— Итак, я полагаю, тебя возбуждает наблюдение? – его голос был веселым и пресыщенным.

Жар окрасил мои щеки, и я оторвала взгляд от его испачканной спермой руки, все еще держащей толстый член. Даже после оргазма, он, казалось, совсем не смягчился.

— Ты единственный, кто кончил, Нико.

— Тогда может, заскочишь сюда? Не хотелось бы оставлять тебя на взводе.

Его ухмылка разозлила меня еще больше.

Он был прав, я не могла скрыть от него свои эмоции. Каким-то образом он мог видеть через любые стены, которые я когда-либо воздвигала перед ним.

— Может, я и смотрела, но это не значит, что меня это завело, – сказала я, звуча чопорно и неопытно даже для своих ушей.

Нико откинул голову назад и рассмеялся.

— София, ты сводишь меня с ума, милая. Я мог бы прямо сейчас выставить тебя лгуньей, просунуть руку под полотенце и проверить это утверждение, но не буду. Нет, пока сама не попросишь меня об этом.

Он одарил меня злобной ухмылкой и повернулся, чтобы взять крошечный флакончик шампуня, предоставленный мотелем, оставив меня любоваться восхитительным видом его мускулистой задницы.

Я вздернула подбородок и прикусила язык, не решаясь заговорить. Выбрала место на плитке, где черная плесень разрасталась усиками, и намеренно отвернулась. Я пристально разглядывала ее, игнорируя свое любопытство и жгучее желание оглянуться на Николая.

Позже, я лежала на своей стороне кровати, натянув простыни до шеи, и смотрела, как Николай заклеивает свои многочисленные раны. Он обошелся без маленьких пластырей из набора и воспользовался другой вещью, которую украл на заправке. Серебристой клейкой лентой. Он обмотал ею глубокую рану на плече и похлопал сверху, чтобы разгладить. Я была заинтригована его стойкостью. Это не было притворством, как у многих мужчин из моей семьи. Сильвио, мой кузен, был хорошим тому примером. Николай был по-настоящему вынослив.

Он проигнорировал дюжину порезов, которые, по моему мнению, следовало бы обработать, и сосредоточился только на тех, которые были достаточно серьезными, чтобы из них постоянно текла кровь. Я содрогнулась при мысли о том, как он позже будет срывать скотч.

Он прикурил еще одну сигарету в ванной, втягивая никотин в легкие, пока латал себя. Я закашлялась, когда до меня донесся запах. Он не был отталкивающим. Я привыкла к сигаретному дыму дома, но сегодня он раздражал мои легкие.

Николай поднял бровь, поймав мой взгляд на себе в зеркале.

— Эта дрянь убьет тебя, ты в курсе? – пробормотала я.

Он издал лающий смешок.

— И что? В таком случае тебе следует сказать мне, чтобы я выкурил десять сразу.

Верно. Предполагалось, что я желаю смерти этому мужчине. Я должна была желать ему смерти. Он таскал меня по всему лесу с приставленным пистолетом к спине и угрожал застрелить. Он выстрелил в Джино, бедного, невинного, неумелого Джино.

— Неважно, делай, что хочешь, – пробормотала я и перевернулась на спину, стараясь держать простыни повыше.

На мне не было ничего, кроме нижнего белья. Я высушила его феном. Остальная одежда требовала гораздо больше времени и, вероятно, завтра, когда я снова надену ее, все еще будет влажной. Я вздрогнула при мысли о завтрашнем дне. Что он принесет? Получил ли отец мое сообщение?

— Вот, выпей это. Ты, наверное, хочешь пить, – сказал Николай, открывая бутылку минеральной воды и передавая ее мне.

Мне ужасно хотелось пить. Теперь, когда он упомянул об этом, жажда ожила с новой силой. Я взяла бутылку и сделала большой глоток, потом еще. В конце концов, я залпом выпила прохладную жидкость.

