«Я все испортила, – думала Кэт. – Пыталась спасти себя и Хэксби, а в результате сделала только хуже».

– Хорошо, – наконец произнес Марвуд. – Я сделаю, как вы просите. – А потом задал вопрос, который ее совершенно обескуражил: – Скажите, слова «кобель» и «сука» говорят вам что-нибудь?

– Господи боже, сударь, о чем вы спрашиваете?!

– Я слышал это выражение пару раз. И оно как-то связано с Бекингемом. Не знаете, часом, к чему это можно привязать?

– Понятия не имею.

Марвуд поежился:

– Герцог лелеет злобу. Я уже дал ему причину меня ненавидеть. Поверьте, Бекингем не пощадит вас, если узнает, благодаря кому я узнал о его кознях, в чем бы они ни заключались.

– И к тому же я… – Кэт замолчала.

– Что?

Их взгляды встретились.

– Я навсегда останусь дочерью цареубийцы. Вам это прекрасно известно.

Марвуд не стал возражать. Да и что тут скажешь? До тех пор, пока на троне один из Стюартов, убийц Карла I никогда не забудут и не простят. А их дети неизбежно будут разделять часть вины своих родителей. Подозрение будет их окутывать, как дурной запах.

Угли в камине догорали. Свет из окна начал угасать. Голова у Кэт разболелась еще сильнее. Увы, ничего не изменилось к лучшему. Марвуд не смог разрешить ее трудности, и опасности по-прежнему угрожали им всем. И тем не менее ей стало лучше: она облегчила душу и немного успокоилась. Так что чудо, хотя и небольшое, все-таки произошло.

Вскоре Кэт собралась уходить.

– Господин Хэксби будет беспокоиться, – объяснила она.

А про себя добавила: «И возможно, снова разозлится: скажет, что отсутствие жены причинило ему неудобство, даже если это и неправда».

– Когда мы увидимся? – спросил Марвуд. – Мне лучше не показываться на Генриетта-стрит.

Она заморгала, удивленная прямотой вопроса, и ответила ему так же прямо:

– Не знаю. Если за мной следят, то встречаться небезопасно. К тому же я не распоряжаюсь своим временем.

– Муж распоряжается, да?

Кэтрин опустила голову. Она чувствовала: что-то произошло между ними за минувший час, что-то изменилось в их отношениях, и это не высказано словами. Она не хотела даже думать об этом. Конечно, не было ничего неподобающего, чего следовало бы стыдиться. Просто оба оказались в трудном положении и их интересы совпали, как уже случалось прежде при других обстоятельствах.

– Я попытаюсь послать вам весточку, – пообещала Кэт. – Хотя один Бог ведает, каким образом это можно сделать.

– Должен быть какой-то способ. Хотите, я пришлю к вам Стивена?

– Нет. Они наверняка знают, что у вас есть арапчонок. – Кэтрин призадумалась. – Знаете что? Я почти каждое утро хожу в кухмистерскую на Бедфорд-стрит, чтобы заказать обед. Это рядом с домом под знаком золотого руна.

– Там есть кто-нибудь, через кого можно передать письмо, если потребуется?

– Никого, кому бы я доверяла. Я бываю в кухмистерской около девяти часов утра. Встречаться там тоже опасно. Но ничего другого придумать не могу.

– Даже если люди Бекингема постоянно следят за вашим домом, – заметил Марвуд, – то вовсе не обязательно они пойдут за вами в кухмистерскую. Тем более что вы бываете там каждый день.

– Кто знает? – Кэт потерла лоб. – Я теперь и тени своей боюсь. – Она посмотрела в окно, прикидывая, сколько времени прошло: начинало темнеть. – Мне пора идти. И так уже припозднилась.

– Я провожу вас.

– Не надо. О чем вы только думаете? Чем меньше нас видят в обществе друг друга, тем лучше.

Дождь утих, и домой Кэтрин добралась быстро. На Генриетта-стрит, рядом с воротами в церковный двор, группа мужчин окружила прилавок с устрицами, который частенько там появлялся. На пороге дома под знаком розы она обернулась и бросила взгляд в их сторону. Одним из мужчин был Роджер Даррел. Он смотрел на нее, даже не пытаясь скрыть свой интерес.

Кэт постучала в дверь. Фибс тотчас открыл, и она поспешно вошла внутрь.

– У прилавка с устрицами стоит мужчина, – сказала она, когда он собрался закрыть дверь. – Крупный такой мужчина, со шпагой. Видишь?

