«Слишком много талантов для одного человека, – подумал я мрачно, – и, похоже, ни одним из них Бекингем пользоваться не способен».

В сердцах я смахнул со стола бумаги, и они разлетелись по полу. Заодно упала и «История мира» Рэли.

Я тотчас пожалел о своем поступке и, нагнувшись, стал все собирать. Большинство листов оказались чистыми с одной стороны, ибо Бекингему экономия была совершенно несвойственна. Но не все. Один лист был исписан с обеих сторон: на одной – продолжение диалога из пьесы, на другой – перечеркнутый по диагонали текст с большим количеством исправлений, который я сразу же узнал:

…эти неотесанные подмастерья варвары угрожают гибелью Вам, как и нам, поэтому Ваша светлость может избавить всех нас от настоящей беды. Мы не знаем, как скоро настанет очередь Вашей светлости миледи, в силу Вашего высокого положения, но, однажды оказавшись в этих жестоких безжалостных руках, Вы должны ожидать, что Вас опрокинут на спину и грубо изнасилуют полчища грязных дикарей, вряд ли можете рассчитывать на большую благосклонность, чем они проявили к нам, бедным низким проституткам ничтожным шлюхам…

Вопреки всем ожиданиям я все же достиг цели. Мне удалось заполучить отрывок черновика так называемой Петиции шлюх, адресованной леди Каслмейн. И написан он был рукой самого герцога Бекингема.

В Ковент-Гарден, в этом саду, где ничего не растет, Ферруса донимали мальчишки. Они погнались за ним, визжа и улюлюкая.

Как в тот раз, когда хозяин ходил в цирюльню «У Фултона». Когда Феррус впервые увидел леди.

Феррус машет руками вверх и вниз и бежит, бежит. Он мчится по Генриетта-стрит туда и обратно, носится кругами вокруг колоннады, вбегает в аркады и выбегает из них. Он спотыкается. Камни злые и безжалостные. Из носа течет кровь. Какая-то женщина кричит. Но Феррус снова на ногах, не успел и глазом моргнуть – и опять бегом, бегом, быстрее ветра.

«Я лечу. Вместо дыхания свист. Не хватает воздуха. Он пропитался проклятьями и криками. Птица без хозяина. Я лечу.

Я снова лечу на Генриетта-стрит. Вниз по улице, за угол в маленький переулок. Ох. В конце высокая стена».

Но переулок отходит от улицы. В стене спряталась дверь. Ее почти не видно из-за сорной травы.

Феррус стоит в арке. Как часовой в красном камзоле в будке у Больших ворот Уайтхолла. В арке пахнет мочой, совсем свежей.

Арка укрывает Ферруса от ветра и дождя. Мальчишки его не видят.

Кто-то свистит на улице. Он выглядывает. Мальчишка, но не такой, как те, что за ним гнались. Этот прогуливается и пинает булыжники.

Ой… Да это же тот самый мальчик, который ждал «У Фултона», когда дедушка и хозяин разговаривали внутри. Когда еще молодая красивая леди заговорила с Феррусом, а Феррус убежал. Это слуга леди.

Мальчик, занятый своими мыслями, поднимает щеколду на воротах напротив переулка. Входит внутрь. Ворота закрываются. Щелк-щелк.

В голове Ферруса зажигается свет. Эти ворота – путь в дом леди.

Я сказал Маргарет, что буду обедать дома. Было уже два часа дня.

– А я ничего не приготовила, хозяин. Мы не ждали вас. Послать за едой?

– Нет. У меня мало времени – я иду в Уайтхолл. Принеси что-нибудь. Хлеба, сыра. Но сперва скажи, как ты сходила в дом под знаком розы?

– Я видела госпожу Хэксби, сэр, и передала ей ваше письмо наедине. – Маргарет казалась встревоженной, как часто бывало в последние дни. – Она говорит, чтобы вы не входили через парадную дверь. В семь часов вечера отправляйтесь на Мейден-лейн. Идите в самый конец переулка. Их дверь восьмая по счету. Госпожа Хэксби распорядится, чтобы дверь была не заперта, и будет ждать вас в саду.

Я отослал Маргарет. Она пошла было прочь, но остановилась и осведомилась:

– Что случилось, сэр? Куда делась та женщина? Хлорис?

