— Божечки мои! И что же теперь будет⁈ — захныкала с кормы одна из бывших полонянок. — Неужто опять в полон попадём⁈

— Я не хочу в полон, дядько Фёдор, — прижалась ко мне Настя. — Лучше в реку сигануть!

— Ничего, — попытался успокоить я девушку, невольно оглядываясь на постепенно сливающиеся со тьмой огни. — Запорожцам не впервой в такие передряги попадать. Уверен, они что-нибудь придумают. Нам главное от войска в темноте не отбиться. Хотя, далеко они уплыть не могли. Где-то рядом на ночёвку встанут.

Запорожцы, и вправду, далеко от Тавани уходить не стали, спустившись вниз всего на пару километров. Вытащили чайки из реки, разожгли костры, перевязали раненых. Настя, наконец, нашла себе дело, хлопоча возле раненых сечевиков. Ну, хоть за неё теперь полностью спокойным можно быть. Запорожцы люди простые, добро долго помнят. Так что девушка для них совсем своей станет. Вот только как теперь из турецкой западни выбраться?

— И что теперь делать будем, Порохня? — вторя моим мыслям поинтересовался Тараско, бессильно сжимая и разжимая кулаки.

— Старши́ны решат, — пожал плечами наш вожак, раскуривая люльку от костра. — Хотя раньше на левом берегу у басурман крепости не было. Теперь так просто не пройдёшь.

— А может бросить лодки, да напрямки, через степь? — завертел головой во все стороны Аника. — Отсюда же до Сечи недалеко?

— Недалеко, — криво усмехнулся Данила, пыхнув трубкой. — Ежели на коне, быстро добраться можно. А пёхом…. — Порохня хмыкнул, прищурясь, посмотрел на Анику. — Пёхом ты ещё быстрее дойдёшь. Видал, пока мы сюда плыли, отряды татарские всё время вдалеке крутились? Они тебя и встретят. Всё чин по чину: арканом на шею, плетью по спине. А может и саблей приголубят, если рожа твоя не понравится. Но то, вряд ли, — успокоил он вскинувшегося юношу. — Ты мужик крепкий, а им крепость эту поганую достраивать нужно. Не убьют они тебя.

Я усмехнулся, посмотрев на вытянувшееся лицо купеческого сынка. Нет, в целом я его понимаю. Кому охота гибнут или опять в неволю попадать в шаге от заветной цели? Тем более в штурме Варны он не участвовал и ни на что из добычи, лежащей в лодках, претендовать не мог. Так чего ему о чужом добре радеть? Своя рубаха она завсегда к телу ближе. Другое дело, ломиться сквозь степь поздней осенью пешком — дурость ещё та. Тут и без всяких татар в первую же ночь от холода загнёшься. Это у нас в чайках запас дров, под Варной взятых, есть. А на себе много ли унесёшь.

— А если одну из крепостей взять, да цепь разомкнуть? — поинтересовался Янис.

— Ишь, шустрый какой⁈ — невесело улыбнулся Порохня. — Да если бы это так просто было, неужто бы мы эти крепости терпели? Они же как кость в горле застряли и полной грудью дыхнуть не дают. Особенно теперь, когда третью на скале построили. Только в каждой крепости по нескольку сотен турок сидит, — наклонился он к литвину. — И пушек на стенах множество. С какого боку по реке не сунься, тебя с двух сторон расстреливать будут; с острова и с берега. Пороха у них много. А тут ещё цепь эта. Аккурат промеж двух крепостей и встанешь.

— А если с берега навалиться? — прищурился я, тыкая щепкой в костёр. — Ещё и пушки с чаек снять, да к крепости подтянуть. Нас намного больше. Неужто, не одолеем?

— Может, и одолеем, — пожал плечами Порохня. — А только к крепости ещё подойти нужно. Вокруг степь голая, со стен пушки в упор бьют, а за спиной ещё татарва крутится, да наскакивает. Пока к стенам дойдём, нас и уполовинят. А сколько ещё под ними полягут? Хорошо, если каждый третий на Сечь вернётся! А пушки? Слабые у нас для штурма крепостных стен пушки. Брешь за раз не пробьют, а в осаду садиться нам не с руки. Того и гляди, с Крыма или Джан-Кермена турки и татарва на помощь осаждённым подойдёт. Тогда совсем худо будет.

— Сурово, — покачав головой, признал Грязной. За то время, что мы из Варны до устья Днепра добирались, мой боярин почти поправился, хотя и ходил осторожно, стараясь резких движений не делать. — А если с другой стороны татарва навалится, да гарнизоны двух других крепостей в спину ударят, может и никто не вернётся.

