Кромвель потер пальцем стол. Не поднимая головы, он произнес:

– Госпожа Хэксби рассуждает здраво.

Даррел громко прочистил горло:

– Хотите, чтобы я поговорил с этим Ривсом, хозяин? Я доходчиво объясню ему, кто его друзья.

Вил покачал головой:

– Лучше этого не делать. Если понадобится, я сам поговорю с ним в понедельник.

Прежде чем разойтись, Элизабет увлекла Кэт к окну в дальнем конце комнаты и сделала вид, будто показывает ей шелковую подкладку перчаток.

– Я не доверяю этим людям, – прошептала она.

– Не думаю, что они захотят причинить вред тебе или господину Кромвелю.

– Но они планируют использовать отца для своих целей. И они не оставили ему выбора. – Сейчас Элизабет говорила с ней начистоту, так как была напугана. – Кэтрин, Бекингем будет защищать отца лишь до тех пор, пока это ему выгодно. Что делать? Ты нам поможешь?

Кэт подумала, что они и так уже помогают Кромвелям, хотя лично ей совсем не хотелось этого делать. Она произнесла, пытаясь по мере сил успокоить Элизабет:

– Будем надеяться, что в понедельник все пройдет хорошо. А после этого они позволят твоему отцу вернуться во Францию и оставят всех нас в покое.

Элизабет едва слышно всхлипнула. В ее маленьких голубых глазах стояли слезы. Она начала было что-то говорить, но Кэт положила руку ей на плечо, чтобы остановить.

К ним приближался Даррел, с плащами дам. Он не ушел, а стал помогать Элизабет надеть плащ, склонившись над ней, как медведь над своей добычей. Когда пришла очередь Кэт, она выхватила свой плащ у него из рук и буркнула:

– Я справлюсь сама.

Даррел сверкнул глазами:

– Как вам будет угодно, госпожа.

Он повернулся, ножны его шпаги задели ее юбки, и Кэтрин была вынуждена прижаться к стене.

В субботу накануне Пасхи господин Хэксби встретился с Ривсом «У Фултона», в цирюльне на Лонг-Акре. Выбирая место встречи, муж прибегнул к маленькой хитрости: в данном случае присутствие Кэт исключалось. Цирюльня была исключительно мужским царством, где не было даже служанки: здесь подметал пол и грел воду мальчик, а в дверях стоял слуга.

Перед уходом Хэксби повздорил с женой.

– Ты обращаешься со мной как с ребенком, – упрекнул он Кэт. – Ты забываешь, что я твой муж и что я вытащил тебя из канавы.

– Иногда я жалею, что вы не оставили меня там, – отрезала она.

– Поосторожнее, не то брошу тебя туда снова.

В ярости он выскочил из дому, немощный старик. Кэтрин отправила вдогонку мальчишку привратника, чтобы господин Хэксби мог на него опереться и чтобы было кому привести ее супруга, целого и невредимого, назад.

Время шло, и Кэт, несмотря на принятые меры предосторожности, забеспокоилась. Она уже хотела послать кого-нибудь в цирюльню, но потом передумала, велела принести плащ и отправилась сама. «У Фултона» накануне праздника было полно посетителей. Мальчик привратника стоял снаружи, обняв себя за плечи и пытаясь согреться.

– Хозяин все еще там?

– Да, госпожа. Он разговаривает с каким-то мужчиной в дальнем конце.

– Как этот человек выглядит?

– Лица я не видел. Но они вон с ним вместе пришли. – Мальчик кивнул на кого-то у нее за спиной.

Кэт обернулась. У стены возле дальнего конца цирюльни съежился тот же самый худой человек, который сопровождал Ривса раньше. В прошлый раз она видела его мельком и через стекло, которое искажало. Он сидел тогда на корточках под дождем возле уборной, во дворе пивной у Тауэра.

– У него кровь течет, – заметила Кэтрин. – На лбу царапина, а на щеке, похоже, свежий синяк.

– Подмастерья в него камнями бросались. Он противный, да?

Кэт c опаской подошла к нему. В темных лохматых волосах седина, на щетине на подбородке тоже. Мужчина закрыл лицо руками, когда она приблизилась.

– Ты работаешь у Ривса? – спросила Кэтрин.

