– Да слышал уже. Все болтают, даже декабрист проснулся. Почуяли вмешательство. Насторожились. Беде быть, точно говорю. Нельзя вам, людям, с Матерью вровень вставать! Ну, раз сама она решилась, то так тому и быть. Не нам на её волю сетовать. Только вот…

– Что?

– Ты ими, иголками-то, пользоваться-то научись сначала, прежде чем угрожать. Тоже мне.

Майя почувствовала, как нарастает отступившая ненадолго паника, и рассердилась. Вероятнее всего – на себя.

– Научусь! Что ж, надеюсь, это не иглы делают тебя злым. Не хочется, знаешь ли, стать такой же.

– Тоже мне! – откликнулся кактус. – Может, и не помешало бы… Ну, ладно уж. Чего хотела-то? Зачем сюда лезешь? Тоска заела?

– Иглы разорвали одежду. Хотела взять старую…

– А чего не через дверь?

– Не хочу! – Майя поджала губы, решив, что не обязана оправдываться.

– Твоё дело, тоже мне. Не нам судить, кто чего сделать захотел. Только вот одежды тут давно нет.

– Как это «нет»?

– Так родительница твоя ещё много лет назад собрала и отдала кому-то. Говорила, что носить такое – блажь и ересь, подобное только нищим и сгодится. И что дома она это держать не будет, мол, когда вернёшься, купит нормальные, порядочные вещи. Приличные. Всё. Ничего больше не сказала. Хорошего, то есть.

Надежда, что отношение к матери было предвзятым и ошибочным, лопнула как мыльный пузырь, окатывая ледяной волной злости. И в то же время Майя почувствовала ни с чем не сравнимое облегчение: сделанный много лет назад выбор оказался правильным.

Ничего не ответив кактусу, Майя направилась к краю крыши. Голосов слышно не было, значит, никто из дома не выходил.

Хотелось покинуть это место как можно скорее, и девушка, игнорируя решётку для клематиса, решительно прыгнула в снег. Как делала много лет назад.

Майя пригнулась и проследовала к калитке, от холода уже не ощущая рук. Внимание привлекла покачивающаяся на бельевой верёвке нежно-розовая кофта, принадлежащая, судя по всему, матери. Рядом висели чёрные папины джинсы.

Оглянувшись по сторонам, девушка невесело хмыкнула. Даже при вконец испорченных отношениях и неприязни воровать у собственной семьи – последнее, на что она была готова. Но ещё меньше хотелось застыть посреди огорода, как ледяная статуя, на радость маме. И, пару минут в очередной раз поспорив с собственной совестью, Майя сняла с верёвки вещи.

Дрожа и клацая зубами от холода, она тихо вышла со двора и, спрятавшись в тени могучих сосен, переоделась. Одежда – целая, приятно пахнущая кондиционером для белья, чуть одеревенела на морозе, и Майя с трудом натянула её поверх разорванных вещей. Ветер перестал обжигать голые участки тела, и спустя несколько минут значительно полегчало. От боли ещё подрагивали пальцы, а от холода сводило скулы, но, поддавшись порыву эмоций, Майя использовала их как двигатель.

Добравшись до станции, Майя купила чай в пластиковом стаканчике и, не обращая внимания на предупреждающие жесты пожилой продавщицы, с наслаждением отхлебнула обжигающий напиток. На вкус он оказался приторно-сладким и противным. По пищеводу словно пустили раскалённый металл, и Майя надсадно закашлялась, ловя на себе укоризненные взгляды женщины, но по телу уже растекалось блаженное тепло. В этом момент ей на долю секунды показалось, что жизнь начала налаживаться. А когда через минуту пришла электричка, не указанная в расписании, Майя в этом убедилась окончательно.

Следующую неделю Майя провела дома, отпросившись у начальства. Для этого пришлось отправлять картинки вместо внятного текста. Но владельцы мастерской видели выписку из больницы и вопросов задавать не стали, осознавая, видимо, бесполезность в данной ситуации.

И Майя посвятила время лечению. Пила чай с мёдом, полоскала саднившее горло, промывала нос и дышала «Меновазином», парила ступни в тазике с водой. Длительная прогулка по холоду дала о себе знать, и именно из-за этого у девушки поднялась температура. По крайней мере, именно так она думала.

