– О! – снова воскликнула Элизабет. – Только взгляни, Кэтти! Игра действительно стоила свеч. Однажды моя тетушка Фоконберг показала мне нитку жемчуга, которая, по ее словам, оценивалась в двадцать тысяч фунтов. А тот жемчуг не был и вполовину так же хорош.

– А что за бумага?

Элизабет опустила ожерелье в шкатулку. Развернула листок.

– Это бабушкин почерк. «Подарок госпоже Кромвель, супруге лорд-протектора Англии, от великого герцога Тосканского; апрель тысяча шестьсот пятьдесят пятого года». Ну вот, все и прояснилось. Это бабушкино украшение, ее личная вещь. Ожерелье принадлежит ей, и больше никому.

Кэт не была уверена, что король и его министры согласились бы с подобным заявлением. Она протянула руку и, помимо своей воли, дотронулась до одной из жемчужин. Она была холодная и какая-то одинокая.

– Нет, прошу, не трогай! – Элизабет забрала шкатулку и закрыла крышку. – Я от всего сердца благодарю тебя за то, что ты сделала. – Она улыбнулась, уже без всякой теплоты. – Но я не должна злоупотреблять твоим временем. – Ее лицо изменилось. – Сама не знаю, зачем я это говорю, но как ты думаешь, не может там, в Кокпите, быть что-нибудь еще?

Кэт нахмурилась:

– Что ты имеешь в виду?

– Ну… быть может, этот человек, как его?

– Феррус? – В Кэт закипал гнев.

– Да, Феррус. Вдруг он отдал тебе это ожерелье, но оставил себе что-то другое. Кто знает? Думаешь, этому парню вообще можно доверять? А если он…

– Нет! – отрезала Кэт. – Нет! Прекрати выдумывать! И вообще, с меня хватит.

– Но, любовь моя… – На лестнице послышались тяжелые шаги. – Это господин Хэксби?

– Нет. Кто-то идет вверх, а не вниз.

Шаги стихли на лестничной площадке. Посетитель остановился, не стал подниматься выше, в чертежное бюро. Дверь в гостиную распахнулась.

Дородная фигура Роджера Даррела заполнила дверной проем. Он смотрел на них во все глаза:

– Так-так. К вашим услугам, леди.

Он медленно прошел в комнату, оглядываясь по сторонам. Ножны его шпаги зацепились за ножку кресла. Запах пива и табака смешался с ароматом духов Элизабет.

– Ну и дела… Разве это не благословение Божие? – протянул Даррел. – Да будет восхвален Господь во всей славе Его. Я убил двух птичек одним большим камнем. – Он поднял глаза к небу. – Хотя, по правде говоря, мне нужна только одна.

Этим вечером я отправился на встречу один. Я подумывал, не взять ли Сэма: он мог бы стоять на карауле, да и вообще на него можно положиться в трудной ситуации. Но увечье делало его заметным и мешало быстро передвигаться. И потом, эта история не имела к Сэму никакого отношения. Она касалась только меня и Кэт. После того что случилось утром с Хлорис, я не хотел подвергать опасности еще одного невинного человека.

Мейден-лейн находился совсем рядом. Я вышел из Савоя через боковые ворота. Без оружия, прихватив только тяжелую трость. После утренних событий с меня было достаточно кровопролития.

Шел дождь, небеса безжалостно извергали невидимую влагу. Может, погода охладит пыл бунтовщиков? У таверны «Черный бык» я перешел на другую сторону Стрэнда и зашагал по переулку Халф-Мун. Через несколько ярдов переулок превратился в Бедфорд-стрит. Мейден-лейн брал свое начало здесь, с правой стороны, и шел на восток. Переулок был тупиковым, поскольку упирался в высокую стену сада Бедфорд-хауса.

Темнело, и я ступал осторожно, опасаясь свалиться в канаву из-за сгущающихся теней. Справа, на южной стороне, тянулся ряд разномастных домов средней руки, жильцы которых не были достаточно богатыми, чтобы следовать моде. Между зданиями проходили узкие дорожки, выводящие на Стрэнд. В ночное время туда было лучше не заходить. С левой стороны располагались хозяйственные службы и ворота. Они относились к более солидным домам на северной части Генриетта-стрит, от которой их отделяли сады и дворы.

