— Порожняк, — так же тихо ответил я, когда мимо нас проехал пыхтящий лифт. — Время подходит. Глазки залепи!

— Угу, — буркнул Штырь и быстро размял два комочка, залепив ими стекляшки на соседских дверях.

— Приготовились! — шепнул я. — Выходим, когда он дверь начнет запирать.

Дверь клацнула защелкой замка, а я быстро вышел и приставил пистолет к затылку человека, который крутил ключом в замочной скважине.

— Не шевелись! — сказал я, уперев ему в затылок железо ствола. — Если не будешь делать глупости, останешься жить. Закричишь, дернешься или захочешь увидеть наши лица — получишь пулю в затылок! Если вкурил, то молча открывай дверь и заходи в хату.

На мой голос подтянулись и Китаец с Карасем. Нечего им на лестнице тусоваться. Заметят еще бдительные пенсионеры.

— Вы конкретно попутали, парни! — сдавленным голосом сказал скупщик. — Я от серьезных людей работаю. Если вас найдут, на куски порежут.

— Просто ложись на пол, — сказал я, заводя его в зал. — Представь себе, что ты морская звезда. Руки и ноги в стороны. Деньги где?

— Нет здесь денег! — сделал он отчаянную попытку вырваться. Копченый, стоявший тут же, пробил ему хуком слева, а когда клиент упал, присел на корточки рядом.

— Тебя же предупредили, — ласково сказал Гриша. — Ты подумал, что в затылок тебе пугач ткнули? Нет, дружок, это ТТ. Одна маслина в голову испортит весь ремонт твоей мамы. Рот открыл!

— Чё? — испуганно спросил валютчик, не спуская глаз с черной точки ствола.

— Рот открыл! — я приблизил ТТ к его башке, и тот послушно отвалил челюсть вниз. А Копченый-то молодец! Провернуть ствол в пасти, да так, чтобы зубы самую малость покрошились — такое редко кто выдерживает.

— Так где деньги? — спросил я, а клиент промычал что-то невнятное и скосил глаза влево и вниз.

— Понятно, — сказал я, не вынимая ствол. — Рукав!

Штырь, который понял все с полуслова, полез в левый рукав, где всегда и во все времена валютчики носили деньги. И удобно, и не выпадет, и побежать можно, и даже подраться при необходимости. Он молча вытащил пакет с деньгами и показал мне.

— Белье и книги! — скомандовал я, и четверо ребят начали прочесывать квартиру, методично, шаг за шагом проверяя каждый сантиметр.

— Сливной бачок, морозилка, вентиляция и стиральная машинка, — скомандовал я, когда увидел толстую пачку сторублевок, которая лежала в томике из собрания сочинений Ленина, в котором самым варварским образом вырезали карман для этой цели. Расчет был верен. Эта книга станет последней, которую возьмет в руки гость.

— Подушки, матрасы, крупы на кухне! — сказал я, когда пацаны притащили тощую пачку долларов и немецких марок. Живем!

— М-мать! — радостно промычал Карась, который вынул из банки с пшеном мешочек с золотом грамм на четыреста. Там даже небольшой слиток нашелся. Я свел пальцы, показывая ему жестом: захлопнись! И он захлопнулся с такой готовностью, что чуть зубы не сломал. На его лице бродила дебильная улыбка, которую я ощущал даже через ткань изуродованной шапки.

— Изолента! — скомандовал я. — Сначала глаза завязать тряпкой, потом только заматывайте! Мальчик себя хорошо вел. Оставим ему на память его брови.

Через десять минут скупщик, лишившийся честно заработанных денежных средств и золота, лежал, напоминая мумию Тутанхамона. Он не протестовал, приняв правила игры. Он очень хотел жить и по маленькому. Он ведь даже заявление в милицию подавать не станет и отговорит от этого любимую маму, которая вечером придет с работы…

— Ну Серый, ты и голова! — пацаны подняли стаканы с коньяком. — У тебя не башка, а этот… как его… компьютер! Как по часам все прошло!

Новогодняя ночь 1992 года наступит вот-вот. Мы дали денег кому надо и сняли баню на Вовкином автокомбинате. Отдельное здание, в два этажа. Неплохая такая банька, с печкой-каменкой и цветным телевизором. Правда ни бильярда, ни бассейна, ни мрамора. Обычная советская баня с подобием метлахской плитки на полу и вагонкой на стенах. До Нового года еще целый час, и там уже крутят какой-то Голубой огонек, на котором еще не видно голубых. Их туда пока не пускали. Хотя Киркоров уже есть, Леонтьев в лосинах тоже.

