Зара приходилась Ашхен, падчерицей по мужу. Но муж Ашхен, в свое время оттоптавший по советским зонам солидный срок, кроме авторитета, заработал туберкулез. Вышел по актировке, но счастье их воссоединения было недолгим и вскоре он умер, оставив безутешной вдове в наследство свой преступный бизнес.

Ашхен-Джан отличалась отвратительным характером, скупостью и скаредностью. Зару она терпела пока был жив её отец, называла «деточка», но втайне ненавидела за молодость и красоту. Как только папаша врезал дуба, она сразу же попыталась пристроить девчонку к делу — толкать дурь на квартале, а когда та не справилась, хотела определить, несмотря, на малолетство в жрицы любви в свой шалман. Но пятнадцатилетняя тогда, девочка сказала, что лучше повесится, чем будет услаждать жирных вонючих ублюдков, из числа местных торгашей, а такие только и посещали заведение мадам. Тогда деточка, иди и воруй, раз такая чистоплюйка, — постановила Ашхен, — нечего зря хлеб есть, весь дом уже обожрала! И пристроила Зару в шайку таких же малолетних карманников, которой командовал другой дальний родственник — прожженный урка Миша Черный. Но она и там не блистала — несколько раз попадалась, была сильно бита и взята на учет в милиции. Сказали, еще один залет и не миновать тебе колонии для малолетних.

От этой самой колонии и выручил девчонку Эдик.

— Ты почему одна мазала, без поддержки? — спросил девушку Грек, когда они встретились вновь. — Да еще и в автобусе… с него не спрыгнешь, как с трамвая, на повороте (двери в бакинских трамваях испокон веку не закрываются).

— Нормальные ребята со мной не хотят работать, — потупив глазки в бархатных ресницах, поведала Зара, — говорят, толку от бабы нет. А со шпаной всякой связываться… те, пару бочат снимут и бегут к барыгам за ханкой. С ними оглянуться не успеешь как сама торчихой станешь, да еще каждая сволочь норовит под юбку залезть!

Глядя на смуглое грубовато-милое лицо в ореоле смоляных кудряшек и точеную фигурку бакинской красотки, он подумал тогда, что и сам не прочь залезть и не только под юбку.

Как только Заре исполнилось пятнадцать, Ашхен-Джан начала предпринимать активные попытки сплавить никчемную родственницу замуж. Сперва она искала женихов побогаче, однако из боязни породниться с Ашхен никто не сватал бедняжку. А уж когда девчонка, стараниями мачехи стала воровкой, женихи и вовсе начали обходить её десятой дорогой.

Когда появился Эдик, бандерша решила — вот он шанс!

Однажды встретив его в коридоре, загородила дорогу, вытянула толстую шею и проникновенно проговорила:

— Я всегда мечтала о таком зяте! Сам господь послал тебя нам! Зара мне как родная дочь. Скажу тебе откровенно, кто ищет, тот всегда находит! Вот и я: искала жениха для дочки, а вот он — ты!.. Если мечтаешь о красавице, похожей на белого лебедя, приходи к нам. Если ночами тебе снится быстроногая лань, её ты встретишь в моем доме! Если лишили тебя покоя думы о нежной куропатке, присылай к нам сватов.

— Один говорил о бузине в огороде, другой о дядьке в Киеве, а ты о чем, тетушка Ашхен? — притворился Эдик непонимающим.

Ашхен как-то странно хмыкнула:

— Не прикидывайся дурнее, чем ты есть! О тебе я говорю, Грек! Ведь ты не оставляешь в покое девушку!

— С чего вы взяли? Просто помог.

— Догадливому и намека достаточно! Мое ухо не пропустит и шороха колышущейся под легким ветерком травы, мои глаза видят и то, что впереди, и то, что сзади. Как только посмотрю человеку в лицо, так и узнаю, что у него на душе. Вздумал меня разыгрывать? Молод, больно!

Эдик усмехнулся:

— О чем ты?

— В народе говорят: не таись, а прямо скажи: так, мол, и так, вышел на базар — показывай товар! Ты сам знаешь: во всей Кубинке нет девушки красивее Зары! Не осталось ни одного уголка, ни одного дома, откуда бы не присылали сватов к нам, порог моего жилища стал глаже речного камня. Но зачем нам далеко ходить? Когда господь предрешал судьбы, он соединил и ваши имена.