Я стал считать. Восьмой дом, сказала Кэт, в семь часов. Я нашел нужные ворота где-то посередине улицы. Они оказались более основательными, чем я ожидал, и снабженными калиткой. Рядом находилась какая-то хозяйственная постройка, возможно каретный сарай или конюшня с жилым этажом наверху. Из переулка был виден только верхний этаж дома, где помещалось чертежное бюро. В больших окнах горел свет. Я не стал долго ждать. Поднял щеколду на калитке и легонько потянул ее на себя. Калитка отворилась. Я вошел в сад. Что-то прошуршало позади меня.

Кошка, подумал я, или крыса.

Феррус наблюдал, как какой-то мужчина открывает ворота в доме леди. Вот он входит. И закрывает калитку за собой.

Ни одна собака не залаяла.

За все то время, что Феррус стоит в этой пропахшей мочой арке, он ни разу не слышал лая собаки. Он скучает по Пустобреху. Его вот-вот переполнит тоска. Феррус привык к псу, не помнит, когда он спал, не чувствуя рядом тепло Пустобреха.

Идти ли Феррусу в ворота? Пустобреха здесь нет, но и другой собаки, чтобы на него залаять, тоже нет. Быть может, он найдет, где спать.

Рядом с леди.

Элизабет Кромвель встала и взяла с кресла свой плащ.

– Оставляю тебя заниматься своими делами, Кэтрин. – Она метнула взгляд на Даррела. – Экипаж ждет внизу, и отец начнет беспокоиться, куда я подевалась.

Даррел стоял на месте, загораживая проход. Он глянул на Кэтрин:

– Его светлость велел привести вас к нему.

– Передайте его светлости мое почтение. Скажите ему, что я занята.

– Нет, госпожа. Он хочет вас видеть. Прямо сейчас.

– Зачем?

– Этого я не ведаю. Полагаю, герцог сам объяснит, когда вы приедете.

– Мне сейчас неудобно. Так ему и передайте.

Элизабет прочистила горло.

– Позвольте пройти, – дрожащим голосом обратилась она к Даррелу.

Но тот не обращал на нее внимания.

– Нас ждет на улице экипаж, – сказал он Кэт. – По крайней мере, не промокнете и не замараетесь.

– Покиньте мой дом! – Кэт охватил гнев, но еще более сильным был страх. – Вас не должны были сюда впускать.

– Госпожа… – произнес Даррел своим низким голосом и замолчал. – Либо вы отправитесь со мной и все обойдется: вы вернетесь обратно через час или около того. Или же старик тоже поедет с нами.

– Мой муж занят и никуда не поедет. Он работает.

– Поедет, если заставят.

Кэт посмотрела ему прямо в глаза:

– Убирайтесь!

– У меня в карете ждет пара мужчин. «Если молодая леди вдруг заупрямится, – сказал герцог, – везите и старого олуха тоже. Негоже позволять жене быть такой строптивой». Его светлость просил напомнить, что уже говорил с вами на эту тему в Уоллингфорд-хаусе недавно вечером. – Даррел покачал своей тяжелой головой, явно выражая неодобрение. – Когда вы в очередной раз заартачились.

– Кэтти, – начала Элизабет, пытаясь обойти Даррела, – Кэтти, дорогая, ну не упрямься: подумай, какой от этого вред, в самом деле. Герцог – джентльмен, и он чтит память твоего отца. Уверена, ты нужна ему по какому-то неотложному серьезному делу.

Даррел по-прежнему не двигался с места.

Кэт молчала и стояла неподвижно.

Похоже, этот головорез из Уоллингфорд-хауса считал себя выше закона. Хотя по большому счету так оно в действительности и было.

– Ну же, Кэтрин! – продолжала увещевать Элизабет. – Будь умницей. Вспомни о своих интересах. Герцог – наш друг. Он будет покровителем твоего мужа, если ты этого захочешь.

– Ну, хватит! – воскликнула Кэт. – Замолчи! Прекрати уже свою тупую болтовню!

Она видела, как на лице Элизабет отразилось изумление, – столь грубое заявление Кэтрин было подобно землетрясению. В этот миг хрупкое сооружение их так называемой дружбы зашаталось и рухнуло.

– Ну так что, госпожа Хэксби? – спросил Даррел, неумолимый, как рок, но более пристрастный и менее терпимый.

Церковные часы пробили семь.

Войдя в калитку, я пересек мощеный двор и подошел к другим воротам, тоже незапертым. Я напугал кошку, которая зашипела на меня и исчезла в темноте.