— Я своего Зила возьму, — заявил Копченый. — Скажу мастеру, что перевезти кое-то нужно. Суну чирик. Он и не станет придираться, что я машину ночью верну. И в журнале время прибытия как надо поставлю. Там тетя Зина сегодня на вахте, она кочевряжиться не станет.

Парни меня очень порадовали. Вписались мигом, без сомнений и гнилых колясок на тему «а что скажет мама». Но виду я не подал.

— За машиной гони, — повернулся я к Китайцу. — Веревки и мешки есть? Пацаны, с вас гири.

Через пару часов я и Гриша Копченый тряслись на дребезжащем Зилке, в кузове которого отдыхали два местных авторитета.

— Только бы на ментов не нарваться… Только бы не нарваться, — шептал Копченый побелевшими губами.

Ему было страшно. Не такой уж он отважный герой, как оказалось. Пока вытащили тела из люка, пока забросили их в кузов, до пацанов начала доходить вся бренность нашего невеселого бытия. Они повесили на себя соучастие в убийстве. И это ни хрена не смешно. Пойдут паровозом, даже если мы с Китайцем все на себя возьмем. Китаец взял отцовскую копейку, погрузил в багажник две гири, лом, рыбацкий бур и веревки, и теперь трясся позади нас метрах в двухстах. Карась и Штырь ехали с ним.

Ледяные глыбы, которыми было усеяно Рогаческое шоссе, заснуть не давали. Машину то и дело подбрасывало на кочках. Впрочем, заснуть и так не вышло бы. Во-первых, все были на нервах, во-вторых, ехать до деревни Агафониха всего-то минут пятнадцать-двадцать, не больше, а в-третьих, продавцы полосатых палочек, охранявшие въезд в на хрен никому не нужный совхоз с гордым названием Останкино, вышибли последние остатки сна, которые решили пробраться в мой уставший мозг. Дело было плохо. Мы нарвались на патруль, и толстый сержант-гаишник, вылезший из машины, махнул жезлом, приказывая остановиться.

— Другой дороги не было? — сквозь зубы спросил я, наблюдая перекошенную рожу Вовки в заднем стекле Димоновой копейки. Они обогнали нас и остановились впереди, явно не зная, что делать.

— Через лес не проехали бы, — негромко ответил Гришка. — А давать круг по трассе намного дольше, и там точно пост. Я никак не пойму, чего этих сюда занесло.

Он вытащил документы, достал из бардачка путевой лист и набрал воздуха в грудь. Я сунул в ладонь Копченого пару сотенных купюр, что взял на мордатом.

— Я пошел, — выдохнул Гриша и вышел из машины, хлопнув дверью так, что у меня чуть барабанные перепонки не лопнули. Ну, не Мерседес, что поделаешь…

— Сержант Сергеев, предъявите документы, — услышал я с той стороны двери.

Под седушкой у меня лежал ТТ, и я аккуратно дослал патрон в ствол. Полное дерьмо! Вот ведь вляпались! За мента лоб зеленкой сразу намажут. Впрочем, мне с двумя ходками и так вышка светит. Причем два раза. Одна за Руля, вторая — за Рыжего. А если даже и вышку не дадут, то в камере удавят по-тихому. Хмурый нипочем такое не спустит. Он тогда и так небольшого авторитета лишится в один миг.

— А почему это вы, товарищ, не по маршруту поехали? — услышал я строгий и слегка удивленный голос. — Нарушаем?

— Нарушаем, товарищ сержант, — раздался виноватый голос Копченого. — Я машину в АТП попросил. Картошку перевезти надо от бабки. Она у меня в Агафонихе живет. Давай разойдемся, командир, а? Ну сам же знаешь, чего сейчас в магазинах творится… Ты не в пятой, случайно, учился? Лицо уж больно знакомое.

— В пятой, — смилостивился сержант. — Ладно, езжай, хрен с тобой.

Гриша залез в машину, а я сунул ему заботливо раскуренную сигарету, которую он и втянул в себя в полторы затяжки. А ручки-то дрожат.

— Поехали, — ткнул я его локтем. — Пацаны ждут впереди.

Лед озера Круглое, до которого мы не доехали метров триста, оказался молодым и крепким. Проруби тут не нашлось, и даже рыбацкие лунки затянуло крепко-накрепко. Ледок у берега слегка потрескивал под ногами и прогибался упруго, и эти места мы обходили стороной. По словам Карася, тут били ключи, которые ослабляли ледяной панцирь. Но ближе к середине озера он уже был надежным, как скала.