Обливаемый этой сладкоречивой патокой, Эдик еле сдерживался, зная истинное отношение стоящей перед ним мегеры к своей падчерице.

— Тетушка Ашхен, — сказал он ей, — из меня купец плохой. К тому же мне рано идти на базар…

— А от моей бедняжки одни глаза остались: то она уставится на дверь в ожидании тебя, то льет слезы от горя. Я была как громом поражена, когда Зара призналась, что тоскует по тебе. Вот и решила не придерживаться старых обычаев, а сразу поговорить с тобой. Ты что же — задумал что-то серьезное или просто собрался кинуть палку… в дерево со спелыми персиками? И учти, Грек, что я женщина решительная с характером и глупостей не допущу!

Внутренне усмехнувшись и пообещав поразмыслить над её предложением, Эдик пошел прочь.

Это ж надо быть такой двуличной сукой! — думал он. — Чуть было в профурсетки девчонку не определила, а теперь, якобы, за её честь радеет. Породниться с этой тварью — шиш с маслом. Клан её потом с шеи не слезет.

На самом деле, глупостями с Зарой они уже занимались. Вот как это было.

Переулок заканчивался высоким, высоким, сложенным из булыжников забором, то есть это был тупик, и в этом тупике находилось четыре дома. Все они принадлежали Ашхен-Джан. На крыльце одного дома здоровенный мужик (телохранитель Ашхен) пил чай за столом, под лампой, в свете которой вился рой мошкары; во дворе другого компания из нескольких человек играла в лото. К счастью для Эдика, ни один фонарь на улице не горел, и он двинулся дальше под реплики игроков: «барабанные палочки, Семен Семеныч, восемь — доктора просим». Оставались два крайних к забору дома, окна в обоих были темны. В одном из них, самом маленьком и была комнатка Зары с отдельным входом. Грек подошел, стараясь двигаться беззвучно, поднялся на крыльцо. Учащенное сердцебиение, глубокий вдох, выдох.

Кому-то может показаться странным, но несмотря на всю свою крученность, Эдик Грек практически не знал женской ласки. И это не удивительно, ведь почти всю свою сознательную жизнь он провел в колониях для малолетних преступников. Тем не менее, грязи он там не набрался и мечтал о большой, но чистой любви.

А какая любовь с марухами на малинах, где какую-нибудь пьяную или обдолбанную шлёндру ставили на хор и пороли по очереди, пока остальные кореша бухали и шпилились в карты. Так он и остался в свои девятнадцать лет почти, что девственником — тот единственный случай, что был и вспоминать тошно, еще и трипак залечивать пришлось. Уж лучше дрочить в ожидании нормальной бабы, чем с такими. Но нормальные девчонки, как только узнавали о его уголовном прошлом (да и настоящем), тут же делали ручкой. А как такое скроешь? Сдуру по малолетке набил партаков, да и манеры соответствующие.

А Зара, она вроде из своих, но при этом какая-то чистая, с ней ему хотелось вести себя как джентльмену, все уголовные повадки разом испарялись.

«Ладно, была не была», — наконец, сказал он себе и постучал… через минуту услышал слабый девичий голос за дверью:

— Кто там?

— Это я, Эдик, открой, пожалуйста.

Долгая пауза, и наконец:

— Что случилось? — её голос был растерянный.

— Ничего, просто соскучился, может выйдешь? — спросил Эдик.

Девушка, наконец, открыла дверь, прислонилась к дверному косяку и жалобно сказала:

— Мне так хочется спать, не хочу выходить из дома. Может, завтра вечером?

— Я завтра вечером буду занят, — угрюмо сказал Грек, хотя никаких занятий у него не намечалось.

Зара вздохнула и закрыла глаза. Наступило молчание.

Она была в одном халатике, босая и выглядела крайне соблазнительно. На миг Эдику все это показалось нереальным, перед ним стояла полуспящая девушка, и сам он, казалось, находился в чьем-то сне, где ночной воздух оглашали рулады цикад, доносились реплики игроков в лото, распахнулось звездное небо

— Можно я войду? — прервал он затянувшуюся паузу.

— Ни в коем случае, — быстро ответила девушка, открыв глаза. — Тебя кто-нибудь видел?