Лёжа в кровати, укутавшись в толстое одеяло, Майя впадала в тревожный сон, наполненный образами то игл и шпаг, то людей без глаз, то родителей, смотрящих с укором. Зелёное облако, мелькающее среди деревьев, превращалось в исполинских размеров белку и пыталось разломать родительский дом. Следом стая мёртвых собак выламывала дверь в мастерскую, требуя возмездия. За ними покачивался человек в чёрной маске, хохоча и подзывая к себе.

Майя умоляла не трогать её, обещала отдать одежду и извинялась за гибель Ронни. После пробуждения же у неё начиналась очередная истерика, и девушка заливала наволочку слезами, а затем снова засыпала, всхлипывая и постанывая. А после не могла вспомнить, от чего именно плакала.

Несколько раз она вскрикивала от боли, после того как иглы внезапно появлялись из кожи, травмируя и так разгорячённое тело. Единожды визжала до тех пор, пока соседи не застучали по батареям, – когда в момент бреда и жара иглы прорвались на полную длину, и постельное бельё в считанные минуты окрасилось в красный цвет. В тот момент в голове Майи вяло трепыхалась единственная мысль: она умрёт от потери крови.

Но кровь остановилась, а иглы спрятались. Стало намного легче. Жар спадал, унося с собой и образы, и слёзы, и боль.

Майя открыла глаза и, слушая спокойное дыхание, никак не могла сообразить, где находится. Люстра на потолке качалась, по обоям прокатывалась волна, а шкаф с одеждой то приближался к кровати, то отдалялся обратно к стене. Но через несколько минут в голове начало проясняться, и предметы в комнате остановились. У Майи возникло навязчивое ощущение, что она переродилась, подобно мифическому фениксу. Тело с трудом, но приняло новую способность. Неизвестно, как надолго, и при каких условиях станет откликаться на команду – это стоило проверить на деле.

Чтобы доказать свою догадку, Майя досчитала до трёх и закусила губу, пряча глубоко внутри сомнения. Секунда – и как по команде вылезли иглы, уже не доставляя неприятных ощущений и не разрывая одежду, а проходя словно сквозь неё. Блестящие, острые и длинные, они походили на крошечные пики. Перебарывая возникшую тошноту, Майя решила не выяснять, как выглядит со стороны. Совет своры оказался действенным: лес и его Хозяин помогли. Остальное не так важно – с ним можно разобраться позже.

Эта небольшая победа над собственным телом внушила уверенности. Перебирая в памяти события минувших дней, Майя поклялась, что будет стараться не опускать руки. Если продолжит бороться, то сможет справиться с чем угодно: хоть с кордтеррами, хоть с собственными страхами, что в данный момент приравнивалось друг к другу. В эту ночь она спала спокойно.

Двадцать третьего февраля наступил первый после очередной болезни рабочий день, и начался он точно так же, как и все предшествующие ему. Зазвенел будильник, заведённый ещё с вечера на пять тридцать, и Майя неохотно открыла глаза. Спустила ноги на пол, нашарила тапки и, безустанно зевая, побрела на кухню. Жара не было, но усталость ещё ощущалась.

Крепкий ароматный кофе чуть взбодрил её, но сил не придал. Зато к слабости добавилось чувство голода, но времени на завтрак не оставалось. Сделав себе вторую чашку, Майя подкрасила тенями брови, тушью провела по ресницам и неспешно оделась. Взяв в руки телефон, хотела по привычке заказать такси через приложение, но замерла как вкопанная. На старом мобильном остались только встроенные приложения из-за нехватки памяти, а чтобы закачать новое, пришлось заново вводить адрес электронной почты и пароль. Майя попыталась сориентироваться по памяти, нажимая на экране клавиши, но каждый раз окно для ввода мигало красным. Через несколько безуспешных попыток оно и вовсе заблокировалось.

– Да твою же… – Майя прикрыла глаза, мысленно костеря себя, что забыла отдать в ремонт разбитый аппарат. – Так, ладно. Надо подумать… Общественным транспортом я уже не успею добраться. Значит, остаётся только вариант с такси. Вызвать его я тоже не могу – нет приложения. Хотя, где-то на холодильнике, вроде, висел номер диспетчерской… А как я им объясню? Никак. Остаётся только… Только…