– Останешься?

– Н-нет, – невнятно произнёс Мишутка, о чём вскоре пожалел, фантазируя возможные последствия того, что сделал бы с ним этот человек.

Но тот лишь лучезарно улыбнулся.

– Да ладно тебе, не отказывайся от возможности. Идём!

– Чувствуй себя как дома!

Сбоку сидели два бородатых столба, коих парнишка видел ранее. Они тупо сидели и не двигались, смотрели прямо и даже не реагировали на звуки. Как две неподвижные статуи.

Вдруг Мишка почувствовал что-то колющее на уровне ноги. Он заглянул под стол и увидел сидящего мальчика, до странности схожего с той девочкой, которую тоже видел ранее. Мальчишка попытался забраться на стол с помощью ноги Шалаева.

Юнец испугался такого внезапного появления. Было ощущение, что появление в этом доме какого-то скримера – совершенно нормальное явление. И никто не хотел менять ситуацию, ибо таким жильцам это было просто не нужно.

– Ой, – Никита Сергеевич усмехнулся. – Ты не пугайся, это мой сынишка. Ещё маленький, а уже такой самостоятельный!

“А ко мне присоединилась та самая девочка, ко всему прочему уже в маске. В маске овцы… Стоит дальше удивляться?”

Закончив накрывать на стол, дети расселись по свободным местам, позволив своему отцу начать речь:

– Братья и сестры, дети мои! Позвольте вам кое-кого представить…

Мишка мгновенно настораживается.

– В наш край пожаловал долгожданный гость! – и показывает на юношу.

OH SHI~

“Они смотрят на меня. Я сижу с вилкой в руке, открываю рот, и ВСЕ смотрят на меня! Ну нахуй, надо бы делать ноги отсюда!”

– Правда, он посетил нас сегодня с одним очень важным делом… Возможно, он скоро покинет нас, но это не мешает нам поприветствовать его в нашей скромной обители. И в связи с этим знаменательным событием предлагаю именно ему прочесть молитву.

И все присутствовавшие за столом разом притихли. На Мишку таращилась кучка выпученных очей, сеющих собой нескончаемую злость, тревогу, животный страх, которые невозможно скрыть.

“Мы читаем мир по глазам. И более того, мы можем изменять его с помощью своих взглядов”.

– Приступай, Миш, не стой на месте! – сказал он, указывая на изысканно накрытый стол. – Нам нужно выразить благодарность Отцу за то, что Он дарит нам эту пищу!

– С-с-слушайте, я не очень-то умею это, – неуверенно признался Мишка. – Может лучше Вы?

– Да давай, Миш, не стесняйся! – утешал бородатый. – Ты же понимаешь, что всё это его подарки. Для нас.

Миша холодно посмотрел на Никиту Сергеевича, кивнул, скрестил пальцы и поднял глаза. Все остальные повторили это за ним.

– К-хм… Ну в общем-с… – он быстро порылся в голове, подыскивая нужные слова, а затем продолжил: – Отец… с-спасибо тебе за твою еду, который подарок… И…

“И… всё?”

Никита Сергеевич рванулся к Мишке настолько быстро, что тот не успел даже моргнуть, схватил его за щёки и стал изучать его образину. Шалаев, однако, смущённо отшатнулся от него, но мужичок улыбнулся и протянул руку, словно мирясь.

– Радуйся, Равви (Мф 26:49), – он медленно передвигал губами, чтобы показать, что он не намерен причинить вред.

…

Описываемая ситуация показывает противоречие между современным миром и примитивными обычаями дикарей. Дикари не поддерживают прогресс и предпочитают сохранить примитивный образ жизни, что несовместимо с современным обществом. Но необходим ли поиск какого-то баланса между традициями и новейшим миром для сохранения гармонии?

– Приятного аппетита, – пожелал бородач остальным, сидящим за столом. Они кивнули, вернулись к своим тарелкам и ритмично застучали ложками и вилками.