— Парни! — поднял я свой стакан. — Спасибо за теплые слова, но гордыня — грех смертный! И за него неизбежно придет наказание. Надо жить скромно и не злить людей своим благополучием!

— Ты это сейчас к чему? — недоуменно уставились на меня пацаны.

— К тому, — ответил я, — что мы не будем гулять так, что все местные бляди начнут тоннами скупать ювелирку. Мы даже виду не покажем, что подняли денег. Потому что пока этого делать нельзя. Нам не нужно лишнее внимание. Мы просто живем, хорошо едим, не считаем копейки и покупаем зарубежные шмотки. И на этом пока все!

— Во блин! — Карась почесал стриженый затылок и переглянулся со Штырем и Китайцем. У них явно были другие планы на жизнь.

— Нас запалят, — усилил я натиск. — Везде есть стукачи ментовские. Да и у бригад тоже разведка налажена.

Насчет последнего я уверен не был — не доросли еще. Но обязательно дорастут. Те, кто выживут.

— Ну если так то да… — пацаны закивали — Хмурый быстро подтянет и начнет вопросы задавать, откуда бабло на красивую жизнь.

— Вот именно, — с нажимом ответил я. — А если кого-то из нас пассатижами за одно место подержат, то он очень быстро и во всех подробностях расскажет, откуда дровишки. И поедем мы в стольный град Москву, упакованные в изоленту, как наш недавний друг. Он же крыше платит, вы сами слышали. А раз так, то подгон Хмурый уважаемым людям сделает царский. Он после этого с ними будет в десны целоваться, потому как диких беспредельщиков приструнил. Ну а мы с вами составим компанию еще двум гражданам, имен которых договорились больше не упоминать. Хотя… Наверное, это будет совсем другой пруд, и даже не в нашем районе.

— Согласен, — коротко сказал Штырь и забросил в себя коньяк одним глотком. — Что с деньгами делать будем?

Всего с московского перекупа мы подняли почти сто пятьдесят косарей. Это без золота. Немало так-то.

— Возьмем по два косаря на жизнь, остальное в общую кассу пойдет, — пояснил я. — Нам для серьезных дел машина нужна. Мы не можем на встречи с людьми на метро приезжать. Нас всерьез никто не примет. Девятку брать надо.

— Девятку! С длинным крылом! — простонал Китаец, в глазах которого появился восторг и детская мечтательность. Он бы за такую машину душу продал.

— А за такую машину Хмурый не спросит? — задал резонный вопрос Копченый. — Она не меньше сотки стоит.

Это в декабре. Если протянуть хотя бы пару месяцев, и в 200 не уложимся. Цены продолжают расти как на дрожжах.

— С кого спросит? — недобро усмехнулся я. — С меня? Ну пусть попробует. Я ему быстро обосную, что почем. Он никто, чтобы с меня спрашивать.

— Опасно, — ответил, подумав, Штырь, который местный криминал знал куда лучше, чем остальные парни. — Хмурый за авторитет порвет. Его у него и так немного.

— Вот и посмотрим, — пожал я плечами. — Зубов бояться, в рот не давать. Кстати, о досуге! А что у нас с культурной программой на сегодня? Мы что, проведем лучшую ночь в году, как…

— Телки сейчас подвалят, — уверил меня Димон, который был парнем обаятельным и остроумным, а потому нелегкое дело обеспечения товарищей женским полом облегченного поведения поручили именно ему.

— Нормальные хоть? А то намотаем на конец, чего не надо, — подозрительно спросил Вовка, который недавно в очередной раз разругался со своей медсестрой, но это никак не повлияло на глубину его познаний. Медицинский взгляд на жизнь, полученный крайне нетривиальным путем, укоренился в нем крепко.

— Я всё купил, — коротко ответил Димон, который настраивал двухкассетник. — Подо что бы такое потанцевать?

— Си-си-кетч давай! — загорелся Копченый, который слыл тем еще меломаном. — И Саманту Фокс! Тач ми! Тач ми нау! — пропел он фальшиво, перебирая гондоны, что Димон вывалил на стол. Импортные. Ну как импортные — индийские..