Она никогда не видела такого худого человека, похожего на призрака. Плечи у него практически отсутствовали. Как паук, он весь состоял преимущественно из конечностей.

– Феррус, – вспомнив его имя, произнесла она.

Он медленно отвел свои руки, тонкие, с очень длинными пальцами, от лица, которое придавало ему обескураживающее сходство с рыбой. Глаза были не только широко посажены, но и, как ни странно, действовали отдельно друг от друга. Кэт казалось, что на нее смотрят два человека, а не один, что здорово сбивало с толку. Феррус уставился на нее, не говоря ни слова и весь дрожа. На кончике носа, как бриллиант, блестела капля слизи.

– Тебе нечего бояться, – заверила она его. – Ты в порядке?

Внезапно Феррус дернулся, так быстро, что Кэтрин только охнула, вскочил на ноги и бросился прочь по улице.

– Ему не нравится, когда с ним заговаривают, – сказал посыльный привратника. – Боится собственной тени.

Кэт вернулась на Генриетта-стрит. Она попыталась найти утешение в работе. Устроилась за чертежной доской и продолжила обводить чернилами план южного фасада будущего Соломон-хауса, который предполагалось построить для Лондонского королевского общества в саду герцога Арундела.

Работа требовала сосредоточенности, но ее мысли крутились вокруг того, что должно произойти завтра в Кокпите. Страх был так велик, что у нее схватило живот. Возможно, зря она не послушалась Марвуда. Учитывая все обстоятельства, было бы разумнее сообщить господину Уильямсону, что Ричард Кромвель в Лондоне, и признаться, что им известно об интригах Бекингема. Несмотря на то что она дочь цареубийцы, наверное, было бы все-таки лучше отдаться на милость короля, чем так рисковать. Кто знает, что может ждать их завтра.

Господин Хэксби отсутствовал почти три часа. Когда Кэтрин наконец услышала, как он медленно поднимается по лестнице, ее тревога обернулась гневом. Бранясь на мальчика привратника, муж нетвердым шагом вошел в гостиную и рухнул в кресло, даже не сняв плаща. От него пахло вином и табачным дымом. Но по крайней мере, ему удалось побриться, да и парик был расчесан.

– Мы обо всем договорились, – буркнул Хэксби, не глядя на нее. – Ты была не нужна.

– О чем именно вы договорились?

– Ривс все устроил. Лакей нас впустит. Мы должны быть в Кокпите в час пополудни.

– Мы? Сэр, но разве это благоразумно? Быть может…

– Молчать, женщина! Есть новости. Но не уверен, что они для нас хорошие. Знаешь, что все обсуждали «У Фултона»? Врачи вскрыли тело милорда Шрусбери, дабы определить, отчего он умер.

– Из-за раны, полученной на дуэли?

– Нет. Врачи установили, что рана тут ни при чем, он скончался по естественным причинам. Поэтому король даровал герцогу Бекингему высочайшее помилование.

Ку-ка-ре-ку, ку-ка-ре-ку, ку-ка-ре-ку.

Феррус зажмуривается и видит звезды. Пустобрех дергается. Скулит. Пукает. Феррус вплотную прижимается к Пустобреху. Натягивает одеяло на плечи.

У него в голове женщина. Молодая красивая леди. Он видел ее вчера. И убежал.

Хозяин приходит рано.

«Вот, Феррус», – говорит он и бросает ему булочку. Белую булочку. Феррусу почти всегда достаются объедки черного хлеба, черствого. Трудно кусать и больно жевать.

У белой булочки райский вкус. Пища ангелов. Пища Бога.

«Это с кухни миледи Каслмейн, – говорит хозяин. – Может, она трогала ее своими пальчиками. Только подумай. Ах, Феррус, подумай, где могли побывать ее пальчики. – Хозяин чешет у себя между ног. – О, только представь».

Восходит солнце, как благословение Божие. Хозяин стоит на пороге кухни. Смотрит, как Феррус ест. Курит трубку.

«Нынче выходной, – говорит хозяин. Он выпускает дым. Серые перышки, серое небо. – Но не для нас, приятель, не для нас».

Господин Уильямсон ясно дал понять, что в понедельник, несмотря на то что это был праздничный день, все его клерки должны явиться в контору. Я плелся в Скотленд-Ярд в мрачном настроении.