Скорпион улыбнулся. Он сделал долгий глоток «Кровавой Мэри» и поставил стакан на стол.

— Я все ждал, когда вы заговорите об этом. Думал ли я, кто дает мне ложную информацию? Да, была такая мысль. И знаете, почему?

— Почему?

— Потому что, когда я лежал в ледяной камере, замученный почти до смерти, я понял, что в игре участвует еще кто-то. Я нейтрализовал всех — Кожановского, Синдикат, СБУ, Гаврилова с СВР, Второе бюро Гуанбу, Шелаева, черноповязочников — всех, кроме, разве что, бойскаутов. Но оставался кто-то, о ком я не знал. И когда Шахматист сказал мне, я понял, что это правда.

— Что дало вам такую уверенность?

— Собака, которая не лаяла.

— Что?

— Шерлок Холмс. На случай, если со мной что-то произойдет, я выложил признание Шелаева в YouTube. И что вы думаете? Никто о нем не узнал. Оно исчезло. Это не китайцы. Кто во всем мире мог добраться до Google, чтобы изъять запись? Кто мог обладать такой властью? Первый, о ком я подумал, когда Шахматист сказал мне это, были вы.

Глаза Скорпиона вперились в Харриса. Тот допил свою «Кровавую Мэри». Официантка направилась было к ним, но Харрис жестом отослал ее.

— Как только я узнал, что Шахматист в Киеве, я понял, что вы постучитесь в мою дверь, — сказал Харрис. — Знаете, как назвал это директор ЦРУ? «Наш момент истины». Так он сказал. Я больше двадцати лет в Конторе, и никто из нас никогда не сталкивался ни с чем подобным.

Харрис покачал головой и продолжил:

— Я встретился с президентом. Он рад, что вы живы, но не уверен, что это освобождает его от ответственности. Это очень тревожит его.

— Да, я знаю, как болезненно восприняли все это ваши парни. Сэндвичи «Уэст Уинг» с курятиной, «Ритц Карлтон» и все прочее, — сказал Скорпион, глядя в одну точку на горле Харриса, один удар по которой закончит все это. — Кончай треп, Боб. Кто предал меня?

Харрис грустно улыбнулся.

— Что ж, пора снимать штаны, как говорил один из наших стариков.

Он наклонился к Скорпиону:

— Но мне нужно ваше слово. Все, что будет здесь сказано, не должно выйти за пределы этого столика. Никогда. Ни при каких обстоятельствах. Независимо ни от чего и ни от кого.

Скорпион внимательно посмотрел на него:

— Иначе что?

Харрис посмотрел на двух своих людей у двери, Скорпион проследил за его взглядом.

«Пошел ты к черту», — подумал он, но не сказал. Если Харрис так серьезен, значит то, что он хочет сказать, касается самых верхов. Если он не врет, то до самого Овального кабинета. Это может также объяснить, почему от него отказались Рабинович и Шефер, которым он доверял. И он не хотел войны с ЦРУ.

— Но я хотел бы кое-что взамен.

— Что? — спросил Харрис.

— Я скажу, когда мы закончим.

Харрис резко выдохнул.

— Черт, вы у меня, как шило в заднице. Хотите еще? — спросил он, указывая на напитки.

— За ваш счет.

Харрис подозвал официантку и жестом показал, что нужно повторить. Они смотрели, как она уходит — юбка чуть колыхалась вокруг ее хорошеньких ножек. Харрис колебался.

— Так вы даете мне слово? — спросил он.

— Да ради бога, — ответил Скорпион.

— Это был счастливый случай, — начал Харрис. — Хотите верьте, хотите нет, но это был именно счастливый случай! Как если бы у вас в кармане был единственный доллар, и вы поставили бы его и выиграли миллион.

— Где это было? — спросил Скорпион.

— В Мадриде. Конференция, полностью оплаченная НАТО и ее прихлебателями. Закусочная и девки. Но дело не в этом.

— А в чем?

— Отец. Назовем его Левой. Лев Николаевич. Но вам нужно знать контекст.

В 1966 году Генеральным секретарем ЦК КПСС стал Леонид Брежнев. Брежнев был сыном русских родителей из Днепропетровской области и пользовался покровительством Никиты Хрущева — тоже русского, но родившегося вблизи украинских земель. Брежнев привел с собой несколько преданных ему влиятельных украинцев. Среди них был и несомненный агент КГБ, наш Лев Николаевич. Лева был полезен Брежневу в период, когда тот боролся за власть с Сусловым, Косыгиным и другими. И когда Брежнев сосредоточил в своих руках всю власть, Лева стал очень близок к нему. Жизнь была хороша.

