– Ничего не упустили. Если замолчите хоть на минуту, то и сами услышите. – Горт слабо шевельнулась под пакетом.

Майя послушно замолчала, прислушиваясь. Раздался тихий стук, и, сорвавшись с места настолько быстро, насколько это позволяли трясущиеся ноги, девушка поспешила к окну. На карнизе сидела синичка, упорно барабаня крошечным жёлтым клювиком в стекло.

Поколебавшись с мгновение, Майя открыла окно, впуская птичку, и та сердито зачирикала:

– Видано ли, видано ли, не пускают! Я стучу-стучу-стучу, а они сидят там и сидят!

– Не трещи, а? – Тюльпи притворно застонал, и листья его, дрожа, прижались к стеблю. – От тебя листва желтеет!

– Выяснила, выяснила, выяснила! Летала к дубу, летала к соснам! Горы передали, передали! Макушки их, самые-самые-самые верхние, снегом запорошенные, льдом укрытые, всё рассказали! Говорят, что к Матери, к Матери, к Матери надо! Она поможет, она покажет! Примет, объяснит!

– Что покажет? – Девушка зябко повела плечами, отодвинувшись от раскрытого окна, и впервые в жизни явственно почувствовала, как подул тот самый ветер. Ветер перемен. Но Майю он совсем не обрадовал.

– Всё, всё покажет! Надо прийти, надо прийти в день весны к Матери! Как проснётся, так и поможет! – синичка звонко тараторила, подпрыгивая на подоконнике. – Сказала, что неправильно, неправильно это, раз дар проявился, неспроста!

С запозданием осознав услышанное, Майя ахнула:

– Но день весны в конце марта, а сейчас январь! Как же мне жить без человеческой речи? Как работать?

– Сказали, сказали, сказали, что помогут. Все помогут. Слушай не себя, слушай вокруг себя. И руки, руки береги! Матерь всегда с тобой, всегда с нами! Будет ещё, ещё, ещё ближе! Сосны сказали, дуб сказал. Жди ястреба, ястреба жди, он знает, что делать, знает, что передать. Возьмёшь подарок для рук – укрепишь связь с нами, сможешь без страха общаться. Как наденешь его – так поймёшь! Подскажем, поможем, придём на помощь.

Не договорив, синичка стремительно выпорхнула из окна, на прощанье махнув крылом. Майя закрыла за ней створку и вытерла вспотевшие ладони о ночнушку. Голова снова начала болеть. Уже не так остро, как после удара, но очень неприятно. Обескураженно оглянувшись на букет, девушка закусила губу.

– Ничего не понимаю. И что же мне делать? Как идти на работу?

– Не, я тебя, вроде как, начал уважать за умение обращаться с природой, конечно. Почти. Но ума у тебя, как у рыбины речной, тьфу на них в третий раз. Си сказала же: слушай не себя, слушай вокруг себя! До пробуждения Матери твоим проводником будет весь окружающий мир.

Майя задумчиво потёрла лоб, собираясь с мыслями:

– А что за подарок, который и связь укрепит, и с руками связан?

– Дочь чертополоха, я не знаю! Тебе виднее, что надевается на руки. У вас, двуногих, кажись, это называют оковами, – хмыкнул тюльпан.

Горт откликнулась из-под пакета. Голос у неё уже окреп, и в нём чувствовались отголоски прежнего задора:

– Тюльпи, оковы – это то, что нужно тебе закрепить на бутон, и как можно туже. А подарком Матери может быть что угодно. Думаю, что-то вроде… тоже забыла. Буклеты? Нет-нет… Бра…бра…

– Браслеты? Из чего? – Майя села на койку, и, обняв колени, положила на них голову. Перед глазами возник мысленный образ в виде тонких и изящных посеребрённых линий, неведомо откуда взявшихся у Природы, но тут же лопнул, как пузырь.

– Из сушёного навоза и палок.

– Тюльпи! – Горт снова шевельнулась, шурша пакетом. – Не слушай его, милая. Матерь без сожалений жертвует собой, помогая своим детям, но сейчас она спит. Думаю, ястреб принесёт что-то, связанное с ней. Возможно, стебли или ветви – они тонкие, гибкие, но очень крепкие, и смогут защитить руки. А может, кора. Кто знает, как выглядит Матерь… Но уверена, милая, что тебе понравится. Особенно когда они начнут врастать в кожу.

