— Вроде он. Я сам понимаешь, человек на районе, считай новый. Мало того что ничего не знаю, так еще и половину забыл. Карась предложил туда сходить. Давай в семь.

— Знаю эту тошниловку, — поморщился Пак. — Вся гопота там толчется. Как бы там не отхватить…

— Так ты идешь?

— Иду, — Пак тяжело вздохнул. — Забегу домой переодеться и приду прямо туда.

— По рукам, — я шлепнул его по ладони и направился к четвертому кандидату на бухач. Звали его Штырь, и этот парень, как и я, успел отсидеть в середине 80-х. И даже почти по такой же статье, как и я по второму кругу — разбой с отягчающими.

— Смотрящему уже показался на глаза? Насчет грева после дачки, — сразу опешил меня вопросом Штырь, когда я подошел к стойке со штангой. Парень уже лег на скамейку, приноравливался к грифу.

— Подстраховать? — я встал рядом, посмотрел сверху вниз на Штыря. Его узкое лицо с глазами навыкате было красным после предыдущих упражнений. Во рту качок перекатывал зубочистку. Пижон! Как бы не подавился, пока будет штангу жать. Но я благоразумно промолчал. Тюрьма очень быстро отучает давать непрошеные советы. Присмотрелся к наколкам Штыря, он как раз сделал новые. Колючая проволока на предплечье, череп на указательном пальце. Из-под закатанных тренников были видны кандалы с цепями на лодыжках.

— В у нас в Лобне появился смотрящий? — усмехнулся я. — Растем над собой.

Штырь начал жать, а я страховать. Он ответил, выплевывая по слову на каждый жим.

— Хмурый объявил себя положенцем. Представляешь?

— Положенцем авторитетные воры назначают, — ответил я. Эта не было для меня сегодняшнего новостью. Я ведь уже проходил все это когда-то бесконечно давно. На редкость грязная история.

— Люди говорят, что этот пидор дал денег грузинам, ну те и собрали сходку. Я вообще таких погонял не знаю. Какой-то Джеко, Ходжа… Кто такие? Апельсины они, с титулами купленными! Друг на друга короны надевают! Нормальных бродяг не позвали, прогона тоже не было. Эй, Лом, убавь звук! Заебал уже с этими дисиками…

Толстяк поморщился, но убавил звук на магнитофоне, который выдавал в эфир «Дорогу в ад» AC/DC. Самый четкий тяжелый рок для качалки.

— Не, не буду я ничего у Хмурого просить, — покачал головой я. — Никакой он не авторитет и, тем более, не положенец.

— Тоже так думаю, — кивнул Штырь.

— Мы тут с пацанами на пиво собрались. Ты как?

— Я всегда как штык, — он показал в улыбке кривоватые зубы. — Точнее, как Штырь.

Парень засмеялся и сделал последний жим. Уже вместе мы поставили штангу в стойку.

— Фууу…. Прямо взмок весь.

— Слушай, Штырь. А как тебя зовут по паспорту? Я че то даже и не знаю.

— Дурное имя мамка дала, — поморщился Штырь. — Она у меня верующая. Ты только не смейся. Пахом.

— Да ладно, — я постарался сохранить максимально серьезное выражение лица. И у меня даже получилось. — Нормальное имя. Старое, русское такое… Мне нравится. У меня знакомые вообще сына Ратибором назвали.

— Оно только тебе нравится, — хмыкнул Штырь. — Ты даже не представляешь, сколько зубов пришлось выбить тем, кому оно не нравилось.

— Тогда давай в семь, — протянул я руку. — Буду около универмага ждать. Домой только мотнусь. В холодильнике хоть шаром покати.

Я шел в сторону дома резким упругим шагом. Морозный воздух врывался в легкие ледяным облаком, но мне было плевать. Я сделал перевязку, я купил продуктов на рынке, я познакомился с нужным человеком и наметил первое свое дело. Неплохо для одного дня.

Ветер выл и швырял в лицо мокрый снег, но нам было плевать. Коллективный заброс за галстук, что ожидал нас в недалекой перспективе, придавал этому вечеру дополнительное очарование. Мы дружно месили сугробы своими говнодавами, перешучиваясь и докуривали сигареты. На город уже наползали сумерки, а редкие фонари едва-едва освещали протоптанную тропинку через парк.

