— Улюшка, я чай заварила, травы сами растила, ох, духовитый. А блины бери снизу, они остыли уже.

Господи, ну какие угрызения совести о собственной аморальности могут протиснуться мимо удовольствия теплых свежевыпеченных блинов со сметаной. А потом взошло солнце, подарив последнему дню года ясную погоду. И Ульяна окончательно махнула рукой на свои вчерашние подвиги. И с головой окунулась в приготовление новогоднего стола.

Оказалось, что приготовления были затеяны не зря, потому что первого января нового года к обеду в гости к Настасье Капитоновне должен явиться весь ее хор. Ну, не совсем весь — но лучшая его часть.

— Уж в новогоднюю-то ночь мы не собираемся, возраст не тот, чтобы по ночам шарахаться. Да я и сегодня долго сидеть не буду, так, президента послушаю — да и спать пойду. Зато уж завтра… — Настасья Капитоновна даже зажмурилась от удовольствия, продолжая деловито раскатывать тесто. — Так что скучно тебе тут со мной в Новый год будет, Уляшка. Зато уж первого мы тебя развлечем!

Уля вздохнула. Перспектива слушать выступления народного хора на дому казалась ей несколько… спорной. По части приносимого удовольствия. Но Ульяна мудро промолчала.

И они сели лепить пельмени.

Это был какой-то нескончаемый день готовки. Пельмени, пироги, сельдь под шубой, винегрет, мясо по-французски. С непривычки было очень жарко от большой печи. В шесть вечера Уля взмолилась о пощаде и была милостиво отпущена с кухни.

Ульяна вышла на улицу. Какой сегодня день чудесный для прогулок. Был. Сейчас уже стемнело. Ульяна покосилась на соседний дом. В нем светились окна, по крайней мере, на первом этаже. Интересно, что сейчас делает Захар?

И снова вернулась ночная крамольная мысль. Уле до зуда вдруг захотелось пройти до его дома и все же постучать в его дверь.

Просто чтобы посмотреть на реакцию. Угрызения совести ее терзать перестали, но вот она сама перестать думать о Захаре не могла. Правда, прекратила попытки угадать его мысли — Уля смогла себя убедить, что, во-первых, это у нее все равно не получается, а, во-вторых, ей это и не надо. Но что-нибудь сделать хотелось просто до зуда в кончиках пальцев.

Разгоряченные готовкой у печи щеки, наконец, остыли. Как и вся Ульяна. Обойдется этот Захар. Не женское это дело — за мужиками бегать. Даже если они сложены как боги, в отдельных местах абсолютно идеальны и великолепно умеют делать куни.

Уля вздохнула — в бессчетный раз за день — и вернулась в дом.

А там прилегла на диван с телефоном — и как-то незаметно заснула. Проснулась она от того, что Настасья Капитоновна тормошила ее за плечо.

— Улюшка, вставай, уже начало девятого. Давай за стол садиться, старый год провожать. Гость у нас.

Уля села, нещадно зевая и прикрывая рот. Голова была тяжелой — как и всегда, когда спишь вечером. Ульяна тряхнула головой, убрала волосы от лица и подняла, наконец, взгляд.

В дверном проеме, с бутылкой шаманского и ананасом, стоял Захар.

— Ну, чего ты встал в дверях-то! — как будто привычно ворчала на Захара Настасья Капитоновна, выглядывая из-за его плеча. — Пойдем на кухню, бутылку твою в холодильник уберем, да этого зверя хитрого колючего… Чего с ним делать, а? Ты хоть знаешь, как его резать-то, этот ананас?

— Разберемся, Настасья Капитоновна.

— Ну и пошли. Дай девчонке в себя прийти, а то встал и зенки вылупил.

Захар хмыкнул, подмигнул Ульяне, развернулся и вышел.

А Ульяна со стоном снова уткнулась в подушку. Вот же гад!

Выбрал время! Когда она спросонья, лохматая и мало что соображает. Но сама она при этом улыбалась. Глупо и счастливо улыбалась.

— А чего это ты, Захар, удумал с нами Новый год встречать? Ни разу не встречал у меня, сколь рядом живем, а тут вдруг, — Настасья Капитоновна накладывала Захару на тарелку всего понемногу.

— А вы против, Настасья Капитоновна?

— Была бы против — так бы и сказала. А я спросила — чего передумал?