– Она… она ушла. Это все, что тебе нужно знать.

– А ее узел с вещами, сэр? Он остался на кухне.

Я вспомнил о двадцати фунтах золотом:

– Пусть Стивен принесет его сюда. Я разберусь.

– А другая? Маленькая служанка? С ней что-то неладно. Бедняжка сидит у очага, с миской на коленях, и горько плачет.

– Ей здорово досталось. Она не призналась тебе, что беременна?

– Я и сама уже поняла. Нетрудно было догадаться, глядя на нее. Девчонку постоянно тошнит. И еще она истощена и вся в синяках.

– Ума не приложу, что с ней делать.

– Не выгоним же мы ее. – Маргарет сказала это так, что было неясно, вопрос это или утверждение.

– Нет, конечно, – ответил я, думая о бедной мертвой Хлорис. – Мы не выгоним Мэри.

В узелке Хлорис никакого золота не оказалось и в помине. Наверное, она спрятала его где-нибудь в одежде, которая на ней была. Вероятно, золото уже присвоила мадам Крессуэлл или старая ворона из соседнего дома.

Когда я поел, Вонсвелл отвез меня в лодке в Уайтхолл. У меня в кармане лежали бумаги Бекингема, а также «История мира» Рэли. Кэт вынудила меня купить книгу, которая сегодня утром спасла мне жизнь. Быть может, теперь она станет моим талисманом.

Дождь закончился, но на воде было страшно холодно. Я закутался в плащ и закрыл глаза. Мне хотелось спрятаться от всех и спать до скончания века.

Сегодня утром из-за меня погибли два человека. Это тяготило меня безмерно, и, боюсь, теперь всегда будет тяготить. Правда, Мертон убил бы меня без малейшего колебания. Но я-то тешил себя надеждой, что сам был не таким, как он, и все же лишил жизни человека без особой необходимости. Что же до Хлорис, то хотя бедную женщину пронзила шпага Мертона, однако ответственность за ее гибель лежала исключительно на мне. Чувство вины притаилось в кулисах моего сознания, готовое выскочить на сцену в любую минуту, как чрезмерно пылкий актер.

Однако на этом мои беды не кончались. Надо еще как-то помочь Кэтрин. Последнее, чего бы мне хотелось сегодня вечером, – это шепотом спорить с ней у ворот ее сада. Да, у меня в кармане была письменная улика против Бекингема. По крайней мере, вероятность того, что Уильямсон вызовет супругов Хэксби на допрос, теперь снижалась. Но это вовсе не значило, что я изменил отношение к их авантюре с Кромвелями.

Вонсвелл направил лодку к берегу, умело лавируя между многочисленными судами у дворцовой набережной. Он высадил меня на общественной пристани. Через дворы я направился в контору Уильямсона в Скотленд-Ярде. Я держался начеку. Неизвестно, следили ли за мной люди Бекингема, но лишняя осторожность не помешает.

Придя в контору, я по оживленному гулу голосов сразу понял, что начальника у себя в кабинете нет. Эббот играл на подоконнике в кости с одним из младших клерков. При моем появлении шум стал потише, поскольку я занимал более высокое положение, чем большинство служащих, но не прекратился.

– Где Уильямсон? – спросил я. – У милорда?

– Нет. – Эббот ухмыльнулся. – Удалился по делам. Будет только завтра утром. Лорда Арлингтона тоже нет.

– Черт побери! – пробормотал я, держась за щеколду двери.

– Выше нос, Марвуд. Слышали новости?

– Какие еще новости?

– Говорят, сегодня в Мурфилдсе собрались десятки тысяч недовольных. Эти дьяволы-подмастерья бросают камни в красные мундиры, а потом разбегаются. После чего снова собираются и начинают все сначала. Опять атаковали Новую тюрьму. И еще по рукам ходит петиция. Ну до того забавная, просто живот надорвешь. Это сатира, написанная якобы от имени проституток…

– Знаю, – оборвал его я.

Эббот обиделся, но только на миг. Он был не из тех, кто долго таит злобу. Махнув рукой в сторону костей, он предложил:

– А не хотите ли, Марвуд…

Однако конца фразы я не слышал, поскольку вышел из комнаты, хлопнув дверью.