— Ничего такого не случится! — твердо произнес я — Мы не наследили. Успокойся.

— Ладно, я спокойна, как танк, — скептически посмотрела на меня соседка. — Тигр. Под Прохоровкой.

Я покивал и пошел к себе. И там меня просто срубило. Помню, что разложил кресло-кровать, лег и провалился в черную дыру. Ни снов, ни кошмаров. Так и проспал примерно до обеда.

Штырь не беспокоил, его тоже вырубило. Проснулся я около двенадцати, когда Витька был на смене, Зойка пошла на дежурство, а ее спиногрызы изводили воспитателя в детском саду. Тут и Пахом открыл глаза, и мы с ним поковыляли в обнимку до туалета. Жрать хотелось просто невыносимо, а в моем холодильнике хоть шаром покати. Ну, надеюсь, Зойка меня не убьет. Я ее картошку съем, а потом новую пожарю. Пока я названивал братве и Фельдмаршалу в Москву, Штырь поел с большим аппетитом. Даже и не скажешь, что в нем вчера ковырялись. Повязка слегка промокла, но кровотечения не было.

— Ну что там? Все тихо? — Штырь допил чай. — Китаец отошел или дуркует еще?

— Тишина как на кладбище, — я начал мыть посуду. — Димас пошел на рыбалку с отцом. Слушай, я все еще никакой. Давай подавим подушку.

— Давай.

И мы опять завалились спать.

Проснулись уже вечером, когда на город опустилась ночь. Я включил Рекорд и попрыгал по каналам. Выбор был небольшим, и я остановился на пятом канале. Часы на стене показывали без пяти одиннадцать — самое время для «600 секунд». Самая знаменитая передача в Союзе после Взгляда.

Знакомая заставка программы сменилась суровым лицом Невзорова. Его пронзительный взгляд, казалось, проникал прямо в череп через экран телевизора. Харизматичный он все-таки был когда-то мужик. В смысле есть… Не привыкну никак.

— Добрый вечер, страна, — начал Невзоров своим фирменным, чуть хрипловатым голосом. — Сегодня начнем с новостей столицы. В подмосковных Химках произошло событие, которое можно назвать кульминацией бандитского беспредела. Наша съемочная группа специально приехала сюда, чтобы снять этот репортаж.

Я подался вперед, не в силах оторвать взгляд от экрана. Камера показывала знакомый унылый пейзаж промзоны: серые заборы, покосившиеся фонарные столбы, грязный снег вперемешку с мусором.

— Вот здесь, на пустыре возле завода «Энергомаш», — вещал Невзоров, — вчера вечером произошла массовая бандитская разборка. Камера медленно «плыла», показывая огромную лужу крови на снегу — По предварительным данным, в перестрелке участвовало не менее двадцати человек.

Экран заполнили кадры с места происшествия: разбитые, изрешеченные машины, следы от пуль на бетонных столбах, гильзы, разбросанные по всему пустырю. Я тяжело сглотнул вязкую слюну. За такое количество трупов, что мы устроили — это стопроцентное пэжэ! Поедем в Черный лебедь, если поймают. Или не поедем, если вышак дадут.

— Итог этой кровавой бойни шокировал даже видавших виды оперативников, — Невзоров сделал драматическую паузу. — Тринадцать трупов, господа. Тринадцать! Это рекорд в истории бандитских разборок новой России.

Камера показала ряд тел, накрытых белыми простынями. Рядом суетились люди в милицейской форме и штатском.

— По неподтвержденным данным, причиной конфликта стал передел сфер влияния между Троицкой и Лосиноостровкой группировками, — Невзоров говорил быстро, чеканя каждое слово — Я спрашиваю вас, уважаемые телезрители: до каких пор это будет продолжаться? Когда власть, наконец, обратит внимание на разгул преступности?

Я покачал головой. Вопросы Невзорова повисли в воздухе, как запах крови Штыря. В голове крутилась одна мысль: «Вот это замес…»!

— А теперь — еще эксклюзивные кадры с места событий, — Невзоров исчез с экрана, где начали показывать оперативную съемку.

Дрожащая камера показывала следы побоища: простреленные колеса машин, разбитые стекла, окровавленные куртки. Крупным планом — татуировка на запястье одного из погибших: парашют, орел… Я невольно передернул плечами. Мы подстрелили парня, отслужившего в ВДВ.

