— Блин! Я же тоже с ними в Круге находился.
— Не ты, а мы, — важно произнёс наумб. — Я ставлю защитные блоки, и никакого разрушительного эффекта Пояс Хаоса на тебя не оказывает. Должен за это будешь! И кстати, мне бы спиртику хлебнуть. Трубы горят уже.
— Алкаш.
— Ты не понял. Не те трубы, что у людишек всяких, а идущие от огненных желёз. Они растут, и необходима подпитка для этого роста.
— О чём задумались, командир? — прервал нашу познавательную беседу Морячок.
— Где спирту взять.
— О! Хочешь проставиться⁈
— Пьянство во время боевых действий? Упор лёжа принять! Сто отжиманий! — на автомате ответил я словами своих инструкторов.
— Да вы что? Я старый больной человек! И в лучшей форме больше пятидесяти раз не мог отжаться.
— Ладно. Отставить. Двадцать отжиманий, а там посмотрим.
Раздражённо фыркнув, Морячок принял упор лёжа. После пятнадцати раз он сдох и со стоном повалился на землю. Хм… Даже с учётом его приобретённого пожилого возраста, для одарённого это совсем мало. И дело тут не только в болезни. Запустили себя Дикие совсем.
— Бегаешь также плохо?
— Ещё хуже, — признался он. — Но когда в Братстве нахожусь, то могу зайца в поле загонять и не вспотеть.
— А потом пластом лежишь и ещё слабее становишься?
— И это тоже. У нас у всех так.
— Значит, теперь тем более будем усиленно тренироваться, — сделал я вывод. — Вы, находясь в этом Круге или, по-вашему, в Братстве, пользуетесь резервами собственного организма. Чем он меньше, тем слабее становитесь в реале. Надо прокачивать. Утро начнём с зарядки.
А теперь допиваем чай и спать. Смена постов каждые два часа. Первым заступает Жир, потом Пушкин, а за ним Борзый. Кто заснёт на посту, получит в глаз. Я не хочу проснуться оттого, что меня гоблины на форшмак разделывают.
— Позвольте, — недоумённо спросил Астроном. — Я посчитал, и получается, что охрана рассчитана всего на шесть часов. А в остальное время кто караулить будет?
— В остальное время спать нам не придётся.
— Но мы же не выспимся! А я привык отдыхать не менее восьми часов.
В этот момент почувствовал себя прапорщиком Становым, которому сопливые курсанты задают тупые вопросы. Набрал в грудь воздуха, задержал дыхание и досчитал до десяти. Кажись, отпустило, и не хочется, наорав на этого очкастого придурка, между матерными выражениями заехать пару раз по его интеллигентной морде.
— От вредных привычек будем избавляться, бойцы. Глубокий сон — одна из них. А если кто ещё выскажет своё недовольство, то сокращу караульных до двух человек. Угадайте, насколько изменится время вашего отдыха? А ты, Астроном, заступишь вместо Борзого.
— Почему⁈
— Теперь заодно и Пушкина подменишь. Скажи ещё чего-нибудь, чтобы Жир тоже мог сегодня поспать вместо поста.
— Э-э-э-э… Извините, господин сержант. Я всё понял.
— Извиняю.
— Значит, мне не надо дежурить ночью?
— Конечно, надо. Но теперь будешь делать это со спокойной душой, не отягощённый грузом вины перед своим командиром. И повезло только Борзому. Пушкину в наряде постоять придётся. Как говорил мой наставник: помните мою доброту. Эх! Вас бы к нему! Зверюга ещё тот, но мозги вправлять умеет. Бессмертные ещё есть, вопросы задавать?
Таковых больше не нашлось. Моё непонятное воинство понуро залезло в блиндаж, оставив у костра мрачного Жира.
Я тоже сделал вид, что заснул. Примерно где-то через час проверил пост. Толстяк не спит, хотя и несёт службу своеобразно. При свете фонаря читает книжку, абсолютно не глядя по сторонам. Ну, хоть так…
Потом проконтролировал сменившего Жира Пушкина. На удивление, несёт службу по всем правилам. Не просто плющит задницу на пеньке, а с автоматом на плече обходит территорию, пристально всматриваясь в ночь.
Как я и предполагал, когда дело дошло до Астронома, то парнишка не продержался и пятнадцати минут. Свернулся калачиком около тлеющих головешек затухающего костра, положил рядом автомат и уснул сном праведника. Это залёт, боец!
Осторожно подкравшись к нему, делаю его сон более глубоким с помощью удара кулаком по головушке. Связываю валяющимся неподалёку обрывком провода. После этого забрасываю на плечо и тащу за колючую проволоку, на нейтральную территорию.
Метров через сто стоит подбитая гоблинская танкетка. Открываю люк и наблюдаю двух дохлых харков в очень непотребном состоянии. Все в кровище и уже не совсем первой свежести. То, что надо. С трудом запихиваю через люк Астронома. Хорошо вошёл между трупами, плотненько. Закрываю люк и с чистой совестью возвращаюсь к нашему блиндажу, предварительно повесив на колючую проволоку заграждения автомат проштрафившегося бойца.
Посмотрел на время. До подъёма ещё целый час. Сам хочу зверски спать, но придётся немного покараулить.
— Чах, хоть ты не дрыхнешь? — начал я разговор со своим подопечным, пытаясь отогнать от себя сонное наваждение.
— Великие наумбы не спят, а познают сущность мира с закрытыми глазами! - глубокомысленно изрёк он. — Ты зачем Астронома украл?
— Заслужил. Впредь ему и другим наука будет. Мне всё покоя не даёт их грёбаное Братство. Для нормального человека и даже для одарённого это какая-то аномалия. Чего такого гоблины сотворили с этими бедолагами в своей лаборатории?
— Ничего хорошего. И мне не нравятся эксперименты проклятых харков. Кажется, они подошли к раскрытию тайны Круга. Пока лишь на пленных экспериментируют, но потом смогут, отработав схему, и себя в Круг заключать.
Представляешь, что тогда начнётся? Дюжина подобных зелёных со своими серьёзными изначальными ментальными способностями легко прорвут любую оборону. А несколько таких отрядов и всему фронту мозги вынесут. Советов давать не хочу, но если люди не уничтожат лабораторию, то хана вам всем, крышка и песец пушистый.
— Согласен. Только как нам туда добраться?
— Всё есть в памяти твоих солдат. Можно сделать настойку на местность.
— Рано пока. Ты сам видел, какие из них вояки. А у нас явно глубокий рейд в тыл противника получится. Они ж подохнут — постоянно в Круге находиться. Выгорят через несколько часов.
— Раньше же не подохли? Даже покуролесили у зелёных, как я понял из их рассказа.
— Уверен, тогда Дикие были в более приличном, чем сейчас, состоянии. И не факт, что так уж сильно воевали. Судя по всему, больше прятались. Не! Надо поднатаскать ребят. Время, думаю, у нас есть.