В десятых числах февраля Майю, наконец, выписали из больницы. Врач, которого она видела впервые – сухонький пожилой мужчина в очках с толстыми стёклами – долго и нудно рассказывал про возможные последствия отравления, а затем выдал немаленький список ограничений в еде, дополнив его перечнем лекарств, и закончил напутствия направлением к невропатологу.

Майя ни слова бы не поняла, если бы последний выживший из тюльпанов – и это оказался не Тюльпи – не переводил человеческую речь. Оттягивая момент прощания, девушка медленно переоделась из больничного одеяния в своё более привычное. Но оставаться в палате больше не имело смысла, и она, бросив печальный взгляд на одинокий цветок в вазе, еле сдержала слёзы.

Горт, к которой Майя успела привыкнуть за период лечения, перед своим естественным финалом потребовала клятву: не плакать после их ухода. Майе же, хоть она и скрещивала пальцы за спиной, всё же пришлось поклясться.

Тюльпи был менее терпимым, поэтому выразился в своей обычной манере:

– Когда ты врёшь, у тебя нос краснеет. Ну, чего слюни пустила, как ива перед грозой? Процесс же не остановишь – все умирают. Круг жизни, слыхала про такой? Будь уверена – ты тоже умрёшь, а из твоего тела прорастут цветы, чьи тела послужат обедом для коровы, тоже в итоге когда-то умрёт. И, если тебе станет легче, – это не больно. Мы просто засыпаем.

По Тюльпи Майя скучала больше всего. Не могла и представить ранее, что привыкнет к кому-то за столь короткий период, к тому же, что этим «кем-то» окажется цветок. Но тюльпан смог покорить её сердце и, хоть на мгновение, заглянуть в душу. Он, как бы не показал себя в самом начале знакомства, оказался очаровательным: прямым, честным, хоть и ворчливым. В отличие от своих братьев-молчунов, искренне любил публику и фарс, и до последней минуты шутил.

Но вместе с тем Майя осознала, что не все живые существа, будь то цветы, деревья или животные, хотят общаться, как и братья Тюльпи. Со слов той же Горт, многие предпочитают молчаливое существование, не желая тратить время на пустые разговоры. А без подарка Матери-Природы Майя не могла никак на это повлиять.

Подарок она ждала со страхом и нетерпением, считая дни и помечая их в календаре на телефоне, но обещанный ястреб не прилетал. Это угнетало девушку, лишало надежды, но мудрая Горт до самого конца утешала, убеждая, что Матерь всегда всё делает вовремя. И что главное – это терпение. И Майя терпела.

В день всех влюблённых – и самый нелюбимый праздник Майи – она, за несколько дней дома умудрившаяся довести себя до паники, впервые решилась выйти на работу. Так и не сумев успокоиться и заснуть, Майя буравила взглядом потолок, подсвеченный фарами проезжающих машин, и считала каждую трещинку в побелке. Мысли никак не хотели собираться в единое целое, и разбегались в голове, как муравьи.

Наконец, рывком откинув одеяло, она встала и направилась в ванную, а там простояла перед зеркалом почти час, мысленно репетируя жесты для объяснения с коллегами.

Спустя ещё один час Майя вызвала такси в приложении. Ориентироваться пришлось по памяти, потому что буквы, ранее ей привычные, теперь казались непонятными крючками и палочками.

Приехав задолго до начала рабочего дня, Майя открыла дверь своими ключами и осторожно вошла внутрь.

В мастерской ничего не изменилось: небольшая холодильная камера, сплошь забитая баками с цветами, длинный серый стол для работы, два деревянных ящика с инструментами, всевозможные вазы, расставленные на полках, шляпные коробки разных размеров, корзины, коробка с флористическими губками, шкаф ручной работы для лент… Всё было привычным. Кроме ощущений где-то в глубине сознания. Кроме страха.

Майя упорно отводила взгляд от холодильника с обширным ассортиментом цветов. Боялась, что не сможет начать разговор. И уж тем более не сможет его контролировать.

Работать в цветочной мастерской без контакта с растениями было невозможно, и Майя твёрдо решила сохранять самообладание хотя бы внешне. Выдохнув на счёт «три», зажмурилась, и потянула дверцу холодильника на себя. Лицо обдало прохладой и сладким ароматом роз. Медленно открыв глаза, девушка осмотрела цветы, стоящие в баках, в вазах, а также лежащие без воды на полках.