— Да так, — Захар пожал плечами и взял протянутую тарелку. — Разнообразия захотелось. И вашей вкусной еды.

— От жук! — рассмеялась Настасья Капитоновна. — Ты и завтра еще приходи. Мы тут завтра петь будем!

Захар страдальчески изогнул бровь и исподтишка бросил взгляд на Ульяну. Она едва сдерживала улыбку. Улю не покидало ощущение, что они с Захаром два школьника на уроке у строгой учительницы. А еще — ощущение какой-то общей тайны. И про собственные сомнения и самокопания забылось совершенно, будто их и не было.

— Спасибо, я подумаю, — Захар наколол на вилку ломтик розовой ветчины.

— Подумай, подумай. И дай-ка мне пульт, вон он, на краю стола лежит.

А дальше Ульяна и Захар оказались единственными зрителями уникального представления под названием: «Настасья Капитоновна смотрит новогодние программы». Они ели всевозможные вкусности и слушали, как Настасья Капитоновна комментирует происходящее на экране телевизора, вступает в полемику с ведущими и артистами, которая время от времени перемежается рассказами из длинной и богатой на события жизни Настасьи Капитоновны. Ее устраивало, что Ульяна и Захар взяли на себя роли молчаливых слушателей, самих же Улю и Захара это тоже более чем устраивало. Они ели, слушали, иногда отделывались односложными репликами, вопросами или смехом.

И постоянно переглядывались. Сначала тайком, потом уже в открытую. Настасья Капитоновна все равно была занята монологом.

Спохватилась первой Уля.

— Уже без пятнадцати!

— Ах ты, господи, вот я заболталась! — Настасья Капитоновна сначала зачем-то схватилась за пульт, а потом отложила его. — Захар, давай-ка, доставай шампанское! И ананас неси. Уля, открывай сервант, доставай фужеры да помой их и протри!

Они все успели. И был звон хрусталя под бой курантов, и шипучее шампанское — брют, как Уля и любит, и какие-то скачущие мысли в голове про то, что надо загадать желание, но желание почему-то не придумывалось, а думалось только про Захара. И его смеющиеся глаза напротив, и внутри тоже какое-то ощущение легкости, будто пузырьки шампанского наполняют Ульяну всю, как маленькие воздушные шарики. И привычные слова поздравления «С новым годом, с новым счастьем!», которые в этот раз звучали как-то по-особому.

И даже до горячего дело дошло. Захар хвалил мясо, хотя Уля решила для себя, что то, чем кормил ее Захар вчера в обед — было гораздо вкуснее. Но предусмотрительно присоединилась к мнению Захара. Настасья Капитоновна раскраснелась от похвалы и шампанского, молодецки хряпнула еще один бокал, а уже без двадцати час ночи зевнула и сказала:

— Вы тут еще сидите, а я спать! Улюшка, не забудь продукты потом убрать.

— Хорошо.

Уля вспомнила, что у нее в рюкзаке лежит подарок для бабушки, но решила вручить его завтра. Ульяну Настасья Капитоновна поцеловала, Захара потрепала по макушке и, сладко зевая, отправилась в свою крошечную спальню.

Захар протянул руку, взял пульт и выключил телевизор.

Наступила тишина, в которой они просто сидели за столом и смотрели друг на друга. Где-то вдалеке еще слышны были хлопки новогодних салютов, но они вскоре стихли.

И на смену им пришел богатырский храп Настасьи Капитоновны.

Захар тряхнул головой, словно сгоняя с себя какое-то наваждение. А потом встал, протянул руку и сказал почему-то шепотом:

— Пойдем.

— Куда? — так же шепотом отозвалась Ульяна.

— Ко мне.

— Зачем?

— Праздновать Новый год. По-настоящему.

Она не знала, что на это сказать. Только чувствовала, что губы подрагивают, так и норовя сложиться в счастливую улыбку. Но вместо этого Уля вспомнил про другое:

— Нам продукты надо убрать.

— Давай уберем, — согласился Захар.

В четыре руки они убрали новогодний стол.

А потом Захар снял с вешалки Улин пуховик, помог ей надеть, накинул свою куртку. Они обулись, и он снова протянул руку и сказал снова:

— Пойдем.

Уля вложила свою ладонь в руку Захара и пошла. Улыбку она прятать уже не стала.