— И так бывало, — философски пожал плечами Порохня. — Казак завсегда со смертью бок о бок ходит.

— Нужно было в Молдавию плыть, — насупился Аника. — Теперь сгинем ни за грош.

— Так, чтобы в Молдавию попасть, тоже мимо турецких крепостей пройти нужно, — не согласился с ним Василий. — Мы же в неё плыть от безысходности собирались. С запорожцами надежды куда больше было. Всё-таки войско.

Помолчали, подавленно смотря в отблески жалкого костерка. Я, напряжённо думал, лихорадочно перебирая в памяти сотни историй крепостных осад, которыми увлекался в своё время. Ну, не может всё так безнадёжно быть. Должен быть выход. В прошлом и не такие крепости брали! А если…

— Скажи, дядька Данила, — прервал я затянувшееся молчание. — А цепь эту, что реку возле крепостей перегородила, где-то рядом с рекой возле крепостной стены натягивают? Не будут же они её через всю крепость тянуть?

— Вестимо, не будут, — Порохня, хмыкнув в усы, выбил из люльки пепел и сунул её за пояс. — Наверняка ворот с цепью возле самой стены стоит. Вот только как ты в крепость попадёшь? Турки теперь вполглаза спать будут. По всей стене дозоры выставят.

— Дозоры, говоришь, — оглянулся я в сторону утонувшей в ночном мраке крепости. — Дозоры — это хорошо.

Утром все запорожцы собрались на берегу реки, чтобы решить, что делать дальше.

— Пошли, — позвал и нас какой-то сечевик, решительно махнув рукой. — Старши́ны всех на совет зовут.

— Почему не сходить, раз зовут, — степенно пригладил усы Порохня. — По всему видать спор промеж Старши́ны вышел, раз сечевиков сзывать начали, — пояснил он мне.

Ну, да. Мы же в походе сейчас. А в походе кошевой волен единолично решать, как дальше действовать. Да видно опять Бородавка с Сагайдачным к взаимному консенсусу прийти не смогли. Вот и решили на казацкий суд свой спор вынести. Хотя, может быть как раз наоборот. Что-то надумали, да только от собственного решения с души воротит. Вот и хотят, чтобы всё войско его поддержало, тем самым ответственность за него с ними разделив.

Тройка лидеров запорожского похода, залезли на одну из чаек, чтобы их было лучше видно почти трёхтысячной толпе. Я всмотрелся в мрачное лицо Яцко Бородавки, полюбовался кислой рожей Сагайдачного, скользнул мимолётно взглядом по насупившемуся Тискиневичу. Судя по увиденному, тут второй из моих вариантов более верным будет. Ничем хорошим с такими лицами нас порадовать не могли.

Ну, ладно. Посмотрим. Может, я просто нагнетаю?

— Други мои! — начал кошевой, как только все собрались. — Сами ведаете, что произошло. Перекрыли собаки неверные единственную дорогу цепью, да из пушек палят, грозя смертью лютой каждому, кто мимо крепостей их поганых пройти попытается. Вот и нам изрядно досталось, товарищи. Четыре чайки на дне Днепра лежат, две хоть и доплыли до берега, а не многим лучше будут. Почти полсотни наших сотоварищей погибло в той бойне лютой, что нам басурманы устроили, — Бородавка помолчал, давая запорожцам время осмыслить всю глубину постигшей их трагедии. Ответом ему была тишина. Молчат сечевики, скорбно опустив головы. Только окрепший ветер усы с чубами теребит, да волны о чайки ритмично плещутся. — Вот только есть ли на этом свете сила, что может казака остановить? — спросил, между тем, Бородавка, прожигая слушавших яростным взглядом. — Нет такой силы! Так вот, панове. Я думаю так. Дождёмся мы ночи, да ударим дружно на крепость турецкую Ислам-Кермен, а с реки к ней чайки подойдут, чтобы огнём из пушек своих товарищей поддержать. Возьмём крепость, опустим цепь, что реку перегораживает, да и пропустим чайки. Дело предстоит нелёгкое, хлопцы, — признался в конце своей речи, кошевой. — Но, если дружно насядем, да смерти не побоимся — должны мы нехристей одолеть.

Казаки загудели, обсуждая услышанное. Кто-то рвался в бой, призывая старейшин вести на крепость, кто-то выражал сомнения в разумности плана, говоря, что все мы под этой крепостью и поляжем.