— Пароль? — у Бориса загорелись глаза.

— Угу, он должен сказать «Нахнагель», — шепотом и оглядываясь по сторонам, произнес Федор. — А я ответить «Нахфогель», после чего не просто отдать рюкзаки, а показать содержимое. Расстегнуть оба одновременно и как можно быстрей, чтоб не светиться. Для этого и нужен был второй носильщик. В общем, мне нужен тот, кто проводит меня до места, поможет нести груз и станет свидетелем того, что свою часть сделки я выполнил.

— Это же из советского фильма пароли, — ухмыльнулся Борис. — Про сержанта Цыбулю. А что конкретно в третьем рюкзаке? И какова моя доля?

— Провизия, — ответил путник. — Можешь сам посмотреть. Тушенка в железных банках, консервированные бобы, рис, греча. Геркулес, правда, горчит немного. Сухофрукты, сахар и соль, фруктовый кисель в пакетах, различные супы и вермишели быстрого приготовления, спички и полуторалитровая бутылка чистого медицинского спирта. Покрытый белой плесенью шоколад, но я ел, вроде ничего. Несколько пачек чая и две банки кофе, какао и сухое молоко. Кусок высушенного соленого мяса и даже маленькая баночка меда.

Борис снял очки, протер глаза кулаками и внимательно посмотрел на Федю:

— Даже для двоих носильщиков это слишком щедрая награда. Почему тебя это не насторожило? Заказчик мог просто нанять одного из челноков. Они за гораздо меньший навар бегают.

— Нужна была секретность, — ответил Федя. — Никто не должен знать о ходке. Сид... Заказчик сам провел меня на склад и сказал, что я могу набить рюкзак всем, чем пожелаю.

— Что? Сидорович? Твой заказчик — этот проходимец? — всплеснула руками Маша, резко встала с лавки и тут же села обратно.

— Тише ты, — фыркнул мужчина. — Я же сказал, это секрет, а тут кругом уши. Знакома, что ли, с ним? Может, привет передать?

— Нет-нет, приветов передавать не надо, — опомнилась Мария. — Много слышала про него, мы не знакомы.

Сережа сходил в свою комнату и принес скрученный в рулон ватный матрас и тонкое покрывало. Его он держал для особых гостей, ну, либо на тот случай, если Борису Валентиновичу надоест спать в кресле. Матрас был не один. На втором спала Ю в его каморке на полу, что дико раздражало парня. Сережа желал оставаться ночью со своей женой наедине, но Маша не могла отказать подружке. Постелили лежбище рядом с печкой. Борис подкинул побольше дровишек, уселся в свое кресло и, зевая протяжным голосом, спросил:

— Так, значит, половина награды будет моей?

— Я же сорок восемь километров уже протащил, — тихим голосом ответил путник, лежа на спине и смотря в потолок. — Десятую часть готов отдать, не больше.

Некоторое время мужчины молчали и слушали треск дров в печи.

— Готов за треть провизии с тобой пойти, — снова начал разговор Борис Валентинович, не смотря на Федора.

— Много, тут ходьбы-то на пару часов, — недовольно ответил мужчина.

— Ты хоть понимаешь, что тебя могут грохнуть? Как по дороге, так и на самой станции получатели. Ты не думал, что пайка, которую любезно выделил смотритель станции Гыркино, от того и щедрая, что предназначается не для тебя?

Федор ничего не ответил, лишь повернулся спиной к Борису и, тщательно все обдумав, буркнул:

— Четверть провизии, и по рукам.

— Добро, — ответил Борис Валентинович и моментально захрапел, закинув голову назад.

***

Утро.

Будильник Бориса Валентиновича затарабанил в пять утра. По залу ожидания послышались возгласы и недовольное бормотание. Мужчина встал, сделал несколько наклонов вперед, после принялся приседать, выставив руки перед собой.

После утренней зарядки мужчина налил холодной воды в рукомойник и вымыл лицо и подмышки с хозяйственным мылом. Затем поставил на печь железный чайник с водой и тихонько коснулся ногой до сих пор не проснувшегося Федора.

— Эй, дядя Федя, подъём! — начал будить Борис. — Скоро выходить.

Но мужчина не просыпался.

— Странно.

Борис встал на колени на матрас и принялся трясти путника. Тот не подавал никаких признаков жизни.