В 1968 году Александр Дубчек начал в Чехословакии серию реформ, которая получила название «Пражская весна». Это поставило перед Советским Союзом большую проблему. Вспомните, 1968 год был годом больших волнений. Весеннее наступление во Вьетнаме и вызванные им студенческие протесты, убийство Мартина Лютера Кинга и Роберта Кеннеди, демонстрации и протесты во всем мире, мятеж на съезде Демократической партии в Чикаго. В Политбюро ЦК КПСС возникли серьезные разногласия по вопросу того, что делать с Чехословакией. Боялись волны возмущений и реформ, которые могли бы привести к распаду Организации Варшавского договора (ОВД) и даже Советского Союза. Одни считали, что вмешиваться не следует, другие настаивали на политическом и экономическом давлении, а третьи — на полномасштабном военном вторжении в целях подавления реформ.

Главой КГБ был тогда Юрий Андропов. Он был членом ЦК и человеком с большими амбициями. Он представил ЦК разведданные, будто бы свидетельствующие, что реформы в Праге инициировало ЦРУ, что Дубчеком управляем мы и что мы планируем переворот, а НАТО готова вмешаться, чтобы поддержать Чехословакию и развалить ОВД.

Так ли это? — Харрис покачал головой. — На самом деле мы глубоко увязли во Вьетнаме. У нас были свои проблемы. Мы не имели никакого отношения ни к Дубчеку, ни к «Пражской весне», но Андропов имел в ЦК большинство, убежденное, что СССР стоит на пороге либо развала, либо ядерной войны, и что все это — заговор ЦРУ. Он настаивал на вторжении в Чехословакию. Подготовка к интервенции началась.

В августе 1968 года советские танки возглавили массовое вторжение стран Варшавского договора в Чехословакию. «Пражская весна» была задушена, реформы прерваны. Агенты КГБ арестовали тысячи реформаторов, многие из которых были убиты. Тысячи других были брошены в тюрьмы и подвергнуты пыткам. О многих из них с тех пор никто ничего не слышал. Дубчека доставили в Москву и вынудили подписать соглашение, фактически восстанавливающее в Чехословакии коммунизм советского образца.

Но тут была проблема. Некие внутренние документы КГБ, так называемые «калугинские бумаги», неопровержимо доказывали, что ЦРУ не имело никакого отношения к «Пражской весне», что НАТО не планировала вторжения, а все «разведданные» Андропов сфабриковал. Догадываетесь, кто был шефом Калугина в КГБ и располагал этими документами?

— Конечно, — сказал Скорпион.

— Правильно, Лева, — сказал Харрис, сделав глоток. — Теперь проблема возникла у Андропова. Советский Союз уже вторгся в Чехословакию и широко осуждался на Западе. Андропов не мог допустить, чтобы ЦК узнал, что он сознательно обманул его. С Калугиным, который жил в Вашингтоне, все было просто. Через несколько дней его тело выловили из Потомака. Но Лева был не просто должностным лицом, как Калугин. У него были друзья. А проблема была не только у Андропова, но и у Брежнева. Ни тот, ни другой не могли допустить, чтобы сведения из этих бумаг попали в руки их соперников в Политбюро ЦК.

— Кроме того, Лева был другом Брежнева, его корешем. Брежнев не раз качал сына Левы у себя на коленях. В те годы в России не просто избавлялись от человека, в ГУЛАГе исчезали целые семьи, и о них больше никогда не слышали. Но Брежнев не хотел такой судьбы для своего почти крестника. Парню было восемь лет, и он обожал своего отца. Поэтому, чтобы спасти и мальчика, и свои задницы, они пошли на соглашение. Леву отправили в ГУЛАГ, в штрафную колонию № 9 в Сибири, настолько секретную, что даже в КГБ многие офицеры не знали о ее существовании. Мать мальчика и остальные члены его семьи также исчезли в недрах ГУЛАГа. В те времена такое часто бывало. Но маленького мальчика, сына Левы, они отправили на Украину.

— Боже мой, это Горобец! — воскликнул Скорпион.