Николай подошел к другой стороне кровати, наконец-то чистый и подлатанный. Было еще рано, но мы оба были готовы спать. Молчаливое согласие. Окруженные темными кругами глаза Николая, казалось, становились все тяжелее и тяжелее с течением времени, а мне нужно было отдохнуть от его волчьего взгляда, устремленного на меня. Находиться рядом с младшим Черновым было тревожно, и так было всегда. Я чувствовала слишком много; мою кожу покалывало, а ощущения обострились. Это утомляло. Хуже того, от постоянных прикосновений и взглядов на его горячее тело, не говоря уже о сцене в душе, моя кожа была лихорадочно горячей, а трусики влажными. Я постоянно находилась в состоянии возбуждения и ужаса одновременно. Я умру, если он узнает о первом.

Я вцепилась в простыню, когда Николай попытался откинуть ее.

— На мне нет одежды.

— Не моя проблема, – категорично заявил он.

— Джентльмен спал бы поверх одеяла, а еще лучше – вон на том стуле.

Я знала, что нет ни малейшего шанса, что Николай так поступит, но было приятно указать на это. Кто-то должен был помнить, насколько все это безумно. Что-то рациональное должно было дать понять моему жалкому любопытному телу, что этот мужчина – мой похититель и враг.

Николай громко рассмеялся и откинул простыню.

— У тебя отличное чувство юмора, lastochka. Не знаю, говорил ли тебе кто-нибудь об этом раньше.

— Нет, и я не шутила.

Николай хмыкнул.

— Значит, никто в твоей жизни не ценит хорошую комедию.

Он уронил полотенце.

Я задрала голову и уставилась в потолок, мои щеки запылали.

— Видимо, они не понимают тебя так, как я, – сказал он, забираясь в кровать рядом со мной.

Матрас прогнулся, соблазняя меня перекатиться к нему. Его тепло немедленно заполнило пространство под простынями.

— Ты меня не понимаешь, – мрачно запротестовала я.

— Конечно, понимаю. Готов поспорить, что я единственный в твоей жизни, кто понимает, – сказал Нико как ни в чем не бывало. Его тон вывел меня из себя.

Убедившись, что он прикрыт, я повернулась на бок. Черт, одна мысль о том, что он голый и находится всего на расстоянии вытянутой руки от меня, что-то делала с моей киской, наполняя ее влагой и теплом.

— Ладно. Что я чувствую, если ты так хорошо меня знаешь?

Николай хрустнул костяшками пальцев, и я уставилась на чернила на его пальцах и тыльной стороне ладоней.

— Тебе скучно и одиноко, ты заперта в поместье, как принцесса в башне, – тихо сказал он. Он повернул голову и пригвоздил меня к месту своими тревожными серыми глазами. — Ты застряла в клетке, хорошенькая птичка Антонио Де Санктиса, которую он выпускает лишь для демонстрации… моя маленькая ласточка с подрезанными крыльями.

Внезапные непрошеные слезы обожгли мне горло. Я чувствовала, как странная связь с Нико снова оживает, пока мы смотрели друг на друга. Мое отчаянное желание сбежать несколько поутихло, когда я поняла, что привела в действие то, что может спасти меня. Замена одного дьявола на другого. Знание того, что скоро все вернется на круги своя в моей жестко контролируемой, лишенной приключений, унылой жизни. Скучное шествие вперед к браку с незнакомцем, которого я не любила, и смерти в конце пути. Ничто из этого не казалось волнительным. После последних нескольких дней с Нико я сомневалась, что хоть что-то когда-либо снова вызовет у меня волнение.

Маленькая ласточка с подрезанными крыльями. Он даже не представлял, насколько был прав.

— Вау, как проницательно. Не нужно быть гением, чтобы догадаться, что девушку с таким параноидальным и властным отцом, как мой, будут держать взаперти. Скажи мне что-нибудь менее очевидное, – бросила я ему вызов.

Он надолго замолчал, обдумывая свои слова.

— Ты хочешь, чтобы с тобой что-то случилось. Ты хочешь быть свободной, но в то же время хочешь спрятаться. Ты боишься не только того, что никогда не будешь свободна... но и противоположного. Птичка с подрезанными крыльями в реальном мире далеко не улетит. Одомашненное животное, которое забыло, как выживать в дикой природе. Ты жаждешь свободы, но и боишься ее. Твоя клетка находится здесь, внутри.

Его палец постучал меня по лбу, и я резко отдернула голову.