— Ну? — Подтолкнула я, и я могла бы поклясться, что ему потребовалась каждая капля самообладания, чтобы не сорваться.

Он размытым пятном влетел на кухню, налил в стакан воды, взял два ломтика хлеба и положил в середину два кусочка сыра.

— С майонезом, — сказала я беспечно, и он зарычал от злости, прежде чем схватить банку из холодильника, достать нож и устроить адскую кашу, с дикой самозабвенностью намазывая его на хлеб. Я пробовала этот соус на одном из своих ужинов в замке, и его вкус вызвал у меня стон. В мире есть еда гораздо вкуснее, чем я когда-либо могла представить, и я по-прежнему каждый день открываю для себя что-то новое.

— Ты что, никогда раньше не делал сэндвич? — Я нахмурилась, увидев его неудачную попытку.

— Вообще-то, нет, — пробормотал он.

— А, точно, — сказала я, осознав. — Просто на секунду забыла, что ты тысячелетний бессмертный монстр.

Он бросил наспех приготовленный сэндвич на тарелку, затем подошел ко мне с ним в одной руке и стаканом воды в другой. — Вот.

Он поставил их на приставной столик, и я сделала глоток воды, выжидая удобного момента, пока он просто нависал надо мной со сжатой челюстью. Черт, он был горяч, когда злился. А так было почти всегда, если только ему не было скучно.

Я откусила от своего сэндвича — который был действительно вкусным по сравнению с тем сухим дерьмом, которым меня заставляли питаться в Сфере, — и Эрик издал низкое рычание, потому что я не торопилась с ним.

— Твоя подача оставляет желать лучшего, но, черт возьми, это вкусно. — Я откусила еще кусочек, и его взгляд сузился.

— Ты испытываешь мое терпение, — предупредил он.

Я вздохнула и отложила сэндвич, готовясь выложить все то, что натворила. — Мы с Джулиусом взяли Валентину в заложницы.

Я достала телефон Валентины, подняла его и включила видео.

Пока он его смотрел, наступило несколько мучительных секунд тишины. Его глаза сузились, ноздри раздулись. Затем его ярость вырвалась наружу в полную силу. — Что ты сделала?!

Я вздрогнула от его свирепого тона, вскакивая на ноги, чтобы не чувствовать себя такой уязвимой под ним. — Я больше не буду твоей пленницей, Эрик. Мне нужен был рычаг давления на тебя. И теперь он у меня есть. Солнце.

Его рот приоткрылся, и он уставился на меня с крайним недоверием. Он схватил меня за плечи, глядя прямо на меня своими проницательными глазами, притягивая к себе и заставляя мое сердце бешено биться.

— Сколько еще раз ты собираешься удивлять меня? Нахуй называть тебя «бунтаркой». Ты — ураган. Чертов наемник. Ты в одиночку справилась с целым городом.

Мой рот растянулся в улыбке, и гордость разлилась во мне. — Не совсем в одиночку.

Его глаза потемнели до черноты. — Джулиус Элиосон. — Он потянул за плащ, наброшенный на мои плечи, затем сорвал его со спины и швырнул на пол. — Ты сейчас же скажешь мне, где он.

— Вообще-то, нет. — Я сложила руки на груди, и его челюсть дернулась от напряжения. — Ты больше не держишь бразды правления, Эрик. Я держу.

Я видела, что держу его именно там, где хотела, и это было чертовски приятно после всего, через что он меня заставил пройти. Никогда в жизни я не имела власти над таким существом, как он, но получить ее над одним из вампиров, который объявил себя принцем моей страны, было несказанно приятно.

— Клянусь богами, что мне с тобой делать? — Он запустил пальцы в волосы, и я почувствовала, что нанесла ему урон. Я видела разочарование в его глазах, напряжение, отраженное в его совершенных чертах. Он был монархом, стоящим на коленях, а я была той, кто поставил его на них.

— Во-первых, ты расскажешь мне о пророчестве. — Я вздернула подбородок, и он удивленно приподнял брови.

— Ты знаешь?

— Я знаю, — ответила я. — И у нас с Джулиусом есть несколько теорий, которые мне нужно обсудить с тобой. И с Андвари.

Он потер виски одной рукой, как будто от этого у него разболелась голова, хотя я не знала, могут ли такие, как он, чувствовать подобные вещи. — Ты можешь перестать упоминать этого истребителя, как будто он твой гребаный напарник?

— Ну, в некотором смысле, так оно и есть, — сказала я, не в силах удержаться от возможности еще немного подразнить его.

Его губы сжались в жесткую линию. — Вам явно было что сказать друг другу.

— Да, я многому научилась. И кое-что вспомнила. Например, где мое место.

— Где же? — резко спросил он.

