— Я ранен, — выкрикнул полковник. — Чего тебе надо?

— Ты ведь директор Службы безопасности Йемена, верно?

— Если знаешь, зачем спрашиваешь?

— Я только что был в той комнате и все слышал своими ушами, полковник. Так на чьей ты стороне? Правительства? Бакилов? Аль-Каиды? Всех трех? Или на своей собственной?

— Как и все, — сказал полковник. — Что тебе до всего этого?

— Был еще один американец. Питерман. Вы проследили его встречу с неким человеком, верно?

— Пошел ты!

— За кем вы следили?

— За кем-то из Джебель-Нукума. Я не знаю его.

— Кто это был?

— Если хочешь убить меня, убей. Я ничего не знаю, — сказал полковник.

Скорпион пнул полковника в колено, тот заорал.

— Кто это был?

— Не знаю.

— Кто-то новый?

— Какого ответа ты от меня хочешь? Конечно, кто-то новый, — огрызнулся полковник. — Еще один американец. Именно им-то и интересовались.

«Харольд Рэймис», — понял Скорпион.

— Вы заставили кого-то подсунуть троянского коня в ноутбук Питермана, а когда засада в Марибе провалилась, вы убили его.

— Думай, что хочешь.

— Как вы узнали, что Питерман работает на ЦРУ?

— Этого вы никогда не узнаете, — сказал полковник уныло. До него вдруг дошло, что в живых ему не остаться, это было видно по его лицу.

— Это ваш человек убил его? — спросил Скорпион. — И последнее: что вы знаете о Скорпионе.

— Это джинн. Имя, которым пугают детей. Его не существует.

— Ты знал, что Питерман встречался со Скорпионом? — спросил Скорпион, еще раз пнув полковника в колено, отчего тот снова заорал.

— Это было в его ноутбуке! Это все, иншалла!

— Этот Скорпион так выглядел? — спросил Скорпион, пряча Glock в кобуру и вынимая фальшивые гнилые зубы. Затем он достал средство для снятия грима и стал стирать с лица темную краску.

— Не знаю, — сказал полковник, глядя расширенными глазами, как Скорпион удаляет грим с лица. «В его глазах не мелькнуло ни проблеска узнавания», — удовлетворенно отметил про себя Скорпион. Полковник не знал, как выглядел Скорпион. А это значит, что он остался неузнанным, и опознать его не могли.

Закончив удалять грим, Скорпион убрал использованные салфетки и протезы в карман. Он обошел лежащего полковника и опустился на колени за его спиной. Сбив с головы полковника чалму, он притянул его голову за волосы.

— Подожди, — с отчаянием выкрикнул полковник. Его голос ясно выдавал, что полковник понимает — он на волоске от смерти. — На кого ты работаешь?

— На себя, — ответил Скорпион.

— О чем ты говоришь? Я никогда не видел тебя раньше.

— Мне нужно было убедиться в этом. Но есть и кое-что другое.

Скорпион колебался. Он никогда раньше не выражал этого словами. В определенном смысле тот факт, что он говорил с человеком, которому предстояло умереть, требовал честности.

— Когда кто-то из твоей команды гибнет, даже если ты не знал его или не мог помочь ему, ты не вправе оставить это без последствий. Вот почему люди обращаются к Аллаху. Поскольку поступать следует по справедливости.

— Не понимаю.

— И не поймешь, — сказал Скорпион, думая, что он делает это ради Мак-Элроя. А также ради Питермана, Алены. И ради себя. И он полоснул полковника кинжалом по горлу.

Констанца,

Румыния

С противоположных концов набережной двигались навстречу друг другу два человека. Кроме них, никого вокруг не было, так что любой «хвост» было бы легко заметить. Ветер вздымал беспорядочные волны Черного моря, бросая на пустынную набережную холодные брызги. Шефер был в пальто и кожаной шляпе, а Скорпион в дождевике от Burberry. Сблизившись, они стояли, молча глядя друг на друга.

— Мы остались друзьями? — спросил Шефер.

— Пройдемся, — сказал Скорпион.

Они шли бок о бок, огибая мыс, мимо отелей и качающихся на холодном ветру пальм. Парусных яхт в море не было, и только на горизонте виднелся далекий силуэт сухогруза. Летом Констанца — это переполненный отдыхающими курортный город, но зимой здесь создавалось впечатление закончившегося праздника.

