— Николай?
— Да, я. Ты не одна. Я здесь, – сказал я ей настолько спокойным тоном, насколько мог. — Я здесь, и ты со мной.
— Франко убьет тебя. Я знаю это, – сказала она, и из неё хлынул новый поток слез.
— Может, он и планирует, но к тому времени мы уже будем далеко. Не волнуйся.
— Правда?
— Правда. Считай, нас здесь уже нет. Так или иначе.
Я нутром чувствовал, что если Франко убьет меня, то, скорее всего, убьет и Софию. Она слишком много видела; она была обузой. Единственная надежда была на то, что Антонио Де Санктис умрет, и Сильвио решит, что хочет оставить кузину, чтобы мучить и издеваться над ней. Но София не смогла бы долго выносить такое существование.
Если Анджело не доберется до нас, мы оба все равно что покойники. Эта мысль была отрезвляющей и в то же время странно успокаивающей. Как и моей матери до меня, осознание того, что боли и тьме может прийти конец, приносило облегчение. Одно я знал наверняка: мы с Софией будем вместе, в этой жизни или в следующей. Две переплетенные души так просто не распутать.
— Черт, черт, черт. – До меня донесся панический шепот Анджело, когда он прокрался в комнату. — Они уехали в больницу, но повсюду расставили охрану. Черт! Не думаю, что мы можем рисковать прямо сейчас. – Телохранитель поник и провел рукой по своим густым волосам. Он выглядел чертовски напряженным.
Мне было знакомо это чувство.
— Ты нашел то, что я просил?
Он тяжело сглотнул.
— Да, но мне нужно забрать ее. Здесь все еще полно людей, просто не Франко. Ближайшее окружение Сильвио крутится вокруг, ожидая, когда он очнется.
Я сделал глубокий вдох. Уйти до того, как проснется Сильвио, было бы предпочтительнее, но у нас не было большого выбора.
— Тогда мы подождем. Как только Сильвио придет в себя, я уверен, что он тоже отправится в больницу, чтобы засвидетельствовать свое почтение, или, по крайней мере, показаться врачу. Если все пойдет наперекосяк, что бы ни случилось, твоя задача - вытащить Софию.
Анджело дернулся, его рот шевельнулся в безмолвном протесте.
Я заговорил снова, прежде чем он успел произнести хоть слово.
— Если я выберусь отсюда живым, а она нет, я сам убью тебя, Анджело, после того, как убью твою маленькую подружку. Делай свою гребаную работу и защищай ее ценой своей жизни, или я постараюсь, чтобы тебе было больно, когда буду убивать тебя.
Он тяжело сглотнул, никак не отреагировав на мои злобные слова.
— Ты понимаешь порядок важности? Кирилл выполнит свое обещание, если ты появишься с Софией у его двери. Я гарантирую это.
— Он знает, что ты любишь ее. – Слова Анджело звучали как нечто само собой разумеющееся. — Или он думает, что ты одержим ею. Это разные вещи.
— Не для такого, как я. Прежде всего, прикрывай спину Софии. Ее свобода - это твоя свобода. А теперь мы ждем и готовимся.
Анджело кивнул.
— Кьяра уже ушла?
Он снова кивнул.
— Хорошо. Будь готов убить или умереть, чтобы присоединиться к ней.
Мой совет только усилил напряжение в его неподвижном теле.
— Если ты погибнешь, сражаясь за девушку... тогда это хороший день для смерти. А теперь сделай мне одолжение и вправь мое гребаное плечо обратно.
Глава 23
София
Когда слезы иссякли, я села на мерзлую землю и стала медленно и методично подсчитывать нанесенные мне травмы. Страх и шок исчезли, и на смену им пришел холодный, жесткий гнев.
Франко и его сын должны были умереть. Как они посмели пойти против моего отца? Ярость согрела меня. Я не могла слишком много думать о том, насколько пострадал Нико. Воспоминания о том, как он отрывал трубу от стены, как кровь заливала его руки, как странно болталось его плечо, были слишком невыносимыми. То, что он утешал меня, когда у меня были только синяки и травма на голове, вызывало у меня чувство, которое я не могла отрицать.
