась ответить. Стоит ли говорить правду, или это приведет к потере и той небольшой свободы, которой она пользуется? Он полуобернулся к ней, и по выражению его лица Элина поняла, что он собирается добиться правды.

– Я… я взяла их из комнаты Луи, – призналась она.

– Понятно. Забавно, как это ты без колебания вошла в его спальню, но отрицаешь, что входила в мою.

Торжествующий взгляд, который он бросил на нее, тут же заставил Элину пожалеть о сказанном. Когда он вышел из комнаты, девушка в сердцах швырнула в дверь то, что держала в руке.

Слезы хлынули из ее глаз, когда она увидела, что это альбом с портретом отца. Она подняла его и взглянула на человека, причинившего столько горя маме, ей и Алексу. Если бы не его вероломство, она бы не оказалась здесь, в этом доме, во власти бесчувственного чудовища, чьи прикосновения, тем не менее, наделены колдовскими чарами.

– Черт тебя побери, папа! – прошептала она, в последний раз взглянув на улыбающееся лицо. Затем молча порвала рисунок на мелкие кусочки и бросила их на пол спальни Рене.