— Говорят, именно сюда привез Ясон золотое руно, — сказал Шефер.

Скорпион не ответил. Какое-то время они шли молча.

— Ты позаботился о полковнике аль-Зухраи? — спросил Шефер.

— Он работал на Аль-Каиду. Мак-Элрой и Питерман — это его работа. А что насчет этого Рэймиса?

— И не спрашивай, — скривился Шефер. — Чертова фабрика пикулей (одно из внутренних сленговых названий ЦРУ).

Скорпион остановился.

— Кто опекал его? Не Харрис?

— Не Харрис, — сказал Шефер, и они пошли дальше. — Ты слышал о Кулакове?

— Видел на сайте «Киевской почты» что-то об изуродованном теле, найденном в одном из старых сталинских туннелей.

— Кто бы это ни сделал, возились с ним долго. Двое суток из него вырезали куски, прежде чем сжечь его живьем. Ходили слухи, что это — дело рук Синдиката. СБУ пошумела, затем дело было внезапно закрыто, — сказал Шефер, глянув искоса на Скорпиона. — Должно быть, это обошлось кому-то в кругленькую сумму.

— Он заслужил это как никто другой, — сказал Скорпион.

Они шли по набережной. На тротуаре у перил сидела, глядя на море, молодая цыганка. Когда они приблизились, она поднялась и подошла к ним.

— Убирайся! — рявкнул Шефер. Она немного прошла рядом с ними, потом посмотрела на выражение лица Шефера, на его габариты и отстала. Она стояла и смотрела, как они удаляются, ветер трепал ее черные волосы.

— Цыгане — попрошайки и воры, — сказал Шефер. — Такова и вся эта страна. Знаешь шутку? Вы едете по Европе на поезде. Как вы узнаете, что прибыли в Румынию?

— Не знаю. Как?

— Следите за своими часами. Когда их не окажется, — вы в Румынии, — сказал Шефер и указал на обветшалое синее здание с поблекшей вывеской. — Это кафе. Дрянное, но там мы можем укрыться от ветра.

Они вошли и сели за столик у окна. В этот час кроме них в кафе было всего двое посетителей: пожилая чета, молча читавшая газеты за столиком.

Из радиоприемника за стойкой доносилась музыка.

Мужской голос исполнял некую причудливую комбинацию румынской дойны с роком «Евротрэш». Скорпион смотрел в окно на пустую набережную, серые волны и серое небо и думал, кончится ли когда-нибудь эта зима. Подошел официант.

— Хочешь бренди? — спросил Шефер.

— Нет, только кофе по-турецки.

— Два кофе по-турецки с булочками, — заказал Шефер и повернулся к Скорпиону. — Как твои дела?

— Все в порядке. Я поправился не сразу, но сейчас я в полном порядке.

Шефер наклонился к нему:

— Это была работа. У меня не было выбора. Нужно было или лгать тебе, или провалить задание. Не для протокола: я чувствовал себя гнусно. Каждую минуту.

— Меня это тоже не слишком радовало.

— Мне жаль, — сказал Шефер.

Официант принес кофе и две булочки.

— Как Ирина? — спросил Скорпион, когда официант ушел.

— Она возглавляет оппозицию в Верховной раде. Она создала себе имя. Но положение ухудшается. Ты слышал, что Кожановский в Лукьяновской тюрьме?

— Мое излюбленное место.

— Его обвиняют во взяточничестве. Это немного забавно, если учесть, что он — едва ли не единственный в стране политик, который взяток не брал. Но это так.

— Горобец укрепляет свою власть, — сказал Скорпион.

— Россия довольна, — кивнул Шефер. — Вашингтон доволен. Брюссель доволен. НАТО не распалась, так что никто не потерял работы. Ахнецов доволен. И даже ты. Ты заработал, и оказалось, что тебя не предавали. Выиграли все.

Он поднял чашку и сделал глоток.

— Не все, — сказал Скорпион, думая об Алене, Екатерине, Федоре, Денисе и о выражении лица Ирины, когда он садился в самолет в Борисполе.

— Не все, — согласился Шефер. — Что ты думаешь делать теперь? Отдохнуть какое-то время от дел? Поплавать на своей яхте, о которой ты говорил мне? Ты заслужил это.