— По словам сторожа Энергомаша, перестрелка длилась не более двух минут, — голос Невзорова за кадром звучал почти зловеще. — Но эти две минуты превратили тихий подмосковный пустырь в настоящее поле боя.

Камера показала следователя, деловито собирающего гильзы в пластиковый пакет. У нас и было-то всего ничего. У меня обойма, и у пацанов по две. А выглядит все так, как будто пару цинков расстреляли. Солидно выглядит… Усраться можно, до чего солидно.

— Судя по следам на снегу, — комментировал тем временем Невзоров. — Некоторые пытались спастись бегством, но были настигнуты пулями.

Ну это пиздежь. Никто там убежать даже не пытался, просто не успели. Максимум — из тачек вывалиться.

— А сейчас — интервью с анонимным источником из правоохранительных органов, — объявил Невзоров.

Я машинально потянулся за сигаретой. Руки слегка дрожали.

— Дай мне тоже курнуть, — попросил Штырь, поудобнее устраиваясь в кровати.

— Не подожжешь нас? Тебе, кстати, колоть надо антибиотик. Сейчас Зойку позову.

— Подожди, давай досмотрим.

На экране появилось размытое лицо человека в милицейской форме, голос которого был изменен до неузнаваемости.

— Мы давно знали, что готовится что-то серьезное, — вещал неизвестный металлическим голосом. — Но масштаб! Такого мы еще не видели. Это война, настоящая война на улицах!

— Вот так, дорогие телезрители, — мрачный Невзоров снова появился в кадре — Пока власти делят кресла в высоких кабинетах, на улицах наших городов льется кровь. И кто знает, где прогремят выстрелы в следующий раз?

Заставка программы, знакомая мелодия. Я щелкнул выключателем, и экран погас.

— Дзы-ы-ы-ы-нь! Дзы-ы-ы-ы-нь!

— Сука! Проклятый телефон! — выругался я. — Так ведь до кондрашки доведет! Да кому там неймется? Ночь же на дворе!

— Алло! — недовольно сказал я, схватив трубку в коридоре.

— Сережа! — услышал я счастливый голос Ленки на том конце провода. — Папу скоро выписывают! Ему намного лучше, представляешь! Температуры уже нет, и кашля тоже!

— Ну… хорошо, — ответил я запнувшись. — Но мне сообщили уже, Лен. Я об этом знаю.

— Давай увидимся! Пожалуйста! Завтра в семь, там же. Форма одежды парадная, цветы обязательны. В глазах я желаю видеть немое восхищение. И приготовь запас анекдотов. Только не пошлых. Пошлые я не люблю.

— А если я не могу? — сказать, что я удивился, это ничего не сказать.- Или у меня дела?

— Дела перенесешь, — решительно заявила девушка, голос которой слегка дрожал от собственной смелости. — И вообще, тебя никто не спрашивает, Хлыстов. Тебя ставят в известность. Все, пока! Не опаздывай.

— Охренеть! — сказал я, с тупым недоумением разглядывая трубку телефона, из которой неслись длинные гудки. — Так бывает, что ли?

Тащиться в Советскую мне совсем не хотелось. Опять эти бандосы, воры… Тут меня и осенило! А ведь там же рядом театр Ромэн, в соседнем здании. Цыганский. Вот куда нам надо. Я набрал Константину Георгиевичу и озадачил его на ночь глядя вопросом: нужно ли доставать билеты в театр, или дефицита уже нет?

— Сергей Дмитриевич! — горкомовец после схемы с рейдерским захватом «Истока» меня сильно зауважал и обращался исключительно по имени-отчеству. — Сейчас главный дефицит в стране — это деньги. Точнее, даже валюта. Так что смело ведите барышню в театр, билеты купите у жучков на входе.

— Это точно?

— Точно!

— Так! Я тебе кассету в «Красоткой» дал. Помнишь? Изучай матчасть. Как рейдеры работают, и самое главное, сколько они с этого поднимают. Тебе понравится. Отбой, Фельдмаршал!

Я тут же перезвонил Лене и обрадовал ее предстоящей культурной программой.

— Ой, а какой там будет спектакль? — тут же завелась девушка. — Я там многое уже видела. Можешь сказать название?

Конечно же, я не мог. Последний спектакль, который я смотрел, назывался «Петрушка».

— На месте узнаешь, — загадочно сказал я. — Пусть сюрприз будет.

После того как решил дела амурные, дозвонился все-таки до Китайца. Беспокоил он меня. Так сказать, самое слабое звено в нашей прочной цепи.