Нет. Я действительно перестала сопротивляться тому, что мое сердце знало уже пять лет. Он был мне небезразличен. Пусть он был безумцем, а я изгнанницей, но это больше не имело значения. Ничто не имело значения, кроме как пережить еще один день, и выбраться отсюда живыми.
Вспомнив о нем, я поняла, что он уже давно молчит.
— Николай? – позвала я через решетку. Он был прямо здесь, утешал меня все это время, хотя ему наверняка было гораздо хуже. Терпимость этого мужчины к боли была невероятной.
— Хм? – Его голос звучал сонно и словно издалека.
Разве это не плохой знак – заснуть при таких травмах и большой потери крови? Что, если он не проснется? Новый тревожный всхлип подступил к горлу.
— Может, расскажешь мне сказку? Ты как-то предлагал мне, когда мы были в бегах, – услышала я свой вопрос в темноте. Мои руки были связаны передо мной такими же стяжками, как и у Нико. Они причиняли боль, если я хотя бы неправильно сгибала запястья. Я не могла представить, какой глубокий порез должен был остаться после отрыва трубы от стены.
— Сказку? – Нико задумался.
— Здесь темно и холодно. Я так устала, но никогда не смогу заснуть, – пробормотала я, чувствуя себя несчастной. — Мне так страшно. – Признание вырвалось у меня виноватым шепотом в темноту.
Какое право я имела бояться по сравнению с Николаем? Была чертовски высокая вероятность того, что Сильвио потребует голову Николая, когда проснется, и не похоже, что Франко собирался его останавливать. Добавьте к этому тот факт, что здоровье моего отца ухудшилось, и будущее стало выглядеть особенно мрачным для мужчины, сидящего в соседней камере. Возможно, мне тоже будет нелегко, но почему-то именно мысль о том, что Нико умрет, мучила меня.
— Хорошо, королева бала. Я расскажу тебе сказку на ночь, – тихо сказал он, его голос был таким успокаивающе родным. — Давным-давно, потому что именно так начинаются все хорошие сказки, жил-был мальчик. Он был лесным ребенком, а его единственными друзьями были деревья. По ночам он лежал на голой земле и считал звезды.
Его приглушенное бормотание накрыло меня пеленой легкости. Я подумала о своем детстве, когда лежала в своей кровати наверху с задернутыми шторами и смотрела на звезды, приклеенные внутри. Возможно, мне всегда было суждено встретить этого мужчину, ведь мы были двумя одинокими душами, компанию которым составляли только звезды.
— Он был диким существом, и иногда всерьез подумывал о том, чтобы уйти дальше в лес и никогда не возвращаться в мир людей. Но в конце концов ему это так и не удалось.
— Почему?
— Потому что мальчик не был таким свободным, как животные, с которыми он играл в лесу. У него была клетка вокруг сердца.… без ключа. Он мог улыбаться, смеяться и притворяться настоящим мальчиком, но в глубине души он им не был.
Меня пробрал озноб от болезненной меланхолии слов Николая.
— Внутри него, в том запертом месте, куда он не мог дотянуться, была дыра.
Мои глаза закрылись, и я крепко обняла колени.
— Тебе не стоило рассказывать грустную сказку на ночь.
— Ах, но эта история вовсе не грустная. Однажды, когда мальчик вырос в мужчину, а сердце его стало чернее самой чистой смолы, он встретил девушку. Ту, которая тоже когда-то смотрела на звезды по ночам и мечтала о том, чтобы ее любили. Не имело значения, насколько ужасной и жалкой была его жизнь. Когда она улыбнулась, ему показалось, что впервые в его жизни взошло чёртово солнце. Он чувствовал свет на своем лице каждый раз, когда она смотрела на него.
Я улыбнулась. Его слова были такими милыми и неожиданными. В этом сложном мужчине, который украл мое сердце, несмотря на все мои усилия защитить его, было много слоев. Я хотела провести всю жизнь, раскрывая их, но существовал вполне реальный шанс, что мне это никогда не удастся.
Изнеможение давило на меня. Я так устала, что позволила себе закрыть глаза и представить, что нахожусь далеко от этой ужасной, холодной комнаты, наполненной воспоминаниями о боли других людей.
Голос Николая продолжал звучать ровным гулом, но его слова ускользнули от моего понимания, когда я провалилась в сон.