Повернув глаза к Мише, Никита Сергеевич произнёс:

– Не бойся! Ты сейчас очень напуган, я знаю, я это вижу… Но не бойся, всё пройдёт, я уверен… Ты увидишь! Мы вовсе не те, за кого ты нас принимаешь, и я докажу тебе это, обещаю, – затем он опустил глаза, хмыкнул и добавил: – Не понимаю я вас, людей, способных ещё стать счастливыми… Ведь ты, физически не знающий настоящей боли и страданий, просто теряешь тот дар, тот единственный дар в жизни – пройти свою жизнь до конца, несмотря на все превратности и колдобины, чтобы в конце концов обмякнуть в её железных объятиях и уснуть навсегда. Да и потом, разве это жизнь? Представь себе только, что такое есть, когда ты знаешь, чем всё закончится. Это ведь почти что смерть. Лучше позволь мне сделать твою жизнь счастливой. Поверь, ты ещё будешь радоваться!.. Тебе просто нужно… впустить Его!

У Миши закончился последний урок. Вокруг кабинета толпа. Видимо, у кого-то на носу седьмой урок. Ещё так на Мишку посмотрели, как на отбитого. Но парнишка проходит мимо них, выходит на площадку и спускается по лестнице, а затем к выходу.

Блуждая по городу, Мишутка шёл домой всегда через городскую площадь, где на удивление, всегда было мало народу. И на этот раз, с воткнутыми в уши наушниками, ритмично шагая под мелодию, Шалаев проходит мимо окон здания художественной гимнастики, что неподалёку от заурядного памятника Ильичу, и с презрением косится на молодых девушек его возраста, скачущих на носочках. Пацан не понимал, как можно тратить время на такие "бесполезные" занятия, предпочитая самому лежать на кровати и капитально аутировать. Но в глубине души завидовал им их упорству и стойкости.

“Возможно, мне тоже стоит сделать некоторые выводы?” – думал Михаил, проходя мимо гимнасток.

И всё бы ничего, если бы тот не наткнулся на стоящего рядом с ним знакомого. А зовут его:

– АНДРЕ-Е-Е-Е-Е-Е-ЕЙ!

“Почему так громко? Да вы взгляните на него! Опустив голову, он стоит возле ступенек и курит свой каличный “Космос”. По его внешнему виду видно, что он яркий представитель панк-музыки, но сам лишь простой говнарь. Косуха его набита всевозможными значками, за спиной гитара, на ногах огромные кожаные ботинки с шипами, а голову украшает ровный ирокез рыжего цвета”.

Шалаев подошёл к Андрею и молча протянул ему руку. Второй, обрадованный столь приятной встречей с приятным ему человеком, ответил взаимностью.

– Прэ-э-э-т! – лукаво поприветствовал панк.

– Угу.

– Почему ты так редко здороваешься?

– Как редко? – удивился Миша. – Всего-то один раз.

– Обычно “угу” означает некоторое неуважение к собеседнику и полный пофигизм.

“Ну а что ему сказать? Наверное, то, что мне не впервой так ко всем обращаться, потому что “привет, как дела, пока не родила” уже заебало?”

– П-потому что я ненавижу г-г-говорить это нудное “привет”. Бля, каждый это говорит! – сказал Мишка с оттенком раздражения. – А когда я пытаюсь приветствоваться по-другому, ты начинаешь меня п-п-пародировать!

Андрей скосил кривую ухмылку.

– Это шутка юмора! Хм, давай тогда буду говорить что-то типа “здравствуй”? Или, блин, хрен знает… Я не знаю, как ещё.

– С тобой всё в порядке? Ты с пятницы будто сам не свой.

– Это всё концерт! – согласился он, улыбаясь.

– В отрицательную с-сторону он тебя п-п-поменял.

– Интересно, в какую же? – Андрей недовольно фыркнул.

– В отрицательную…

– В какую именно? – не унимался панк.

– Ну, – Миша задумался, – тогда, шестого числа… Знаю, ч-что это лично твоё мнение и, оно п-п-полностью отличается от моего, но… В общем, хуйню ты к-какую-то тогда п-прогнал! А сейчас в-вообще доебался до “угу”, но почему-то раньше не жаловался на подобного рода приветствие. В-выжидал момент, небось?

Шалаев ожидал словесного поноса от панка в этот момент, который заставил бы его спрятаться в свой панцирь, но тот лишь мило улыбнулся.

– Ладно, извини, что так вышло… – парень посмотрел в сторону окон здания художественной гимнастики. – О! Погляди, какие девчули.

Миша повернулся в ту же сторону, куда смотрел Андрей, и закатил глаза.

– Что? Не понравились?

Мишка отрицательно покачал головой.

– Давай, Мишань! – уже и Цицерон въелся. – Ты даже не общался с ними! А потом жалуешься мне, почему тебя девки не хотят замечать…