— Бурим, — сказал я, и привычный Карась завертел ручку рыбацкой снасти. В этом месте лед оказался толщиной сантиметров десять, и уже через полчаса ругани и махания ломом прорубь появилась перед нами во всей своей красе. Черное зеркало, полметра в диаметре, в котором плавало ледяное крошево.

— Жмуров в мешки, гири приматываем, и в воду! — сказал я, и через пару минут две авторитетных личности из команды нового лобненского положенца отправились в свой последний путь, решив напоследок освоить подледное плавание.

— Тут яма глубокая, — задумчиво сказал Карась. — Омут, метров десять глубиной. Я здесь как-то раз неплохого сомика взял. В прорубь куски льда бросайте, пацаны. К воскресенью затянет так, что и следа не останется.

— Пошли, что ли, — сказал я и повернул к берегу.

Чего тут еще разглядывать? На рыбалку сюда я точно не поеду. Вовка теперь, скорее всего, тоже. Пацаны пошли за мной гурьбой, не обращая внимания на негодующие восклицания Карася. Он, отличие от нас, рыбачил здесь часто. Он понял, что значит метель, которая укрыла лед пушистым одеялом. Мы ведь даже следы свои потеряли и, как и положено нормальным героям, поперли по самому короткому пути. Нас слегка потряхивало, нам хотелось убраться отсюда поскорее, и мы не стали его слушать. Как выяснилось, зря!

— Да куда ж вы? Сказал же, там же ключи бьют! Лед ведь тонкий…, — заорал Вовка. Чутье опытного рыбака не подвело, и через пару секунд мы осознали, что между криками друга, треском льда и купанием в ледяной воде есть самая непосредственная связь. Мы провалились в это чертово озеро. Провалились, начали бить руками по воде и пытались ухватить край льда. Хрен там! Ухватиться за него получалось, а вот выбраться — нет. Он просто ломался под весом наших тел.

— Сука! — закатил я глаза. Ледяная вода пробралась под одежду и сковала дыхание тугим обручем. Я не хочу умирать!!

Ужас на мгновение отключил голову, а нас всех обуяла паника. Мы барахтались в воде, пытаясь ухватиться за край льда, но он продолжал крошиться. Молодой лед резал руки, и от этого становилось еще страшнее. Сколько мы выдержим в ледяной воде? Пять минут? Десять?

— Пацаны! — закричал Штырь, который бестолково шлепал ладонями по черной глади. — Я плавать не умею!

Кто бы мог подумать, что этот громила с тяжелым взглядом не умеет держаться на воде. У Пахома уже глаза закатились, и он намертво вцепился в меня, утаскивая в глубину. Я хлебнул воды и вынырнул, отталкивая его от себя.

— Хватайся за лед!

— Держись, Штырь! — Китаец попытался подплыть к нему, но и сам в тяжелой зимней куртке едва держался на плаву.

Я чувствовал, как холод сковывает тело. Мысли путались. Надо что-то делать, иначе мы все здесь сдохнем. Проклятый пуховик медленно, но уверенно напитывапся ледяной водой. Еще немного, и он утащит меня на дно.

— Пацаны, слушайте меня! — крикнул я — Прекратите дергаться! Скидывайте куртки — они нас вниз тянут.

Мой изрезанный и на скорую руку зашитый Зойкой пуховик отправился на дно. Несчастливый он, что-ли, — мелькнула в голове дурацкая мысль, а за ней еще одна, точно такая же. — Надо новый купить.

— Ты что, охренел⁈ — заорал Карась, стуча зубами. — Замерзнем на хуй.

— Делай, что говорю! — рявкнул я. — Ты потонешь раньше. Снимаем куртки и выбираемся на лед спиной! Повторяйте за мной.

С трудом стягивая мокрую одежду, я, раскинув руки, начал ломать тонкий край спиной, продвигаясь в сторону берега. И вот через пару метров он ломаться перестал, и я стал медленно выползать на лед, распластавшись, как морская звезда. Тот трещал, но мой вес выдержал.

— Давайте, пацаны! По одному! — скомандовал я и пополз к берегу, стараясь не дышать. — Руку мне!

Копченый первым последовал моему примеру. Он, схватив меня за пальцы, вылез на лед и, отдышавшись, протянул ладонь Штырю.

— Давай, Штырь, хватайся!