Мы дотащились до бара и отряхнулись от снега. Тошниловка называлась «Кегля», и располагалась она в пристройке, что прилепилась к универмагу. Внутри нас встретил густой сигаретный дым и гул голосов. Я огляделся. Обшарпанные стены, заляпанные столы, грязный пол. На стенах — выцветшие плакаты с полуголыми девицами и рекламой «Жигулевского». Ну и публика соответствующая. Цвет, так сказать, местного бомонда.

— Откуда название? — я ткнул локтем Карася. — Кегельбана не наблюдаю.

— А я пасу? — ответил товарищ, протискиваясь к стойке. — Можно у бармена спросить. Нам сразу десять кружек. На закусь что есть? Сухарики? Давай!

Никаких официанток в баре и в помине не было, поэтому, оплатив сразу счет, мы сами забирали пиво и сухарики со стойки. Все веселье обошлось в двадцатку. Финансам, считай, пришел полный кирдык. Надо бы ускориться с бабками, а то так и зубы можно положить на полку.

Мы заняли свободный столик у окна, а я отхлебнул мутного пива из кружки. Ну и дерьмо же! И разбавлено не по-божески. Хотя по сравнению с тюремной баландой…

— Ну что, братва, — Карась принюхался к своему «жидкому золоту.» — Давайте за Хлыста. Отсидел братишка от звонка до звонка и вышел в авторитете.

Мы чокнулись.

— Слышали мы про тебя, — покивал Штырь, сразу засадив в себя полкружки махом. — Сидел ровно, был смотрящим за карантином на зоне. Уже, считай, в авторитете! Вторая ходка, не хухры-мухры.

— Ну, чтобы третьей не было, — поднял уже тост я. Мы опять чокнулись, разобрали сухарики с блюдца. Мнда… Не так я себе представлял проставу.

— О, Китаец! — обрадовался Копченый, заметив зашедшего в бар Пака. — Мы тут!

Гриша помахал ему, а Димас протиснулся к нашему столику. Пожал руки, начал отряхиваться от снега.

— Хули ты делаешь⁈ Попутал, чурка нерусская?

На лысого здоровяка с золотой цепью попало немного снега, и он резко вскочил, толкнув Димона. Тот толкнул его в ответ, он такого никогда не спускал. Назревала драка. Рядом встал товарищ лысого — щуплый мужичок с крысиным лицом и медного цвета волосами. Поднялись и мы. Двое против пятерых? Не, не потянут. Разве что кто-то из посетителей впишется.

— Какие-то проблемы? — надвинулся на них Штырь. — Нет! Ну ща будут!

Он достал из кармана четки на стальных гайках и начал крутить их в руке. Натуральный кистень. Причем ничего незаконного, пока по голове им не бьешь. Ведь в нашей законопослушной стране любой ребенок знает, что даже мамина скалка, примененная не по назначению, в глазах милиции превращается в холодное оружие дробящего действия. Лысый и крысомордый, видимо, знали это тоже, а потому слегка поскучнели, сразу растеряв весь боевой задор.

— Братва! Все ровно! По пиву за наш счет, — я не стал обострять, достал деньги из кармана и помахал бармену. Налей, мол, им, я оплачу.

Лысый помялся, зло посверкал поросячьими глазками, но потом все-таки опустился за стол. Мы тоже решили не портить вечер и подвинулись, чтобы Китаец мог сесть. Подняли еще раз тост за меня, добив взятое пиво. Копченый ушел за новой порцией, а у нас начался обычный мужской треп ни о чем. Сначала обсудили политику. Тем было всего две: «Мишка Меченый просрал страну» и «Ельцин молодец, он всех спасет». А потом обсудили резко подорожавшую водку. Вспомнили табачные бунты прошлого года. Шли слухи, что будут закрывать фабрики, которые производят сигареты.

— Иностранные, пиздец, сколько стоят, — вздохнул Карась. — Откуда бабки брать?

— Есть одна тема, — тихо начал я, когда парни дошли до кондиции. Посетители вокруг уже сменились. Лысый с крысомордым, выпив дармовое пиво, уже ушли, а рядом засела какая-то шумная компания, которой все вокруг были до фени.

— За Вахидова слышали? — спросил я, забирая последний сухарик с блюдца.

— Не советую, — остро глянул на меня Штырь. — От всей души не советую. Закопают тебя, дружище.

— Давай без лирики, — поморщился я. — Ты забыл, где я провел последние годы? Я там насовсем бояться разучился.

— Ты знаешь, сколько у него в бригаде человек? — хмыкнул Карась. — И заметь. Все со стволами!