— Подальше отсюда. Где-нибудь с людьми, которые относятся ко мне как к равной.

Между его бровями образовалась буква «V». — Что ж, бунтарка, ты и впрямь не промах. — Его тон упал до опасного уровня, и жар разгорелся глубоко в моем нутре, распространяясь в каждый уголок моего тела. — Полагаю, у тебя есть еще требования, которые ты хотела бы озвучить?

— Да. — У меня пересохло во рту, когда я готовилась сказать ему это. Я должна была сказать это правильно. Настоять на своем и заставить Эрика подчиниться моим требованиям. — Я даю тебе время до захода солнца, чтобы ты отвел меня к Андвари. Расскажи мне все, что ты знаешь о пророчестве и… — Я перевела дыхание, готовясь нанести последний удар. — Тогда ты позволишь мне вернуться к Джулиусу без лишних вопросов.

Эрик выглядел так, будто вот-вот самовозгорится, гнев свободно струился в его глазах. — Ты думаешь, я позволю тебе вернуться к гребаному истребителю? Врагу империи? К человеку, который хладнокровно убивает мой народ. Сабрина была моим лучшим охранником более четырехсот лет, и теперь она покоится в урне. Ты понимаешь масштаб того, что делаешь прямо сейчас? Я не из тех, кого можно шантажировать.

— Но ты без проблем шантажировал меня. Угрожал мне моей семьей. Мой отец… — Я подавилась этим словом и резко отвернулась от него, решив не позволить ему увидеть, как я распадаюсь на части. — Мой отец мертв, потому что ты послал кровожадного монстра за ним.

— Я знаю, — выдохнул Эрик, и я почувствовала, что он был в нескольких дюймах позади меня, двигаясь бесшумно. — И я… мне так жаль, Монтана. Я так глубоко сожалею, что даже не могу выразить это.

Эти слова стали моей погибелью: клетка, в которой было заперто мое горе, раскололась и обнажила мою душу на всеобщее обозрение. Слезы хлынули из моих глаз, и тяжелый всхлип разорвал мою грудь. Я не хотела ломаться, но я слишком долго подавляла в себе эти эмоции, и после его извинений что-то во мне сломалось. Потому что все, чего я хотела, это ненавидеть его, но часть меня знала, что Вульф был настоящим виновником и что слова Эрика были искренними. Он никогда не хотел, чтобы это произошло. И я не думаю, что это было сделано только для того, чтобы держать меня под своим контролем: он понимал важность семьи. Это было все, что у него было, так же, как и у меня. Единственные люди, о которых он заботился в этом жалком мире.

Возможно, я и хотела отмахнуться от вампиров как от бездушных существ, не способных на такие эмоции, но я просто больше не могла этого сделать. И это изменило все. Так глубоко, что я не думала, что когда-нибудь стану той же женщиной, какой была до того, как покинула Сферу.

Эрик неуверенно обнял меня, и я боролась с желанием прижаться к нему, нуждаясь в ком-то, в любом человеке в этот момент. Но я не должна была поворачиваться к нему. Если бы Келли могла видеть меня сейчас, ее бы вырвало.

Я отстранилась, сделав глубокий вдох, прежде чем снова повернуться к нему, обуздывая свою боль. — Солнце будет светить, пока ты не дашь мне то, о чем я прошу.

Он нахмурил брови, и на его лице появилось беспокойство. — Дам. Но тебе никогда не нужно было принуждать меня, бунтарка. Я бы все равно дал тебе все, что ты захочешь.

— Даже позволил бы мне вернуться к Джулиусу? — Я усмехнулась.

Его глаза затуманились, челюсть сжалась. — Нет… не это.

— Тогда вот мы и здесь, — объявила я, расправляя плечи. — Итак, ты собираешься рассказать мне о пророчестве?

— Сначала мне нужно сказать тебе кое-что еще. — Его кадык дернулся, и он потянулся к моей руке, его прохладные пальцы обвились вокруг моих, и глупая, извращенная часть меня поняла, как скучала по этому ощущению. — Я был человеком, плывущим по течению в море хаоса в течение непостижимого количества лет. Мне потребовалось потерять тебя, чтобы найти себя. Вспомнить, кем я когда-то был. Мое желание удержать тебя чисто эгоистично, я знаю это. Но с каждым днем, когда ты со мной, мне кажется, я вновь обретаю частичку себя. Это как ловить капли лунного света. Был момент посреди ночи, когда я подумал, что, возможно, никогда больше не увижу тебя, и я не могу передать тебе всю глубину страха, который вызвала у меня эта мысль. Я знаю тебя так мало времени, что на самом деле почти не знаю. Но я хочу узнать. Потому что за тысячу лет мучений ты — первое, что нарушило монотонность моего бессмертия. Ты снова пробудил меня к жизни.