Сережа вышел из каморки и сквозь заспанные глаза посмотрел на происходящее. Затем подбежал и, присев на корточки, стал щупать пульс на шее в том месте, где предположительно находилась сонная артерия.

Похоронили Федора напротив станции, по другую сторону от железной дороги. Там уже был один холм с деревянным крестом. Близнецы вырубили его и сколотили из молодых елей, очистили от коры и обожгли для долговечности на огне костра. Этот памятник погибшим на станции Бякино Сережа распорядился поставить, чтобы каждое утро, выходя из убежища по нужде, он напоминал ему о страшной трагедии. Смотритель считал, что в произошедшем есть его вина, он старший на этой станции и отвечает за всё, что на ней происходит.

— Что будем делать с грузом? — спросил Сережа. — Может, посмотрим, что внутри?

— Знаешь, я бы не стал, — ответил Борис Валентинович. — Федор говорил, что не смотрел, дело чести, если обещал. В этом что-то есть.

— Но мы-то никому ничего не обещали, — возразил молодой человек. — Какое нам дело до чьих-то уговоров?

Борис сел в свое кресло и принялся заряжать магазин своего ПМ.

— Я вот что подумал, — медленно произнес наставник, предвкушая Сережину реакцию. — Нам нужно завершить эту сделку.

— Чего? — удивился Сергей. — У вас, Борис Валентинович, всё в порядке? Не заболели случаем?

— Тогда мы с чистой совестью можем оставить рюкзак с провизией себе, — не успокаивался мужчина. — И потом, разве тебе не интересно, кто за ними придет?

— Угу, узнать тайну и получить пулю в лоб, — почесал затылок парень. Вы же сразу догадались, что мужичка используют.

Борис встал, вставил магазин в пистолет и убрал его в кобуру на кожаном ремне. Дошел до задней стены станции, где когда-то располагалась касса, постоял там с минуту, гладя свою короткую бороду, и быстрыми шагами вернулся обратно.

— Он или они ведь не знают, как выглядит доставщик, — снова начал разговор наставник. — Отдадим товар и уйдем. Делов-то: пару часов туда и пару обратно. Вечером уже будем дома.

Бориса манила опасность. Уже некоторое время он никуда не ходил и не получал свою дозу ощущений. Плевать он хотел на Сидоровича и Федины договоры, даже сам рюкзак с пропитанием его мало интересовал. Свербили мужчину неизвестность и нехватка тех ощущений, которые он получает в каждой ходке. От которых Борис будто молодел и чувствовал себя крепче, сильнее и выносливее.

— В смысле вернемся? Я не могу покинуть убежище, — ответил Сергей. — Мое место тут, я смотритель и должен присматривать. Один раз уже нам не сошло это с рук.

— Кто же меня будет прикрывать? — Борис снял очки и внимательно посмотрел на парня. — Мы же напарники, забыл?

— Ничего я не забыл, — грустным голосом ответил Сережа. — Трупы в зале ожидания на полу я тоже не забыл. Они мне снятся через день. Будто раздается стук в дверь, подхожу, а там они стоят и просят пустить переночевать. Открываю дверь, и вместе с ними входят несколько собак. Псины сначала радостно машут хвостами и начинают играючи приставать. Затем игра плавно переходит в агрессию. Собаки начинают трепать зубами штаны и рукава рубашки. Я отдергиваю, пытаюсь встать, но в ответ псы рычат и скалят зубы. Наконец мне удается вырваться, забегаю в свою каморку и запираю дверь. Случайно смотрюсь в зеркало, а в отражении вовсе не я. Вернее, я, но там будто старше лет на двадцать, сильное тело и грозное лицо с широкой челюстью, как у качков. Словно карикатура на какого-нибудь бугая отморозка-грабителя.

— У меня такие сны бывали после нескольких дней гулянки, — хотел пошутить наставник, но улыбку сдержал. — Ладно, дежурь, один схожу.

Дверь комнаты открылась, и из нее вышли Маша и Ю. Девушки всё слышали, да и трудно было не услышать через деревянную тонкую стенку.

— Мы идем с вами, — хором сказали подружки и от удивления посмотрели друг на друга.

— Нет, — строгим, почти приказным голосом возразил Сережа. — Маша, там опасно, я не могу тебя отпустить.