– Да, госпожа, – ответил привратник, лицо его при этом оставалось невозмутимым, как пудинг.

– Хорошо. Посмотри хорошенько, чтобы запомнить его, а потом закрой дверь. – Кэт подождала, пока Фибс выполнит то, что ему велели. – Раньше его не встречал?

– Может, и встречал, но не запомнил.

– Если вдруг снова его увидишь – не важно, здесь или где-нибудь еще, – тотчас сообщи мне. И ни в коем случае не впускай этого человека в дом. Никогда и ни под каким видом. Ты слышишь меня?

– Да, госпожа.

Фибс с поклоном принял шиллинг, который она ему дала. Поднимаясь по лестнице, Кэт чувствовала на себе его взгляд.

Этажом ниже чертежного бюро она остановилась перед дверью в гостиную. За дверью слышался голос ее мужа, более высокий, чем обычно. Так случалось, когда он пребывал в возбуждении. Кэтрин открыла дверь и вошла. Господин Хэксби сидел за столом. Он выглядел более жизнерадостно, чем до этого.

Какой-то высокий мужчина поднялся со стула и отвесил ей неловкий поклон. Гость, облаченный в длинный коричневый камзол, был очень худым.

– Позвольте представить вам мою жену, сэр, – проговорил Хэксби. – Дорогая, это господин Вил, закадычный друг господина Кранмора. Я очень рад, что он нанес нам визит.

Звонят колокола. Бим-бом, бим-бом. Громкие звуки режут слух. Это воскресные колокола.

«Угомонитесь, – говорит им Феррус, – да успокойтесь вы уже!»

И колокола умолкают. Он ждет.

«Я плоский, как тень, – думает он. – Я сгибаюсь, словно тень».

После обеда слуги спят. Повариха запирает дверь из судомойни на кухню. Однако над каменной раковиной есть люк. Он прикрыт деревянной крышкой, но не заперт. Люк маленький. В него не пролезет голова Пустобреха, даже если отрезать ее от туловища.

Но Феррус умный. Он сгибается, как тень. Его длинные, очень длинные руки дотягиваются до кастрюль и сковородок на другой стороне. С них можно слизывать и соскребать остатки еды.

Феррус любит воскресенья.

Когда Кэт ушла, я около часа сидел в гостиной, съежившись у камина и обсасывая, так сказать, косточки нашего разговора. Признаться, визит Кэтрин здорово выбил меня из колеи, но сейчас, когда я вспоминал подробности, это выводило меня из равновесия еще больше. Никогда прежде Кэт не выглядела такой растерянной. Я воспринимал ее сильный характер как данность, но сегодня вдруг увидел эту молодую женщину совсем с другой стороны и испугался за нее. Бедный старик Хэксби, которому Кромвели здорово заморочили голову, был в такой ситуации абсолютно бесполезен. От мужа Кэтрин помощи ждать не приходилось.

Скорее всего, человек, которого я видел рядом с Вилом на Дне смирения, устроенном Бекингемом в Уоллингфорд-хаусе, и есть Ричард Кромвель. Я был в этом почти убежден, принимая во внимание зеленые очки и неухоженную бороду. Это объясняло, почему Вил так спешил избавиться от меня. День смирения проходил 7 февраля, более пяти недель назад. Должно быть, Кромвель попал в поле зрения Бекингема еще до этого.

Я дал Кэт слово, что не выдам ее секрет. Однако чем больше я думал о ее положении, а заодно и о своем, тем более безнадежным оно казалось. Чего мы могли добиться в деле, которое затрагивало государственные интересы, а по сути, безопасность самого королевства?

Ричард Кромвель не представлял особой угрозы для властей, пока жил в безвестности в другой стране, без денег и друзей. Господин Уильямсон завел специальную папку, где отмечал все передвижения бывшего протектора, хотя сам я никогда не видел этого досье. Я слышал от одного приятеля, который работал в конторе у лорда Арлингтона, что Кромвель постоянно переезжал: из Нидерландов в Швейцарию, а затем в Италию, пока не поселился наконец в прошлом году во Франции. Я сомневался, что этого человека считали настолько опасным, чтобы за ним требовалась постоянная слежка. Пока он не сделал ничего такого, чтобы привлечь к себе внимание. Долги не позволяли ему вернуться в Англию, поскольку там на него сразу бы накинулись кредиторы.